Юность олигархов

— Да ведь, Клим Сергеевич, — растерялась Маша, — давно так не делаем. Всё шло по накатанному…

— Всё, Звонарёва. Писец! Разговор окончен. Скоро приеду, — Клим вынужден был с пол оборота свернуться: запиликал мобильник. Да так требовательно, как хозяин. Блин!

Это был Сергеев, глава московского представительства «Росмета»:

— Ты, Клим, что!.. — далее следовали слова и выражения, окрашенные излишне эмоционально. Табуированная лексика в чистом виде. Самыми пристойными и деликатными из Сергеевских пожеланий были следующие: — Подотрись своей сраной газетой!.. Подмойся слезами!.. И готовься вставать раком!..

Клим пытался что–то объяснять, приводя примерно те же доводы, что и дура Звонарёва. На что и получил столь же адекватный ответ:

— Сам должен был задницу оторвать! И с придыханием, слышишь, говнюк, с придыханием отслеживать процесс непосредственно в типографии.

— Да это же ваши, ваши враги всё устроили! — попытался Ворошилов перевести разговор чуть в более иную плоскость.

— У Бокова нет врагов, — отрезал Сергеев жёстко. — Понял? У него есть только партнёры и жертвы. Ты — выбрал!

— Подожди, Константин Сергеевич! Что мне делать–то теперь? — взмолился несчастный Ворошилов. О боги! Какая подстава! Он даже застонал.

— Я ж тебе всё объяснил! — устало проговорил Сергеев, но ясно было, что после чудовищного эмоционально–нецензурного выброса он и сам задумался:

— Ну, сам понимаешь, о траншах ты можешь теперь навсегда забыть. Я попробую что–нибудь для тебя лично сделать. Хотя разговор мне предстоит малоприятный. Вообще бы я тебе посоветовал сейчас лечь на дно и затихнуть… Глядишь, рыбкой и отлежишься.

— Так что мне, газету что ли остановить?

— Да хоть и останови! Экая ценность! — усмехнулся Сергеев. — Кому теперь нужна твоя грёбаная газетёнка! Или тебе собственная шкура не дорога? Только ещё дам один совет — и не пытайся раскручивать эту историю в прессе. Сейчас только я да ещё несколько человек знают, что ты идиот. Начнёшь свистеть — вся страна узнает! Притом, учти — посмертно! — Сергеев, не прощаясь, бросил трубку.

Наверное, ему тоже звонили. По другому мобильнику. Из далёкой Сибири.

До Домодедово Нур мог бы доехать, наверное, с закрытыми глазами. Он знал на этой дороге все выбоины, не говоря уж о постах ГАИ — официальных и тайных, в кустах.

Сегодня, к сожалению, рейс из Уфы прибывал вовремя. Так, во всяком случае, сообщала справочная. Хорошо хоть, что Сафины летели не утренним, а дневным рейсом. Нюшу он еле растолкал утром, она никак не хотела вставать.

— Нур, — бормотала она сонная, не раскрывая глаз, — а может они сами доедут?

— Хочешь, оставайся, а я поеду? — сжалился Нур, уже придумывая, как объяснит Иреку Нурисламовичу и Зере наличие в его квартире прекрасной спящей красавицы. Если тем вдруг вздумается посмотреть, как живёт в Москве их будущий зять и муж.

— Ладно, встаю! — сжалилась над несчастным Нюша. — Так сколько же у тебя всего родственников?

— Ну, — прикинул Нур, — под тысячу, думаю, будет.

— Да, — вздохнула Нюша, — крепкое семя было у пра-Сафина…

Он довёз её до самого подъезда. В машине с невыключенным двигателем они целовались на прощание так долго и так сладко, что Нур даже всего три раза взглянул на часы. Прервало поцелуй Нюшино хихиканье.

— Ты что? — удивился Нур.

— Волосы у тебя длинные, — объяснила Нюша. — Щекотно.

— Хочешь, подстригусь? — предложил Нур. Ради любимой он был готов на любую жертву. Хотя… Нет, всё же усы он сбрить не готов. К тому же они короткие и, руку на сердце, не слишком–то густые, чтобы щекотаться.

Нюша будто услышала его мысли:

— Слышь, Нурчик, — задумчиво сказала она, накручивая на указательный палец прядь Нуровых волос, — вот странно: у тебя волосы мягкие, а усы жёсткие!

Не дожидаясь ответа, она открыла дверцу:

— Пока, чао–какао! — она вылезла из машины и, не оборачиваясь, пошла к подъезду.

— Какао–чао! — засмеялся ей вслед Нур.

Пробок на дороге не было, поэтому он успел не только приехать до выхода высоких гостей, но и купить букет лохматых белых цветов для Зеры.

