Жизнь в розовом свете

В тот вечер завывала вьюга, в углах комнаты прятались тени: казалось мы несемся над миром на потерявшемся, сбившимся с курса паруснике.

Старухи начали петь. Вначале едва слышно, потом все громче, стройнее. Конечно, они репетировали здесь уже не один год и протяжная баллада об уехавшем а высокие горы рыцаря, тронула меня сильнее, чем хор в опере.

"Уехал верный рыцарь мой пятнадцать лет назад. И на прощанье я ему заворожила взгляд. В край бурных рек и синих гор направил он коня. Во всех красавицах с тех пор он узнает меня."

Я обмирала, уверенная в том, что где-то на краю света, глядя сквозь очередную подружку, Грег видит мое лицо...

Баронесса Мориц вдруг поднялась и пошла к дверям, без тросточки, выставив вперед руки. Казалось, она увидела кого-то и распахнула объятия. Я замерла - слепая дама, на натыкаясь на мебель, шла прямо ко мне! Я вскочила, убрала с дороги свой стул, освобождая проход. Старуха повернулась, словно видела меня. Прижавшись спиной к стене, я затаила дыхание. Сухие пальцы в искрящихся перстнях коснулись моего выпяченного живота.

"Здесь темно. Света! Необходимо побольше света..." Мне казалось, поблескивающие чернотой стекла пенсне "смотрят" прямо в мои глаза. "Откройте окно, деточка, утреннее солнце такое розовое!.. Оно помогает выжить". Баронесса загадочно улыбнулась, словно сказала нечто, понятное лишь нам двоим.

На следующий день, забрав свой чемоданчик, я села в сани фермера Пауля и уехала в городок Алкен. До Вены меня довезла электричка. Когда я прошла осмотр в клинике, оказалось, что с гемоглобином все в порядке. В марте я благополучно родила Антонию.

- Да у тебя и сейчас кровь как у девушки. Не то, что у меня сплошные ??????????

- Ты аллергична, Ди. После цветущей Испании трудно дышать северной пылью.

- Ты когда-нибудь изменяла Родриго?

Да замялась: - Пару раз...

- А если точнее?

- Не помню. Это было совсем не важно... Подумаешь - такой стиль. Все вокруг творят высокое искусство и постоянно флиртуют. Соблазн разит в воздухе - стихи, полотно, музыка - все о любви.

- Родриго знал?

- Ты что?! Он убил бы меня. - Ди положила в рот целую ложку джема и поморщилась. - Пора навестить дантиста.

- Сломался протез? Действительно, джем густоват.

- У меня больше половины своих зубов. И между прочим - два зуба мудрости.

- А у меня - три, - Эн ощерилась. - Все три оставшихся - зубы мудрости.

- Не заметно. Шутишь ты странно. Не надо стесняться своего превосходства - зубов у тебя полно и Ханкеру ты не изменяла.

- Еще как! Ты флиртовала, забывая подсчитать случайных партнеров "стиля жизни". А у меня был только один настоящий возлюбленный. За это действительно следовало бы придумать. Увы, Ханкер отличался редким терпением и благородством. Знаешь, что он сказал, когда я заявила, что хочу уйти к другому? - Эн нахмурилась... - Не знаешь ...

- Что-то очень умное, но ты не ушла.

- Вероятно. Но я осталась с ним потому, что поняла - не стоит гоняться за призраками. То, что было с Грегом не повторится. Я стремилась к такому же накалу чувств, к той же безоглядной радости и лишь смутно догадывалась, нельзя дважды войти в одну реку. К несчастью, это понимаешь, когда тебя вытаскивает на берег спасательная команда, чтобы сделать искусственное дыхание. Мне попался удивительный мужчина. Думаю, его главный недостаток состоял в том, что первым все же был Грег. Это ведь потом понимаешь, что первое - не означает единственное... А может все же - означает? А, Ди?

- Разумеется. Цифры для того и придумали, чтобы отличать предметы одни от других. Первое - есть первое. И никакое другое... Хотя... - Ди с сомнением подняла брови. - Чем хуже остальные цифры?

- Вероятно, я сама сделала глупость, решив написать новое полотно поверх шедевра.

