Осколки

– Ты что-то рано вернулась…

Роза прохаживалась вдоль стены, точно львица. Она выразительно помахивала увесистым краном на конце гибкого зеленого шланга и только что не облизывалась.

Джина для разнообразия была без бигуди и благодаря этому выглядела почти хорошенькой. Она, словно бы оправдываясь за раннее возвращение, обиженно сказала Виктору, что его отец послал ее к черту, что он не пожелал выслушивать ее «глупую болтовню». На этот раз она проговорилась, что отец Виктора «в тюряге», и добавила, что так ему и надо.

– Он иногда бывает настоящей скотиной, твой папаша! – сказала Джина. – И это после того, как мы ездили в такую даль! Роза отвезла меня домой, а эта сука, соседка, сказала, что ты тайком удрал на станцию. Она выследила тебя – ей все равно было надо на станцию – и видела, как ты встретился с этим мужиком, про которого Роза говорит, что он украл у нас миллион. Вик, детка, ну как ты мог, а? Роза говорит, что уж на этот раз он ей все расскажет, но только не благодаря тебе, Вик.

Надо сказать, что я ее слушал не очень внимательно. Я следил за Виктором – и видел, что ласковый тон Джины его не обманывает. Чем больше она трепалась, тем меньше ему все это нравилось.

Признаться, все происходило не совсем так, как рассчитывали мы с Томом, но все же, если… если подумать, причем быстро… если правильно использовать отвращение, которое вызывают у Виктора излияния его матушки… если я смогу выдержать некоторое количество Розиных методов убеждения… быть может, тогда – после беззаботного дня на вересковых пустошах – быть может, Виктор действительно согласится сказать мне то, что я хочу знать, а я уверен, что он это знает. Быть может, узрев воочию жестокость своей тети Розы, он почувствует себя обязанным как-то загладить это… Пожалуй, этот шанс стоит подбитого глаза или пары синяков. «Ну, валяй, Роза, – сказал я мысленно. – Что делаешь, делай скорее».

В конце концов, в прошлое воскресенье черные маски застали меня врасплох. Сегодня – дело другое. Я мог подготовиться, мог даже рвануться навстречу опасности – и так я и поступил. Я бросился к калитке, ведущей в переулок, и к Розе, поигрывающей своим краном.

Она была проворной и злобной и успела дважды ударить меня, прежде чем я схватил ее за правую кисть и заломил ей руку за спину. Мы оказались лицом к лицу. Я отчетливо увидел пергаментную кожу, усеянную веснушками. От ярости и внезапной боли Роза оскалилась. Джина выкрикнула ругательство и вцепилась мне в ухо, чтобы освободить сестру.

Я успел заметить ужас в глазах Виктора, но тут Норман Оспри вытянул меня сзади шлангом. Роза вывернулась, отпихнула Джину и замахнулась на меня своим краном. Я вспомнил молодость и довольно удачным круговым ударом ноги уложил гориллу Нормана отдохнуть на травке. За это я поплатился еще одним ударом от Розы. На этот раз кран попал мне прямо в подбородок и рассек кожу.

«Ну, хватит! – подумал я. – Хорошенького понемножку!» Кровь текла ручьем. Я воспользовался единственным своим настоящим оружием: свистнул, призывая на помощь Тома.

Ну, а если он не придет?..

Я свистнул еще раз, громче и дольше. Да, это тебе не лондонское такси подзывать. На карту было поставлено как минимум мое самоуважение, а возможно, и моя жизнь. Я не мог сказать Розе, где искать кассету, но, если очень понадобится, можно было бы что-нибудь выдумать. Поверила бы она мне – это другой вопрос, и я очень надеялся, что ответа на него мне узнать не придется.

По счастью, мне действительно не пришлось узнать это – как и то, какую программу заготовила Роза для своих воскресных забав. Раздался треск, звон, Том отдал какую-то команду, и из распахнутой кухонной двери в тесный двор выскочили три ощерившихся добермана-пинчера. Следом появился Том. В руках у него был увесистый железный прут, оторванный от какого-то заборчика. Норман Оспри опасливо попятился. По сравнению с железным прутом шланг выглядел несерьезно. Воскресная забава переставала быть забавной.

Псы набросились на Розу. Она, ругаясь, протиснулась в калитку, приоткрыв ее и тут же захлопнув. Рассчитывая на то, что псы меня уже знают и кидаться не станут, я обошел их и запер калитку на оба засова, чтобы Роза не смогла вернуться.

Джина принялась было кричать на Тома, но неубедительно. Когда он угрожающе надвинулся на нее, она немедленно заткнулась и промолчала даже тогда, когда обнаружила, что, чтобы войти, Том вышиб парадную дверь. Не попыталась она и остановить своего сына, когда тот пробежал через дом и окликнул меня прежде, чем я успел выйти на дорогу.

Том и его доберманы уже вышли на улицу и возвращались к машине.

Когда Виктор окликнул меня, я немедленно остановился и подождал, пока он подойдет ко мне. Либо он скажет мне это сейчас, либо не скажет вообще. Сейчас станет ясно, не напрасно ли мне рассадили подбородок.

– Джерард! – Парень задыхался, и не от бега, а от потрясения. – Я так больше не могу! Если вам действительно нужно знать… Доктор Форс живет в Линтоне, на улице Вэлли-ов-зе-Рокс.

– Спасибо, – коротко ответил я.

Виктор виновато смотрел, как я промокаю кровь позаимствованным на кухне полотенцем.

– Не забывай, у тебя есть мой почтовый адрес, – сказал я.

– Вы еще можете разговаривать со мной после… после такого?

Я усмехнулся.

– Ничего, зубы у меня целы.

– Берегитесь Розы! – предупредил Виктор. – Она никогда не сдается!

– Постарайся поселиться с дедушкой, – посоветовал я. – Там будет безопаснее.

Он немного повеселел. Я хлопнул его по плечу на прощание и зашагал по Лорна-террас туда, где ждал меня Том Пиджин.

Увидев мою разбитую физиономию, Том заметил:

– Что-то долгонько вы не свистели!

– Это я по глупости, – улыбнулся я.

– Так вы нарочно тянули время! – осенило его. – Нарочно позволили этой змеюке вас ударить!

– Что ж, даром ничто не дается! – вздохнул я.

Мартин говорил, что большинство синяков и ссадин проходит в течение недели. К тому же на этот раз я в понедельник сходил к врачу, и тот заклеил самые страшные ссадины специальным пластырем.

Констебль Додд, увидев меня, пришла в ужас.