Алмазный маршрут

Татьяна почувствовала себя очень одинокой. Она одна, в чужой стране, в пустом, неубранном доме. И вообще, он что, меня к этому охраннику совсем не ревнует? Оставил с ним практически на весь день. Татьяна даже заплакала от жалости к себе.

Она вернулась наверх, в спальню, стала собираться, чтобы идти на рынок. У нее нечасто выпадало время, чтобы приготовить любимому мужчине изысканное блюдо. Обычно они заказывали еду в соседнем ресторане. Особенно она любила готовить борщ. Хороший, наваристый, пунцового цвета. Чуть кисловатый, с жирной белой сметаной и мелким укропчиком. И к нему — пампушки с чесноком. Это было своего рода ее психотерапией. Когда ей было плохо, она начинала варить борщ. В процессе приготовления ее настроение, как по волшебству, улучшалось, а к концу производственного процесса обязательно объявлялись друзья, случайно проходящие мимо.

Татьяна давно не была на рынке Кермель в Йеменском квартале. Как всегда, шум и крики со всех сторон оглушили ее, пестрота одежд и товаров закружила голову, а от многочисленных запахов рот наполнился слюной. Андрей шел рядом, спокойный, молчаливый, следящий за тем, чтобы ее, не дай бог, случайно не толкнули.

Потом сидели в небольшом кафе под навесом. Пили минералку и ели фалафель — тефтели из восточного гороха. Татьяна искоса смотрела на Андрея. В зеленном ряду один торговец сделал ей комплимент — сказал, что сын очень похож на маму. Интересно, понял ли Андрей, что его записали ей в сыновья? По крайней мере, виду не подал.

Борщ был готов. Татьяна порезала картошку, сложила ее в холодную воду — чтобы быстро пожарить, когда Борис придет. Он ненавидел холодную картошку и никогда не ел даже разогретую. Посмотрела на часы. Восемь. Еще целый час. Чтобы убить время, она решила убрать в спальне. К тому же ей предстояло там спать. Двадцать минут как можно тщательнее она пылесосила ковровое покрытие. Потом заглянула под кровать — пыли было на несколько пальцев. Она попыталась ее отодвинуть, но огромная кровать не поддавалась. Тогда ей в голову пришло позвать Андрея — не самой же надрываться. Андрей с легкостью отодвинул кровать.

Теперь краска бросилась в лицо Татьяне — под кроватью валялось несколько использованных презервативов. Увидев реакцию Татьяны, Андрей замешкался.

— Может, поставить ее на место? — неуверенно спросил он.

Она бросила пылесос и вышла из комнаты.

Первым ее желанием было собрать вещи и уехать домой. Но через некоторое время она поняла, что поступает вспыльчиво. Как девчонка. Ведь ей же нужен Борис, она ведь его любит. Если она сейчас уедет, неизвестно, что произойдет. К тому же домой возвращаться страшно. Ее логические рассуждения с трудом пробивались через красные волны яркого, рокочущего гнева. «Свинья, я убью его. Я его уничтожу. Благодаря мне ты стал тем, кем есть сейчас. Мелкая сошка. Хоть бы потрудился убрать за собой. Я тебя презираю!»

И снова логика: ничего не поделаешь. Если устроишь ему сцену, он может уйти от тебя. Выбирай: ты с ним или ты без него.

И снова ярость: а он со всеми! И потом, трусливо, с надеждой: а может, это не он? Может, он давал ключи одному из своих друзей? В памяти всплывает деталь: он говорил, что соседка убралась тут перед его приездом. Значит, он. Татьяна залпом выпила стакан воды, потом другой. Немного успокоилась.

Надо срочно придумать, что делать. Просто так нельзя. И сцену закатывать нельзя. Истерики еще никому не помогли. Черт, хороший же отдых он ей устроил… Интересно, у него была одна, постоянная, или разные?

«Успокойся, успокойся, успокойся», — сказала она себе. Спиртное пить нельзя — можно сорваться. Лучше валокордин. Татьяна стала рыться по всем шкафчикам. Обернулась — на пороге стоял Андрей и внимательно на нее смотрел. Как-то странно. Как — Татьяна не смогла понять. Слишком озабочена была своими чувствами. Он что-то ей протянул.

— Успокаивающее. Через десять минут — как в танке.

