Цвет крови

— Я знаю, куда они едут! — завопил Томми. — Остановись на площадке.

Я послушался. Там была травянистая полянка со столами для пикника, в рамке — путеводитель по флоре и фауне края и деревянная калитка, которая вела к тропинке в сосновый лес. Томми выскочил из машины, открыл калитку, и мы загнали автомобиль на тропинку, спрятав под соснами.

— Привозил сюда подружку. Там, примерно через полмили, карьер. Они туда направились.

— Жди здесь, — велел я.

Томми покачал головой:

— Не пойдет. Я смирился с тем, что ты связался с этими придурками. Но не смирился с тем, что я тоже в это дело влез. И вообще, я знаю дорогу.

Прежде чем я успел возразить, он пошел по тропинке, волоча за собой свою изуродованную ногу так, будто она ничего не весила. Я двинулся следом. Футов двести мы взбирались наверх, затем пошли налево сквозь деревья, осторожно ступая по неровной земле. Я сохранял равновесие, цепляясь рукой за сосны, мимо которых шел; руки были измазаны смолой, резкий аромат очищал мои легкие.

При появлении проблесков впереди Томми начал спускаться вниз; скоро мы услышали звуки голосов и усилили бдительность; наконец лес закончился, и мы опустились на колени и осторожно продвигались футов двадцать через спутанные кусты ежевики и утесника, пока не добрались почти до края карьера. Справа от нас гладкая стена серебристо-серого цвета с проблесками оранжевого, алого и белого, а под нами — глинистый спуск, ведущий вниз, к грудам камней и сланца. Там стояла неработающая оранжевая землеройка и неосвещенный серо-зеленый фургон с надписью «Земляные работы Нортона»; свет исходил от «мерседеса» братьев Рейлли и синего «бентли». Братья стояли около «мерседеса», держа в руках серебристо-синий пакет фармацевтической компании с деньгами. На переднем сиденье «бентли» сидел мужчина, но я не мог разобрать, кто это. Рядом с «бентли» стоял Шон Мун или кто-то, кто походил бы на него, если его помыть и одеть в костюм и темное пальто; он все еще был толст, но по крайней мере не выглядел бродягой. Они разговаривали, но я не мог разобрать слов; Томми повернулся ко мне и дотронулся до уха, давая понять, что он тоже не слышит.

Даррен протянул пакет, но когда Шон Мун сделал шаг, чтобы взять его, вперед выступил Уэйн. Они снова поговорили, затем Шон Мун крикнул «Мария!» кому-то в «бентли» и оттуда вышла очень на вид перепуганная женщина со снежно-белыми волосами. Сначала я решил, что это Анита, но потом понял, что ошибся, хотя наверняка видел ее раньше и тогда она тоже напомнила мне Аниту. Именно эта женщина снималась в порнофильмах, та самая, которую Мун называл Уэнди, а теперь звал Марией.

Мария тряслась и не хотела идти к братьям Рейлли, но Шон Мун настаивал, тащил ее силой, она споткнулась, сломала каблук, но он ее поддержал и выругался. Она выпрямилась, а он засмеялся и сделал широкий жест, сказав «Женщины! Бог мой!» И Рейлли тоже засмеялись, и Уэйн взял Марию за другую руку и потащил ее к «мерседесу», а Даррен протянул Муну пакет с деньгами, который он быстро взял и забросил в «бентли» к курящему человеку и снова крикнул «Мария!», причем очень громко. Женщина быстро упала в грязь, и когда Шон Мун повернулся, в руках у него был компактный автомат, из тех, которыми можно пользоваться одной рукой, и в горах эхом отдались две или три автоматные очереди. Когда звук стих, Рейлли лежали мертвыми, и можно было слышать, как рыдает женщина.

Человек, сидевший в «бентли», вышел. Он обладал густой шапкой волос в клоунском стиле и усами; на нем было светло-бежевое пальто; он наклонился к плачущей Марии и стал ее утешать; через минуту она поднялась на ноги, с виду целая и невредимая, и он проводил ее до машины. Томми повернулся, чтобы что-то мне сказать, но я не разобрал, потому что, поворачиваясь, он столкнул или комок земли, или камень и все это с грохотом скатилось вниз, как раз к тому месту, где стоял Шон Мун. Он направил автомат в нашем направлении, и прежде чем я смог что-то сделать, Томми тихо сказал мне: «Я тут один», — вскочил на ноги и закричал:

— Все в порядке, я Томми Оуэнс, все нормально. — Он начал неуверенно спускаться по склону, подняв руки вверх, повторяя все те же слова как мантру.

