Наследники Ваньки Каина (сборник)

– Ты петь не умеешь, – откусывая от бутерброда, хмыкнул Кучумов. – Плясать тоже – на твое пузо глянуть, так ни одна «Березка» не возьмет. Кстати, Аркадий, ты чем болел?

– ОРЗ, – буркнул Аркадий и подсел к Сагальскому. – Скажи, Сева, когда главный шеф это… Ну, помер?

– Вчера, – не отрываясь от газеты, промычал тот.

– Все определено, старичок! – заржал Никифоров. – Король умер, да здравствует король!

– Да, – сметая со стола крошки, согласился Кучумов. – Теперь Афанасию открывается прямая дорога в академики.

Аркадий вернулся за свой стол и закурил. Интересно, что сказал о нем главный шеф после визита и, самое основное, кому: Афанасию Борисовичу или Коныреву-Котофеичу?

– Больших перемещений не предвидится, – авторитетно вещал Никифоров, поглаживая живот, туго обтянутый клетчатой рубашкой. – Все решено заранее.

– Не скажи, – отозвался Кучумов, пряча в сейф кипятильник, – на «палубе» кое-кто кое-кому за кресло пасть порвет.

«Палубой» в обиходе именовали второй этаж, где размещались кабинеты руководства, и привычно говорили: пойду на «палубу», вызвали на «палубу».

– Порвут, как пить дать порвут, – захихикал Сагальский…

Глава 2

Лежа долгими ночами без сна на жесткой койке, Виталий Николаевич Манаков день за днем вспоминал всю свою пока еще не очень длинную жизнь, и только под утро он забывался, смежив усталые веки. Но опять вскрикивал во сне и просыпался, чувствуя, что лицо мокро от слез – за что же его так судьба? Становилось нестерпимо жаль себя, жизни своей, так хорошо начавшейся…

Погорел Виталий нелепо. Все вроде шло хорошо: сестра удачно вышла замуж за делового и обеспеченного человека с положением; а при родственничке и Виталику стало жить легче – помог, устроил, пригрел. Это только потом Манаков понял, что муж сестры Миша Котенев живет по своим законам, где лежачего, может, и не добивают, но переступают через него и идут дальше не оборачиваясь. Виталик начал потихоньку помогать родственнику в делах, появились деньги, купил машину, обставил квартирку, завел видео, набил бар импортными бутылками и «упаковался» в фирму. Вот тут и появился на горизонте Анатолий Терентьевич Зозуля.

С Котеневым, мужем сестры, Зозуля знаком не был. Обходительный, вальяжный, он умел расположить человека к себе, не скупился на угощение, охотно поддерживал компанию, если предлагали пригласить «вешалок», – манекенщиц из Дома моделей, – чтобы веселее скоротать вечерок. Как Котенев узнал о приятельских отношениях Зозули и Виталия, уму непостижимо – Зозуля бывал в Москве наездами, поскольку постоянно обретался на Украине. Однажды вечером после ужина, Михаил, как бы между прочим, бросил Виталию:

– Чтобы Зозули с тобой рядом больше не было. Повторять не буду. Потом пеняй на себя.

Виталий только досадливо дернул плечом и ушел. Поехал к себе – хватит с него Мишкиного деспотизма: карьера, положение, нужные люди, загранкомандировки. Так вся жизнь пройдет, оглянуться не успеешь, а второй никто еще не купил. Чем Мишке Зозуля поперек горла встал? Анатолий Терентьевич мужик что надо, не жмот – за услуги всегда расплачивался аккредитивами на предъявителя, сообщая, что не любит таскать с собой наличность.

В один дождливый вечерок, когда Виталик подвозил Зозулю на своей машине в аэропорт, тот попросил достать валюту. Оплата щедрая, но нужно быстро и много.

Следя за дорогой, Манаков тянул с ответом, раздумывая. Нет, о предупреждении шурина он тогда не вспоминал, просто высчитывал: сколько можно отгрызть у Зозули, если хорошо повертеться и выполнить просьбу? Мошна у Терентьевича тугая, стоит ее помассировать; – не обедняет. Наконец, поняв, что дальнейшее молчание будет истолковано как отказ, Виталий пообещал сделать все возможное.

Зозуля повеселел и поставил условие – купюры должны быть крупными.

Виталик согласился и пообещал позвонить, как только подготовится к новой встрече.

Последующие дни Виталик носился по городу как угорелый – хотелось скорее получить свои проценты. Недели через две он позвонил из междугороднего автомата Анатолию Терентьевичу.

