В субботу рабби остался голодным

— А вы ничего не потеряли в ходе этого, Дэвид?

— Например?

— Например, воодушевления, которое двигало блаженными и святыми; вдохновения жизни, посвященной Небесам и Богу, — жизни горстки людей, которые своим примером чуточку приближали людей к ангелам.

— Да, наверное, но мы считали, что оно того стоит. А теперь, похоже, и вы, христиане, пришли к этому.

Глава XXV

— Окружной прокурор мною недоволен, — сказал Лэниган, заехав к Смоллам по пути домой. — И вами, рабби, кажется, тоже.

— Что я такого сделал?

— Окружной прокурор не прочь пойти в суд с ясным делом и выиграть его — так же, как бейсболист не прочь сделать меткий удар. Но вывалить ему вот такое дело об убийстве — без подозреваемых и без уверенности, что мы вообще найдем убийцу, — нет, такого он не любит. Поэтому он недоволен вами. А мною он недоволен, так как считает, что я тут схалтурил: не предположил возможность убийства и не принял обычных мер предосторожности с отпечатками пальцев и…

— Но ведь отпечатки пальцев были стерты.

— На переключателе света — да, но есть еще руль, ручки дверцы, ручки на двери гаража. Казалось бы, если убийца не забыл стереть отпечатки с переключателя света, то сотрет и остальные, но это не обязательно. Просто удивительно, как часто они дают маху: заботятся о всяких мелочах, а на самых очевидных вещах прокалываются. Если бы мне пришло в голову, что это может быть убийство, я бы отнесся к делу иначе. А я должен был учесть такую возможность. Боюсь, что пока в этом деле я выгляжу не очень хорошо.

— Тем лучше будете выглядеть, когда найдете виновного, — сказала Мириам.

— Не так это просто. Это дело не совсем типичное.

— Что вы имеете в виду? — спросил рабби.

— В каждом преступлении есть три главных пункта, три направления расследования, если хотите. Это орудие, это возможность, и это мотив, — перечислил Лэниган по пальцам. — И там, где они сходятся, — там и ответ. В данном случае что было орудием убийства? Машина. Это значит, что всякий, кто умеет водить машину, мог иметь доступ к этому орудию. А если брать шире, то ему даже не надо было уметь водить.

— Боюсь, тут я вас не понимаю.

— Ну, скажем, Хирш заехал в гараж и там отключился. Любой проходящий мимо, увидев его, мог просто опустить дверь гаража — и готово.

— Но тогда Хирш был бы за рулем, а не на месте пассажира, — возразил рабби.

— Да, верно. Ну, хорошо, пусть убийца — или сообщник — это кто-то умеющий водить машину. Все равно получается масса народу. Так что рассмотрим теперь возможность. Учитывая доступность орудия, это мог сделать любой, кто был в тот момент возле дома Хирша или проходил там около восьми часов вечера. — Лэниган усмехнулся. — Это вроде как исключает ваших, рабби. Им просто повезло, что был Йом-Кипур и все они были в синагоге. Это обеспечивает им коллективное алиби.

Рабби вяло улыбнулся.

— Итак, переходим к мотиву. С этой точки зрения случай особенно тяжелый, потому что для этого убийства, понимаете ли, не нужно особых мотивов.

— Почему это?

— Потому что для него не требуется ни тщательного планирования, ни особого хладнокровия. Вот смотрите. Предположим, вы видите тонущего человека и, хотя вы хороший пловец и вам ничего не стоит доплыть до него, вы просто отворачиваетесь. Понимаете, что я имею в виду? Для того чтобы утопить человека умышленно, нужны решительность и хладнокровие, и вы пойдете на это только в том случае, если ненавидите его или имеете все основания желать ему смерти. Но просто отвернуться — для этого достаточно всего лишь испытывать к нему антипатию. Зачем мне надрываться, скажете вы, особенно если без него жить станет легче?

Возьмите меня, к примеру. Я считаюсь вполне приличным, законопослушным гражданином, хорошим мужем и отцом, и даже те, с кем я сталкиваюсь по службе, — преступники и правонарушители — отзываются обо мне как о человеке справедливом и честном. Но и мне нет-нет, да и придет в голову мысль…

— Это со всеми случается.