- Имела глупость уехать с Максимом на взморье, где провела первые дни любви с Грегом. "Никогда не возвращайтесь в места, где были счастливы. Время обманет вас под маской пространства", - заклинал Набоков. Тогда я не понимала это. Все было точно так же - те же сосны и те же сырьежки в бархатном мху. Муравьи, земляника, белый песок пустынного пляжа порождали галлюцинацию - Грег появлялся то тут, то там, как проявляются на фотографии призраки. И становилось физически больно от необратимости ушедшего времени. Мне уже перевалило за сорок. Меня не давил груз лет - я ощущала себя той же ????????? девчонкой, готовой все начать сначала. - О нет, Ди, дело заключалось далеко не в сексе. Это было бы совсем просто. Я ощущала любовь - мое призвание. Только она может реализовать какие-то сокрытые во мне сокровища, делает возможность стать талантливой, блестящей, единственно неотразимой. Знаешь это поразительное ощущение - ты словно бутылка шампанского - вся искришься , пенишься, опьяняешь...

Я играла в великие чувства и мне нужен был достойный партнер. Я нашла его на улице.

Максим затормозил в луже, обдав мое новое платье брызгами. Дождь едва кончился, это напоминало о Греге. А мужчина, выскочивший с извинениями из машины, оказался тоже русским - из семьи эмигрантов. Порода была видна сразу. А после оказалось, что Максим - умница, удивлявший меня разнообразием познаний, интересов, привязанностей, тонкий, чувствовавший ньюансы моих душевных движений, талант, равно щедро проявлявший себя в науке, музыке, живописи... К тому же смотреть на него было наслаждением этот человек заключил тайный договор с материальным лицом. Вещи подобострастно подчинялись ему - книга разворачивалась на нужной странице, огонь сам вспыхивал в сигарете, а бутерброд вопреки закону, падал маслом кверху - и не на пол - на колено, застеленное салфеткой. Он был состоятелен, свободен, неотразим. Очень нравился женщинам и умел завораживать их. Боже, как Макс играл Шопена!

Я влюбилась, прогоняя маячившую за спиной Максима тень Грега и старалась не думать об ушедшем в науку муже. Вернувшись домой с побережья, я сказала Хантеру: "Прости, я должна уйти. Он необходим мне, а я нужна ему". Конечно, рыдала, поливая слезами отласную китайскую подушку с вышитым попугаем. Хантер осторожно погладил меня по голове деликатно как чужую. "Ты не можешь уйти. Я слабее его."

Так ????????? признаться в беременности тому, кого хотят удержать виновато, пристыженно, и все же - победно. Я осталась с мужем. Дочь училась в пансионе. Ей шел тринадцатый год.

- Ты поступила правильно, Эн. Нельзя потерять того, что никогда не имел. Вы жили с Хантером без надрыва чувств и особой духовной близости. Вы не были страстными, сгорающими от противоречивых желаний, любовниками. То есть - ничего огнеопасного и скоропортящегося в ваших отношениях не было. С Хантером можно было, не опасаясь, вступать в осеннюю пору. С ним ты благополучно встретила зиму.. - Ди осторожно обошла тему болезни Эн и быстро вырулила к главному: - С Максимом ты испытала бы много боли. Поверь... так страшно сдавать королевские позиции. Только что вокруг тебя вращалась Вселенная - и вот, его взгляд уже задерживается на другой. Просто так - ведь он художник... Ты говоришь с ним о поэзии, проявляя тонкость изощренного знатока, а он - не слышит. Ты видишь насквозь каждое движение его души, ты знаешь, за каким персиком потянется его рука. Ты - незаменима. И вдруг оказывается, что чужая женщина - глупая, напыщенная, манерная кажется ему недосягаемо прекрасной, загадочной, полной чарующих обещаний. Ее волшебно преображает новизна, а ты удобна и незаметна как заношенное домашнее платье... - Ди прервала свой пылкий монолог и пожала плечами. Банальность ситуации не делает меня печальной для каждой из нас... Не забуду, сколько черных дней выпало для меня в том цветущем, солнечном мае, когда Родриго стал исчезать из дома. Он весь светился какой-то неведомой мне радостью, хитрил или просто отмалчивался... Мне хотелось уйти - все равно как и куда, лишь бы не видеть его лживых глаз, не сгорать от унижения... Я думала, что загубила, не смогла уберечь нашу неповторимую, такую пылкую, такую возвышенную любовь... И лишь потом догадалась случилось то, что не могло не случиться. Родриго - творец, поэт, мастер! Ему необходимы свежие чувства для вдохновения. Он привык к звуку моего голоса, привык ко мне, к отыгранным полям в нашем спектакле. И я поняла репертуар надо менять, пока от тоски и злости мы не превратились в ярых врагов.