Время действовать

Зверь раскромсал веревки своим длинным ножом.

Она зажмурилась, тяжело дыша.

— Милая... мы отвезем тебя в больницу... спокойно... спокойно...

Откуда-то полетел халат, упал на нее. Я подоткнул его по краям. Ее дыхание стало реже и глубже.

— Ты не ранена? Вызвать «скорую»?

Зверь исчез.

Я выругался и вскочил на ноги. Возле кафельной печи стояла грубая старая кочерга. Я схватил ее и на цыпочках вышел в темный коридор.

Пусто.

Открылась одна из дверей. Оттуда вышел Зверь, причем сперва появился его нож. Он указал на следующую дверь в коридоре. Я подкрался к ней и встал наготове у ручки. Рванул ее, подождал пять секунд — ни звука, — и в комнату ворвался Зверь.

Но повсюду было пусто. Три пустые спальни, пустая кухня, пустая гостиная и голая Кристина Боммер на постели в четвертой спальне. Зверь покивал головой и засунул клинок в ножны, сзади на поясе.

— Коллектив, — пробурчал он. — Два пара девиц, я говорил.

А я уже шел к комнате Кристины.

Она сидела на краю постели, пытаясь натянуть на себя халат. Было видно, что ее вот-вот вырвет, глаза были остекленелые.

— Я хочу вымыться, — сказала она.

Подбородок у нее задрожал, и она прикусила губу.

— Конечно, — сказал я. — Врач тебе нужен?

Она вздрогнула.

— Нет. Ни в коем случае. Мне нужна горячая ванна.

Я рыкнул в сторону коридора:

— Зверь? Приготовь ванну! Горячую!

Ее большие глаза уставились на меня. Губы дергались.

Я перевел дух.

— Кристина, только одно — сколько их было? И когда они исчезли?

Она подняла голову, как будто просыпаясь:

— Трое, три мужика. Пять минут тому назад, четверть часа.

Я сжал ладонями ее лицо. Ее трясло.

— Кристина, я должен сбегать на улицу. Рикардо о тебе позаботится, я обещаю! Вернусь очень скоро.

Губы ее сжались, но она кивнула.

— Зверь, — крикнул я в коридор. — Cuidala! [55]

Он вышел из ванной. За ним шумела вода. Ух, какой он черный, почти не виден в темноте.

— Хиляй, — сказал он.

Я слетел по лестнице, прыгая через несколько ступенек, но на улицу вышел осторожно. Мимо подъезда цокала какая-то молодая женщина на высоких каблуках. На другой стороне группа мальчишек спорила, чей папа богаче.

Я пристроился молодой женщине в затылок, дошел до угла, перешел на другую сторону перекрестка.

Уппландсгатан кишела народом. Было почти шесть часов, в продуктовых магазинах стояли очереди, давка у табачных киосков, стычки из-за мест для стоянки, битком набитые автобусы.

Я заметил трех молодых людей — черномазых, говоривших по-испански — перед меховым магазином. Трое других — белокурые, смеющиеся — у запаркованного «мерседеса». Трое в комбинезонах ждали кого-то в подъезде. Еще трое с ракетками для сквоша у автобусной остановки...

Я знал только, что их было трое. И что они меня знают, потому что видели раньше. Но я их не знаю, никогда не видел.

Вдруг мне показалось, что трое у остановки смотрят на меня. Я обернулся. Но трое возле мехового магазина тоже на меня уставились. Тогда я повернулся к «мерседесу». Там стояли три мужика и глазели в мою сторону.

— Что за чушь, — сказал я.

Кристина Боммер права. Соображаю я медленно.

Кто-то пел в ванной. Низкий красивый голос мягко выпевал по-испански. И все же я не сразу понял, что это Зверь. Я никогда ранее не слышал, чтобы он пел.

Я стоял в темном коридоре и стаскивал ботинки. В спальне Кристины было пусто. Я осторожно постучал в дверь ванной.

— Входи, compadre, — ответил голос Зверя.

Она лежала в ванне.

Белокурые волосы, белая кожа. Как будто спала.

На полу валялись рваная кофточка и один чулок — остатки того, что на ней когда-то было.

Зверь стоял возле ванны на коленях, черная дьявольская борода, темная кожа, как у пантеры. Одной рукой он поддерживал ей голову и бережно обмывал губкой бледное лицо с зажмуренными глазами.

