Завещание Шерлока Холмса

По мере того как мы продвигались вперед, дрожь в моих коленях усилилась, а таинственная вибрация, казалось, приближалась. Что-то ужасное и невообразимое стонало и хохотало во мраке совсем близко от нас. Я не мог представить ни одного образа, который соответствовал бы звукам, наполнявшим тогда мои уши. Ни одним словом нельзя было правдиво описать феномен, к которому мы в ужасе приближались. Спичка потухла, и мы погрузились в полнейший мрак. Не стыжусь признаться, что мне было страшно, ужасно страшно. Все мое существо было напряжено и парализовано неконтролируемым растущим страхом перед иррациональным и неизвестным.

– У меня кончились спички, Ватсон. У вас они есть?

– Да, я… думаю, да.

Я порылся в карманах куртки и с облегчением нащупал маленький коробок. Я чиркнул спичкой о коробок. Посыпались искры, и почти в тот же самый миг вибрирующее облако закрутилось вокруг моего лица и, казалось, погрузилось в мои волосы. Я отскочил в сторону и принялся беспорядочными движениями ловить эфирного врага. Спичка погасла, и я уронил коробок на землю. Снова тяжелая тишина окутала мрак. Ужас был совсем рядом, возможно, в нескольких сантиметрах. В каком чудовищном обличье он появится?

– Где вы, Ватсон? Зажгите спичку.

– Я… я уронил коробок.

– Постарайтесь поднять его, старина.

Моя рука на ощупь устремилась во мрак и внезапно наткнулась на что-то липкое и кишащее. Это что-то было не от мира сего. Я резко отдернул руку и вытер ее о полу куртки. Я услышал, как мой друг споткнулся где-то недалеко от меня. Он тоже ничего не видел.

– Ну как, Ватсон, где ваши спички?

Я сел на корточки, пытаясь отыскать этот проклятый коробок, как вдруг услышал под ногой легкий треск.

– Нашел, Холмс!

На этот раз я решил сохранять спокойствие и ничему не удивляться. Я зажег новую спичку. Все еще сидя на корточках, я был мгновенно парализован ужасом увиденного. Кровь в моих жилах отяжелела и застыла. Я задыхался, не в силах подняться, бежать или говорить.

Пробравшись на слабый свет спички, Холмс тотчас же присоединился ко мне.

– Черт побери, Ватсон, что это такое?

В нескольких сантиметрах от моего лица находилось «это»: разложившиеся остатки человеческой головы, кишащей отвратительными насекомыми и паразитами. Лоскутья синеватой плоти еще цеплялись за скелет, но лицо было изъедено почти до кости. Полчища насекомых сожрали глаза, и сквозь все отверстия проникли в череп. Лишь длинные черные волосы, вне сомнения, менее съедобные, чем все остальное, остались нетронутыми.

Холмс помог мне подняться. На мгновение я отвернулся, чтобы собраться с духом, но снова покачнулся: передо мной была все та же жуткая сцена.

Резкая боль в пальцах заставила меня вскрикнуть и вернула к действительности. Я подул на обожженные пальцы и зажег новую спичку. Я понял, что перед нами всего одна жертва, лицо которой отражается в зеркале. Это была голова женщины. Ее руки и шея были зажаты в деревянные тиски, как у тех несчастных, которых когда-то выставляли на публичной площади, и всеобщая ненависть служила им наказанием.

Холмс приблизил лупу к изъеденной голове. Увеличенные детали казались еще более чудовищными и нечеловеческими.

Это был настоящий кошмар. Когда же наступит конец этой отвратительной серии убийств? Когда завершится этот ужас? Неужели существует заклятый враг всего рода человеческого, которому доставляет удовольствие умерщвлять плоть и дух и наблюдать за разложением?

На лице моего друга читались потрясение и отвращение.

– Мы прикоснулись к самому дну, мой бедный Ватсон. За всю свою жизнь я не видел ничего подобного. Наихудшая из болезней ничто по сравнению с тем, что пришлось пережить этой несчастной перед смертью.

Я не нашел в себе сил ответить. Я почувствовал тошноту. Холмс продолжал рассуждения, будто в задумчивом монологе.

– Мы имеем дело с умалишенным, Ватсон, с опасным больным, охваченным силами зла.