— Вот именно. Важно не то, что ты думаешь, а то, что ты делаешь. Но что, если возможность сделать нечто в этом роде представляется как раз тогда, когда эта мысль приходит мне в голову, и это не требует от меня ни большого риска, ни даже реальных действий? Все, что нужно — это просто отвернуться, то есть вместо того чтобы что-то сделать, не делать ничего. Понимаете, что я имею в виду, рабби?

— Да, я улавливаю вашу мысль. Вы хотите сказать, что для подобного убийства — почти случайного и совсем не трудного — не требуется глубокого умысла.

— Именно.

— И что это вам дает?

Шеф пожал плечами.

— Чертовски мало для того, чтобы двигаться дальше.

— А что, если дать эту историю в газеты? Может, что-то выплывет.

Лэниган покачал головой.

— Боюсь, что с этим придется несколько дней подождать. Окружной прокурор считает, что мы выйдем на что-то, только если будем держать все в секрете.

— Значит, у вас все-таки есть какая-то версия?

— По-настоящему нет. Идея Бима? Прокурор считает, что ее стоит проверить. И, заметьте, на основании простой логики это можно допустить. Он вбил себе в голову, что это сделала вдова. Почему? Потому что в этом случае его компании не придется выплачивать страховку. Его довод состоит в том, что она, насколько нам известно, — единственная, кому это выгодно. Во-первых, она становится богаче на пятьдесят тысяч долларов, а во-вторых, избавляется от мужа, который не только годится ей в отцы, но и во многих других отношениях не подарок.

— Она вышла за него, когда он был алкоголиком. Что же, Бим считает, что теперь, когда он по крайней мере отчасти исправился, он стал менее подходящим мужем?

— Я только передаю вам его мысль, рабби. И это еще не все. Он считает, что вся эта история с похоронами на еврейском кладбище по иудейскому обычаю была с ее стороны просто спектаклем — чтобы продемонстрировать свою преданность, вроде того как женщины падают в обморок или рыдают, когда знают, что на них смотрят. Бим думает, что если бы тут все было чисто, она не стала бы хлопотать о погребении на еврейском кладбище, потому что Хирша при жизни это совершенно не волновало.

— Такой сложный психологический анализ… — сказал рабби. — Никогда бы не подумал, что наш друг Бим на него способен.

— Ну, он, конечно, насмотрелся на такие вещи, — сказал Лэниган примирительно. — Так что я могу понять, что всякое необычное проявление горя со стороны вдовы кажется ему подозрительным. А если добавить сюда тот факт, что она не подошла к телефону, когда Маркусы звонили домой…

— Но это было после десяти, а вскрытие показало, что Хирш был мертв уже в девять или даже раньше.

— Как считает Бим, тот факт, что она не ответила на звонок, доказывает, что ее не было в доме. А если она вышла в тот момент, то могла выходить и раньше. Предположим, она видит, что он заехал в гараж, но не видит, чтобы он выходил. Она переходит через улицу. Может быть, пытается его разбудить. Может быть, у нее внезапно меняется настроение, и она говорит: ладно, оставайся здесь. Ей вдруг приходит в голову, что без него будет легче. А потом, уже после десяти, как раз перед тем, как позвонили Маркусы, она выбегает посмотреть, как обстоят дела. Работает ли еще мотор? Жив ли он еще? Она находит его мертвым, бежит обратно и как раз поспевает ко второму звонку. Затем она обдумывает, что делать дальше. Идет домой, делает вид, что не заметила закрытой гаражной двери, и звонит в полицию, чтобы полицейские вместо нее обнаружили тело.

— Это все версия Бима. А вы сами что думаете?

— Лично мне кажется, что миссис Хирш не тот человек, но по собственному опыту я знаю, что мое мнение о людях ни черта не значит. С другой стороны, дает ли это мне что-то? Да — это логичный исходный пункт: она единственная из известных нам людей, кому выгодна его смерть.

— Понятно.

— Так что несколько дней посидим тихо — по крайней мере, пока не проверим миссис Хирш.