Татьяна отрицательно покачала головой и снова принялась рыться в ящичках. Вдруг словно через ее внутреннюю преграду прорвалась лавина. Татьяна заплакала — горько и навзрыд, почти воя. Не прекращая рыдать, подошла к охраннику, взяла таблетку из его рук, зубами разорвала облатку. Минут через пятнадцать она действительно успокоилась. Центры, ответственные за чувства, затормозились, и она могла подумать. Она ничего ему не скажет. Совсем ничего. Но поставит вопрос об их совместной жизни. Раньше они не могли пожениться, потому что Кокушкин был жив. Теперь его нет, а Борис так и не поднимал вопрос об их будущем. Даже, как однажды Татьяне показалось, он испугался того, что теперь больше времени должен будет проводить с ней. Что же, сегодня она поставит вопрос об их отношениях. И если он откажет, как всегда обаятельно, полушутя, она найдет мужество признать, что это — все. И тогда она сама его бросит. К чему унижаться.

Она умылась и сделала макияж. Потом надела свое самое соблазнительное платье. Спустилась вниз, повязала передник. И когда перед домом раздался шум машины, поставила сковородку на огонь и уверенным движением бросила на нее нарезанное сало.

Кантор приехал оживленным, со сверкающими глазами. Не обратив внимания на состояние Татьяны, он в возбуждении начал рассказывать о том, что ему звонил Зайцев из Москвы. Что тот нашел потрясающий канал сбыта бриллиантов, что прибыль превысит предполагаемую процентов на пятнадцать — двадцать. Сели за стол. Андрея Борис тоже пригласил присоединиться. Налил всем водки из морозилки и принялся, покряхтывая, есть борщ. Дожидаясь, пока дожарится картошка, начал опять рассказывать о том, как прекрасно идут дела, и наливал себе рюмку за рюмкой. Татьяна пару раз сделала замечание о том, что все идет слишком хорошо. «Должно же нам повезти!» — воскликнул возбужденный Борис. Татьяна хотела ответить, но ее смущало присутствие охран-пика за столом. Андрей понял, что женщина испытывает неловкость, и попытался уйти. Кантор изо всех сил удерживал его за столом, словно боялся остаться наедине с Татьяной.

В спальню поднялись только в первом часу. Он сразу начал ее целовать, и Татьяна, поддаваясь ему, думала о том, что он не хочет, чтобы она начала говорить. И когда они занимались любовью, она прокручивала в уме события после смерти мужа. Естественно, сначала он утешал ее, был рядом. То есть ей казалось, что он был рядом. Теперь она поняла: ему было удобно общаться с ней в те редкие моменты, когда Кокушкин уезжал в командировки. Он боялся быть с ней всегда. Все, ради чего Татьяна работала последние годы, а работала она ради себя и Бориса, и только ради их двоих, — все летело в пропасть.

Закончив, Борис поцеловал ее в щеку, быстро пробормотал: «Я люблю тебя, заяц», — и сладко зевнул.

— Давай уедем, Борис, — тихо сказала Татьяна.

— Что? — Он был уже в полусонном состоянии.

— Давай уедем. Ко всем чертям. Мы достаточно заработали, чтобы отдыхать. Купим себе землю на каких-нибудь доминиканских островах, построим красивый дом…

— Таня, что с тобой? — Он приподнялся на локте.

— Я боюсь, — честно сказала она. — Нас всех убьют.

— Ерунда! — в сердцах выпалил он. — У тех, кто тебя преследовал, кишка тонка. Не на таких напали.

— На таких. Я не знаю, кто это, Боря. Но они меня предупредили, что могут убить. С их стороны это почти благородно. Я хочу выйти из дела!

— Ты с ума сошла! Не поддавайся панике! — Он грубо встряхнул ее за плечи. — Зайцев вот-вот подпишет контракт, я нашел солидных покупателей…

— Все слишком хорошо, Борис! Слишком хорошо, чтобы быть правдой!

— Не истери! — Он прикрикнул на нее почти грубо.

— Извини. Просто… Тебе не надоело все это?..

— Что «все это»? Извини, дорогая, но это моя жизнь!

— Почему ты кричишь на меня? Я просто хотела поговорить…

Он несколько мгновений помолчал, потом взял ее голову в свои руки.

— Прости, заяц. Кажется, я сегодня перебрал. — Он со всей нежностью поцеловал ее. — Здесь неподалеку есть уютный ресторанчик. Отдельные кабинки, на двоих. Устроим друг другу романтический ужин. Ты как?