Изумруд - камень смерти

Он покричал Климу, чтобы страховал, и продолжил спуск. Следующий штрек представлял собой косую щель и тоже повторял путь изумрудной жилы. Вообще-то весь массив горы был сложен слюдитом с изумрудными включениями, но хорошие, ювелирные камни, судя по всему, лежали не сплошь, а достаточно узкими зонами. Пока он мог с уверенностью сказать лишь, что хозяева шахты не разменивались на мелочь, оставив её в породе. Косая щель шла вниз на протяжении десяти шагов. Дойдя до упора, Вовец взглянул вверх и увидел, как высоко находится потолок, метрах в пяти. Горщики разрабатывали только самые богатые зоны по традиционной методике: выкалывали большие куски породы, содержащие ювелирные кристаллы, вытаскивали их на поверхность, а возле ручья производили разборку, извлекая качественные изумруды.

У Вовца вдруг появилась тревожная мысль: а что, если шахта выработана до конца, потому её и бросили, оставив только мелочь, недостойную внимания. Конечно, для их бригады и эта мелочевка, возможно, окажется настоящим сокровищем, но все равно хочется большего. И он решил спуститься на дно колодца, все боковые штреки наверняка пусты. Старые горщики ни за что не стали бы долбить сорокаметровую дудку в горе просто так, если прослеживается жила, нет, они только по жиле и пойдут.

И Вовец скользанул по веревке вниз, притормозив у самого дна. И как раз вовремя: едва не шлепнулся в воду, скопившуюся внизу. Клим что-то крикнул, звук, многократно отраженный от неровных стен, скатился неразборчивым клубком. Наверное, Клим просто хотел понять, почему страховка понеслась с такой скоростью. Вовец, зависнув над черной водой, бросил на неё луч налобного фонаря. Из богатого спелеологического опыта ему было известно, что подземные воды прозрачны, но сейчас дно не просматривалось. Вода морщилась, конец веревки раскачивался, разгоняя неритмичные круги, отбрасывая блики. Он двинул головой, проследив лучом света направление цепи подъемника. Бадья, налитая по края, наполовину торчала из воды. Вовец толкнул её ногой, но та не шевельнулась, словно привязанная. Так оно и оказалось: какая-то ржавая проволока, прикрученная к ушку, уходила под воду. Он ухватился левой рукой за холодную влажную цепь, притянул к себе и стал ногой на край пятиведерной бадьи. Ослабил на груди перехлестнутую за карабин основную веревку, получив свободу движений. Присел, держась за цепь, отвязал от пояса обушок и одним ударом сбил проржавевший проволочный узел. Бадья сразу резко качнулась, и Вовец чуть не сорвался в воду. Он вытащил из воды конец веревки, привязал обушок и опустил обратно. В луче фонаря белая рукоятка была прекрасно видна в прозрачной воде. Обушок опустился всего на метр и мягко остановился. Вовец подергал веревку, словно рыбак леску с блесной. Крутящееся, искристое облачко окутало инструмент. Мельчайшие чешуйки слюды, отслоившиеся от слюдитовых стен, затянули дно. Этот зеркальный ил, отражая свет, создавал впечатление бездны.

Вовец подергал за страховочный конец, подавая сигнал подъема, и постучал обушком по цепи. Глухое бряканье пошло вверх по шахтному колодцу. Серж с Климом, вытащив стопорный клин из колеса, принялись вращать подъемник. Вовец поехал кверху, стоя на ободе бадьи. Дорога оказалась долгой, с частыми остановками. Это Серж снимал пироксилиновые шашки. Через края бадьи выплескивалась вода, звонко шлепалась внизу. Но постепенно звук этот становился все глуше, а потом и вовсе перестал доноситься на высоту почти полусотни метров.

Вовец коротко обрисовал ситуацию. Решение напрашивалось само: откачать воду и ил бадьей. За один подъем можно литров пятьдесят-шестьдесят извлечь, а пару кубов вычерпать часа за полтора, а то и быстрее. Выпотрошенную шахту никто бы не стал минировать и вход подрывать, значит, на дне как раз и должна быть жила с полновесными камнями.

Воду выливали на пол входной штольни, слегка наклоненный в сторону лаза. Климу пришлось поработать ломом, чтобы пробить сток из ямы у входа на склон горы. Потом Клима опустили вниз, и он, стоя по колено в слюдяном иле, принялся орудовать совковой лопатой, наполняя бадью. Вовец принимал бадью на половине подъема, скособочась в щелевидном штреке, подтягивал к себе и опрокидывал. Темная, отливающая серебром гуща медленно ползла в дальний конец. Вскоре на дне шахты открылся ещё один узкий штрек, настоящая лисья нора. Оттуда тоже наползал вязкий ил. Через сорок минут Клима сменил Серж, а тот, сбросив мокрые сапоги, стал греть застывшие ноги, приплясывая босиком у колеса на охапке трухлявой соломы.