Конечно, невеста приезжала не совсем вовремя. К тому ж — надолго. Зеру перевели из Уфимского нефтяного в «Керосинку», так что теперь ей предстояло жить и учиться в одном городе с вероятным будущим супругом. По крайней мере, так было решено у взрослых Сафиных как со стороны Нурислама, так и со стороны Нурмухамета.

Нура пока утешало одно: его уфимская разведка доносила, что у Зеры есть незамужняя старшая сестра. Так что у него был временной люфт разобраться со своей личной жизнью, в которую так стремительно ворвалась Нюша.

Зеру он узнал сразу — она была очень похожа на свои фотографии, которыми его усиленно пичкали во время пребывания в Уфе. Только оказалась она маленькой, совсем крошкой. Куколка с точёной фигуркой. С Зерой и её роднёй он летом, на побывке дома, так и не познакомился — те отдыхали на курортах. Удивительно вовремя.

Так, а вот этот полнеющий высокий мужчина с седой головой и есть, очевидно, её нефтяной папа? Странно, у такого большущего папы такая маленькая дочь…

Держа мохнатые цветы наперевес, как боевое оружие, Нур выдвинулся из толпы навстречу Иреку. И тут же на его пути возникли два амбала, под пиджаками которых угадывалось настоящее оружие, а не чахлые хризантемы. Двое из ларца одинаковых с лица. Нефть! — сообразил Нур и втянул воздух ноздрями. И впрямь пахло нефтью. Ну, и потом охранников.

Ирек Нурисламович сделал жест рукой и пара гоблинов нехотя расступилась.

— С приездом, — улыбнулся Нур, глядя прямо в глаза Сафина. Букет он протянул Зере.

— Тхэнкс, — сказала Зера. — Ты — Нурмухамет?

— Он самый, — подтвердил Нур. — С приездом!

Он так и не понял, зачем понадобилось выдёргивать его в аэропорт — папу с дочкой, плюс двоих из ларца вместил в себя серебристый «джипище».

— Давай за нами, — ободряюще кивнул ему Ирек, усаживаясь в машину.

И он дал. Конечно, «джип» милостиво не показывал всей своей мощи, иначе Нуровой «девятке» ни в жизнь за ним было не угнаться. А так он шёл хвост в хвост, так, что видел сквозь затемнённые окна белые хризантемы, которые Зера положила сзади, у самого стекла.

Любящий папа купил дочери–студентке квартиру на Ломоносовском проспекте, в восьмиэтажном кирпичном доме. От института — два шага.

— Как тебе хоромы? — спросил Ирек, когда они остались втроём. Охранники, занеся чемоданы, скромно удалились — нести боевое дежурство у подъезда. Нур скептически посмотрел им вслед — в «Щит и меч» он бы их не взял. Уж больно фактурные ребята, издалека видно: охранники. Прямо как в кино. А настоящая сила должна быть скромной, неброской. Спокойной. С мягкими волосами и жёсткими усами.

— Здорово! — искренне ответил Нур, рассматривая квартиру (три разновеликих просторных зала да ещё вприварок к ним и маленькое тёмное помещение — такие закутки в народе зовут «тёщиной комнатой») с высоченными потолками. Он вспомнил свою квартирку «для гнома» и повторил. — Здорово!

— С начерталкой поможешь? — спросила Зера. Она уже устроила цветы в вазе и взялась за чемодан.

— Конечно, помогу, — ответил Нур и перехватил у неё тяжеленный баул. — Куда его?

— Давай, в ту комнату! — Зера кивнула на комнату поменьше, где стоял гардероб. — Да не тащи ты его, Нурмухамет! Он же на колёсиках!

Ирек внимательно следил за ними. Ну что ж, вполне, вполне. Вот Фатьму в январе замуж выдадим, а там и Зере пора. Младшая, любимая, избалованная… Но — надо. Да, решено!

— А теперь едем обедать! — приказал он.

— Пап! А разобрать? — взмолилась Зера и взглянула на Нура, ища поддержки. Тот пожал плечами.

— Едем! — не слушая дочь, Ирек направился к двери.

В редакции «Московского вестника» повисла не похоронная, а прямо–таки могильная тишина. Сотрудники передвигались исключительно на цыпочках. А главный редактор сразу скрылся у себя в кабинете и, словно мазохист из амстердамского Красного квартала, в десятый раз перечитывал злополучную статью на третьей полосе. Сколь ни был Клим раздражен и зол, он всё же не мог не признать, что материал сделан мастерски. И фотографии были подобраны, что называется, со вкусом. В общем, это по любому был удар ниже пояса.