— Кто еще с тобой? — спросил Шон Мун, когда Томми наполовину спустился.

Я держал в руке пистолет, снятый с предохранителя, но, если я не хотел убить Муна прямо сейчас, он был бесполезен. Да если бы и хотел, он скорее всего успел бы прикончить нас обоих одной очередью.

— Никого, — ответил Томми. — Я тут сам по себе. Следил за этими гребаными Рейлли.

Он, спотыкаясь, спустился вниз и направился к Муну. Томми показал на Рейлли, затем на себя; я догадался, что он утверждает, что часть выкупа принадлежит ему. Мужчина с гривой волос выглянул из-за «бентли», и Шон Мун направился к нему и объяснил ситуацию. Он кивком велел Томми сесть на заднее сиденье своей машины, затем показал в моем направлении и шепотом дал какое-то указание. Я отполз назад на четвереньках, стараясь делать это как можно тише, а Шон Мун направил свой автомат на то место, где я только что был, и выпустил еще несколько автоматных очередей.

Я согнулся в три погибели за кустом утесника и взмолился, чтобы как можно больше игл вонзились в мою голову, лицо, уши и шею, потому что мне по непонятной причине казалось, что тогда у меня будет меньше шансов попасть под пулю. Аромат цветов утесника давно пропал, пахло углем и пеплом. Автоматный огонь стих. Вместо него я услышал в тишине утробное рычание «бентли» и хруст гравия; я немного спустился по склону и увидел, как машина величественно сползает по узкой дороге подобно огромным саням на льду. Мне вспомнился Деннис Финнеган, тот же класс роскоши, такое же порхание по жизни. «Панто» была хорошо спрятана за площадкой для отдыха, поэтому я решил взять «мерседес» — он больше подходил к тому, что я задумал. Даже если полиция найдет «панто», есть шанс, что владелец уже сообщил о краже. Я на секунду остановился рядом с изуродованными телами Рейлли, истекающими кровью на сланце. Вряд ли об их смерти напишут на первых полосах или она сильно огорчит жителей Дублина: еще одна бандитская разборка, еще парочка мертвых гангстеров.

Я сел за руль «мерса» и спустился по тому же пути, по которому ехал «бентли». Пару раз я едва не съехал с узкой дороги, но скоро приспособился к большой мощности двигателя. Салон все еще пах дешевым лосьоном после бритья, травкой и потом: следы людей, напоминавшие сладкий приторный запах смерти. Я заметил, что трясусь и по голове течет пот. Я нашел кнопку опускания стекол и впустил в салон холодный влажный воздух. Некоторое время я не видел «бентли», но в этом не было необходимости — я был уверен, что знаю, куда они едут. Наконец я заметил их впереди, на Темплеог-роуд. Когда я увидел, что они едут вниз через Ратмайнз, я поехал напрямик через Рейнлаф, пару раз проигнорировал красный свет, объехал аварию на Лисон-стрит и затем свернул налево, на дорожку, ведущую к южной стороне площади, где жильцам разрешали оставлять свои машины, если они не позаботились построить конюшню на задах своих домов. Брок Тейлор гаража не построил. Я поставил машину прямо напротив его электрифицированных ворот, выключил двигатель, переполз на пассажирское сиденье, вышел, низко пригнулся и вытащил пистолет. «Брок Тейлор», — наверное, сказал Томми, когда я его не расслышал из-за падающих земли и камней. И еще: «Я тут один». Томми упоминал Брока Тейлора так часто, что это стало казаться почти выдумкой. Я надеялся ради него самого, да и ради всех остальных, что на этот раз он попал в точку.

Ворота распахнулись, появился огромный детина охранник и постучал в боковое стекло машины. Я поднялся, дал ему возможность разглядеть пистолет, сказал: «Руки!» — обошел машину и обыскал его. Глаза на его большом розовом лице округлились от удивления. У него не имелось оружия, что было вполне разумно, — ведь он охранял не ранчо гангстера в горах, дом стоял на Фитцуильям-сквер, где располагались особняки богатых людей, а их адвокаты держали свои конторы. Здесь никого не убивали. Я отнял у него телефон и прошел с ним за ворота в маленькую будочку с левой стороны двора с тяжелой металлической дверью, большим дисплеем и креслом, пару раз стукнул его пистолетом по голове и толкнул в кресло. Свет в доме не горел.