Ванная комната была старомодная, с электрическим нагревателем, а сама ванна — громадная и на львиных лапах. Все помещение заволокло паром, зеркала запотели, и пот тек по загривку Зверя ручьями.

Я чуть улыбнулся и попытался что-то сказать, когда он обернулся ко мне. Глаза Зверя злобно блеснули.

— La violaron.

Они ее изнасиловали.

Она открыла глаза и взглянула на меня. Лицо у меня горело в этой духоте. А в горле першило — меня душила ярость.

— Putos, — сказал я.

Зверь кивнул. Бляди. Кристина Боммер подняла голову.

— Мне надо в больницу, — сказала она спокойно. — Хочу, чтоб меня осмотрели.

— В Саббатсберге?

— Нет, в Хюддинге, — ответила она. — Где я работаю. Там все сделают, не подымая шума.

Она попробовала встать. Я пошел вон из комнаты. Зверь держал халат наготове, вежливо отвернувшись, но она сказала:

— Давайте оба отсюда. Я хочу принять душ.

Мы стояли в коридоре, слушая, как льется вода. Зверь драл ногтями свою бороду.

— El irlandes, — пробурчал он. — Solo el.

— Только он? Ну, его-то мы найдем. А что она еще сказала?

— Больше ничего.

Она вышла из ванной в халате, неуверенными шагами. Лицо было белое.

— У нас машина, — сказал я. — Мы тебя отвезем.

Она приостановилась в дверях своей спальни и ответила спокойно и деловито:

— Мне нужно просушить волосы.

Зверь вел машину мягко и спокойно, несмотря на большое движение. Она сидела рядом с ним. Когда мы выехали на более свободные улицы, она откашлялась и спросила:

— Как это вышло, что вы приехали?

— Я звонил твоей маме. И стал беспокоиться.

Она засмеялась, напряженно и неестественно:

— А вообще-то я вела себя очень хорошо.

— Как так? — спросил я с заднего сиденья.

— Они позвонили в дверь через полчаса после моего прихода. Три мужика.

Она засмеялась еще раз, так же механически.

— Спросили, как меня зовут. Я сказала — Агнета Эрикссон.

— Ух ты, — выдохнул я. Это имя я видел на двери.

— А потом скрутили меня, отняли ключи, все обыскали, перевернули, а потом... он сделал... это.

Зверь заерзал у руля.

— Но когда они уходили, — сказала она, — то попросили передать привет...

Машина катилась прямо на слепящий закат. Мы ждали окончания фразы. И она сказала медленно:

— Кристине Боммер.

14

— А теперь полиция ищет и меня, — сказал я.

В большом зале воздух был едкий от пыли. Я укрывался в глубине архива «Утренней газеты», за тоннелями без потолка, выстроенными из металлических ящиков. Коммутатор обещал перевести разговор на аппарат, любезно установленный на один из столиков, к которым обычно присаживались посетители. Дирекция тоже приложила старание — позвонить из редакции на этот аппарат в тот вечер было нельзя.

— Мне нужен твой номер, — потребовал я.

Она была пунктуальна, позвонила точно в тот момент, когда изо всех радиоприемников в архиве зазвучали звонкие позывные последних известий. Мою манеру разговаривать она не одобряла.

— Послушай, ты, красотка, — сказал я. — Убили моего товарища по работе. Изнасиловали мою подругу. За мной гонятся с двух сторон: банда преступников и легавые. А я еще ломаного гроша не получил даже от тебя.

— Ах, так ты стараешься ради денег?

Это она произнесла автоматически. Любимое оскорбление богатых дураков. Я не отвечал. Дурой она не была.

Она помолчала. А потом прошептала:

— Почему полиция тебя ищет? И кого изнасиловали?

Я вздохнул. День выдался долгий. Так осторожно люди играют, когда уже не полагаются на свои козыри.

— Нам надо встретиться, — сказал я.

Ничего другого не оставалось.

— О'кей, встретимся еще раз. — Ее голос звучал решительно. — Завтра, рано утром.

— Погоди, — сказал я. — Если мы встретимся, я хочу получить ответ на один вопрос. Скажешь мне, кто сообщил насчет ограбления броневика.