В работе произошла непредвиденная задержка: Серж добрался до конца ржавой проволоки. Она оказалась привязана к артиллерийскому снаряду. Там же в иле отыскались какие-то ржавые железки и обрывки ремней - остатки адской машины. Тот, кто несколько десятков лет назад минировал шахту, соорудил какое-то хитроумное, а может, наоборот, глупое взрывное устройство. Снаряд, похоже, должен был взорваться в момент подъема бадьи. Детонация и пироксилиновое пламя по колодезной цепи побежали бы от шашки к шашке, уничтожая шахту. Но этого не случилось, потому что грунтовые воды собрались на дне и потопили в тяжелом иле пиротехнические хитрости. Что не сгнило и не заржавело, все равно уже не могло сработать, как планировалось. Даже снаряд для трехдюймовой полевой пушки так закопался в плотный ил, что бадью оказалось просто невозможно вытянуть.

Серж заскреб лопатой дно от остатков ила и принялся вычищать обнаружившийся штрек, выгребая из него мокрую гущу. Вскоре ему пришлось встать на коленки и продолжать свое грязное дело, вползая на карачках в нору, и пятиться задом, вытаскивая наполненную лопату. Производительность труда резко упала. Вовец не вытерпел, натянул рукавицы и, обхватив руками и ногами цепь, съехал вниз. Вдвоем они быстро закончили расчистку. Штрек оказался всего метра четыре длиной и довольно круто падал вниз. Вовец заполз в него и перевернулся на спину. Мокрой рукавицей протер потолок. В луче фонаря вспыхнуло, загорелось изнутри сочной зеленью стеклистое округлое пятно величиной с бутылочное донце. У него перехватило дыханье.

* * *

Лучше всех клиньями орудовал Серж, у него был настоящий талант понимать хитросплетение прожилок, трещинок и зон контакта горных пород. Он ставил зубило в то самое место и ударял молотком именно с той силой, какая была необходима, чтобы не испортить кристалл, а отделить его от каменного массива. В этом деле ему не имелось равных, и когда доходило до разборки халцедоновой жилы или аметистового занорыша, командовать начинал он. Но с изумрудами он встретился впервые, впрочем, как и все остальные члены команды. Поэтому начал с осмотра инструмента, найденного в шахте. Старые горщики не стали бы держать бесполезное железо. Огромные клинья и долота ясно указывали, что "деды" отламывали изрядные глыбы породы, раскалывали на более мелкие куски и вытаскивали наверх. Слюдитовый массив пронизывали пропластки мягкого шпата, плагиоклаза и тальк-хлорита. Именно в них и следовало забивать "железо". Серж окидывал взглядом стенку и приставлял клин, Серый аккуратно подбивал его до тех пор, пока конец крепко "закусит", то есть зажмёт. После этого уже лупили кувалдой. Забив таким образом три-четыре клина, выворачивали глыбу "клювом" - титановым ломом с изогнутым плоским концом, или "кочергой", ещё более загнутой, чтобы рычаг был мощней. Есть несколько способов разделки каменной глыбы: обмолот - окалывание мелких кусочков со всех сторон, шинковка - раскалывание кувалдой на куски средней величины, и простой раскол. Вот в простой раскол и пускали слюдитовые глыбы, разбивая их на несколько частей. Потом их складывали в бадью, поднимали наверх и на тачке откатывали в штольню, складируя там до времени вдоль стен. Такая работа продолжалась почти неделю.

Для разборки добытого назначили специальный день. Встали на рассвете, в начале пятого. После завтрака принялись гонять тачки с горы к плотине, свозя куски породы. Пока двое катали, двое других вытаскивали камни из штольни наверх. Эта каторжная работа длилась почти до обеда, слюдита много наломали, кубов десять. Потом принялись шинковать слюдит молотками и зубилами. Добыча камнесамоцветного сырья и коллекционных образцов в корне отличаются друг от друга. Для коллекции важен кристалл в своей первозданной природной красоте, а сырьё должно быть пригодным для обработки. Поэтому дробили камни без пощады. Кристаллы изумруда пронизаны неизбежными трещинами, их все равно придётся колоть и распиливать.