Он указал на котелок, на который я не обратил внимания. На котелке была странная эмблема: лев, на шее которого свернулась змея.

– В этом сосуде был мед, – объяснил Холмс. – Лицо этой несчастной девушки было смазано медом. Липкий и сладкий, он привлек всех насекомых в этом подвале. Мухи и тараканы в течение долгих дней объедали это лицо и наконец поселились в нем.

Холмс показал остатки пищи, кишащие червями. На тарелке и приборах была та же эмблема. Мое сердце возмутилось.

– И считая, что этого страдания недостаточно, – продолжал Холмс, – палач кормил и поил свою жертву в течение всей этой долгой агонии. Он дошел до того, что повесил зеркало напротив лица, так, чтобы бедняжка видела болезненное разложение. Над зеркалом – перевернутый крест-Воздух разрядился. Мне нужно было как можно скорее уйти оттуда. Я спешил к выходу, когда ослепительный свет ударил мне в лицо. Я инстинктивно заслонил глаза рукой. Двое мужчин грубо схватили меня. Третий направил на меня луч света.

– Доктор Ватсон!

Я узнал голос Лестрейда.

– Вы – последний человек, которого я ожидал здесь встретить.

К счастью, Холмс присоединился к нам и попытался уладить недоразумение. Полицейский слушал наш рассказ, скорчив скептическую гримасу. Выражение его лица стало серьезным, когда он узнал ужасную правду.

Лестрейд и его люди изучили место. Вдруг полицейский решительно указал на нас пальцем.

– Труп был уже мертв, когда вы его обнаружили?

– Не знал, что существуют живые трупы, мой дорогой Лестрейд.

Полицейский нахохлился, как злобный петух. Затем его хитроватое лицо отразило что-то вроде притворного удовлетворения.

– Завтра утром я хочу видеть вас двоих в моем отделе.

– На каком основании? – возмутился Холмс.

– Вы – главные свидетели.

Вернувшись на Бейкер-стрит, Холмс поспешил к книге Хазелвуда, стал нервно листать ее и положил Руку на страницу, которую искал.

– Вот! Я точно знал, что где-то уже видел эту сцену. Посмотрите, Ватсон!

Рисунок, на который он указывал, в точности воспроизводил фантасмагорическое место, которое мы только что покинули. Холмс прочел комментарий:

«У персов великая жрица смерти не терпела, чтобы какая-либо другая женщина была красивее ее. Все женщины и девушки королевства обезображивали себя как могли, чтобы не вызвать ее гнева. Иногда какая-нибудь девушка, беззаботная или не отдающая себе отчета в своей молодой красоте, забывала про это правило. Тогда несчастную запирали между двумя корытами, оставляя снаружи только голову. Ее лицо смазывали медом, чтобы привлечь насекомых. Жрица заставляла жертву есть и пить, чтобы ее смерть была долгой. Напротив лица несчастной она устанавливала зеркало, чтобы та могла быть свидетельницей медленного и болезненного разложения ее красивого лица. Считается, что этот ужасный обряд, измененный и приукрашенный в ходе столетий, лег в основу легенды о Белоснежке. Некоторые сатанинские секты по-прежнему прибегают к этому обряду, чтобы наказать тех, кто оспаривает превосходство их великой жрицы».

Холмс закрыл книгу, положил ее обратно в книжный шкаф и взял большой трактат о геральдике, в котором были собраны все гербы Англии.

– Лев, змея… Это герб семьи Вилер.

Он опустился в кресло, соединил кончики пальцев и сжал челюсти, сосредоточившись и погрузившись в размышления.

Прошел час, ни единого слова не было сказано. Я в десятый раз принимался читать предисловие к новому роману, так и не поняв, о чем речь. Меня неотступно преследовало видение того изъеденного гнойного лица и не позволяло думать ни о чем другом.

Настенные часы пробили половину первого. Давно наступила ночь. Я чувствовал, как меня начала бить лихорадка. Я до последнего боролся со сном, зная, что страшные кошмары будут мучить меня до рассвета.

Мой друг взял свой личный блокнот и написал:

И он направился в свою комнату, бормоча себе под нос:

– Все сходится. Это даже слишком просто.