На встречу в аэропорту Манаков приехал заранее, положив в карман спичечный коробок с плотно втиснутыми в него крупными купюрами валюты. Побродив по залу и не заметив ничего подозрительного, он устроился неподалеку от буфета.

Зозуля появился в толпе пассажиров, держа во рту незажженную сигарету. Манаков знал, что в кармане у Терентьевича билет на первый обратный рейс и, едва они обменяются спичечными коробками, в одном из которых валюта, а в другом аккредитивы, тот вновь улетит.

Обмен прошел гладко. Анатолий Терентьевич попросил прикурить и, получив спичечный коробок с валютой, опустил его в карман пиджака. Виталик иронически намекнул на школьную привычку заигрывать спички, и ему вернули коробок, но уже другой, с аккредитивами. Извинившись, Зозуля улыбнулся и удалился, не оглядываясь…

Довольный Манаков украдкой заглянул в коробок – все без обмана. Виталик поспешил к выходу. Сейчас он сядет в автомобиль, отъедет подальше, а потом переложит аккредитивы в бумажник и обменяет их на наличные в первой попавшейся сберкассе.

Однако получилось не так, как он рассчитывал: его остановили прилично одетые молодые люди, предъявили красные книжечки и предложили следовать за ними. От испуга и неожиданности Виталик потерял голову – оттолкнув неизвестных, он бросился бежать, лавируя между сновавшими по залу пассажирами. Коробок жег карман, надо было его выбросить, но останавливала жадность. Когда он решился наконец бросить проклятую коробочку, его уже схватили, заломили руки и под любопытными взглядами зевак потащили в комнату милиции. Лица окружающих слились для него в одно светлое пятно, в голове гудело, ноги сделались ватными – казалось, отпусти милиционеры его руки, и он осядет на пол, как тряпичная кукла…

Увидев в комнате милиции смиренно сидящего перед барьерчиком дежурного Зозулю, разом потерявшего всю франтоватость и вальяжность, Виталику сделалось дурно…

Следственный изолятор подавил Манакова сразу и бесповоротно – запах дезинфекции, супчик из килек, грязно-зеленый цвет стен и длинный ряд дверей камер. Шаркая по полу туфлями без шнурков, Виталик под конвоем контролера подошел к дверям «своей» камеры. Щелкнул замок, и его подтолкнули внутрь.

Лиц сокамерников он не увидел – они казались ему размытыми пятнами, как там, при задержании в аэропорту. Безвольно опустив руки, Манаков потерянно стоял у двери, не зная, что делать дальше. Может, поздороваться?

– Здравствуйте…

Его приветствие повисло в воздухе. Никто не ответил, только продолжали внимательно разглядывать, как диковинное животное.

К Виталию подошел коренастый малый в застиранной темной рубахе и критически оглядел новичка.

– Статья? – засунув руки в карманы брюк, буркнул он.

– Валюта, – горько вздохнул Манаков.

– Восемьдесят восьмая, – брезгливо поправил парень. – Правила знаешь?

Виталик отрицательно помотал головой – какие правила? Он никогда не сидел в тюрьмах и не привлекался к суду.

– Слушай и запоминай, – покачиваясь на носках, менторским тоном начал парень, – перед контролерами не шестери, уважай старшего по камере, утром в туалет по очереди, а твоя очередь последняя. Получишь передачку, поделись с товарищами и не жмотничай. Иначе «опустим». Осознал? Спать будешь у параши.

Манаков машинально кивал – слова парня едва доходили до него. Какое значение имеет, где спать, есть, когда ходить в туалет, если все они в тюрьме и выйдут отсюда не скоро?

– Рубашечка у тебя вроде моего размера? Махнемся? – Парень начал расстегивать свою застиранную сорочку. – Ну ты чего? – усмехнулся он, глядя на неподвижного Виталика. – Снимай, меняться будем.

– Но я не хочу меняться, – удивился Манаков. – Зачем?

– Ты чего? – в свою очередь, удивился парень и протянул растопыренную пятерню, намереваясь мазнуть ею по лицу Виталика. Тот уклонился, резко отбив руку парня в сторону.

Первый удар противника Манаков парировал, закрывшись локтем, и по привычке, ударил в ответ – когда-то, еще в школе, он ходил в секцию бокса, а потом не избежал модного увлечения каратэ. Не ожидавший отпора парень осел на пол.