Предатели по призванию

– Хорошо, буду думать побыстрее. Я могу идти? – ледяным тоном спросил он.

– Да, синьор, можете идти! – рявкнул Карруа.

Он вышел из квестуры, на углу улицы Джардини остановился выкурить отечественную сигарету и успокоиться. Это оказалось легко, потому что Милан в эти дни слишком красив, даже вроде и на Милан не похож: такой чистый, прозрачный воздух, будто в Швейцарских Альпах, – должно быть, произошло какое-то атмосферное недоразумение; выкурив сигарету, он пошел дальше, на площади Кавур завернул под портик, в большой книжный магазин, где, кажется, собраны все книги на свете. Он часто заглядывал в этот магазин: ему нравился молодой хозяин ужасно интеллигентного вида и девушка-продавщица, высокая и тоже очень интеллигентная. Оба были на месте, и оба ему улыбнулись.

– Простите, – обратился он к молодому человеку, – нет ли у вас собрания сочинений Галилео Галилея под редакцией Себастьяно Тимпанаро?

– Издание тридцать шестого года? Думаю, есть.

Молодой человек тут же отправил девушку на поиски, и через две минуты красивые тома в пергаментном переплете с золотым тиснением лежали перед ним – все, ну абсолютно все сочинения Галилео Галилея. Давно, в студенческие годы, Дука видел такие в доме у приятеля.

– Я сделаю особую скидку – только для вас, – сказал молодой человек.

– Я не собираюсь их покупать, – ответил Дука.

Ему бы очень хотелось купить и прочитать все тома до последней страницы, но это желание он удовлетворит уже в другой жизни, в этой – нет, пожалуй, не успеет. Он начал листать первый том, ища указатель.

Молодой человек улыбнулся:

– Если хотите, можете взять их на несколько дней.

– Спасибо, я уже нашел. – Да, вот оно: том первый, страница 1041 – Отречение. Он повернулся к молодому человеку: – Извините за беспокойство, не могу ли я на несколько минут воспользоваться пишущей машинкой и... если можно; листок бумаги.

– Машинка вон, а вот бумага, она фирменная, ничего?

– Не имеет значения, спасибо.

В глубине зала стоял маленький столик с пишущей машинкой – это был их алтарь, их кафедра, и они любезно предоставили ее в распоряжение Дуки. Он сел, вставил листок с красивым грифом «Книжная лавка Кавура» и под ним отстучал: «Отречение, копия, стр. 1041 Полного собрания сочинений Галилео Галилея, том I». Потом закурил еще одну отечественную сигарету и стал перепечатывать текст.

"Я, Галилео, сын покойного Винченцо Галилея из Флоренции, семидесяти лет от роду, явившись лично в суд и преклонив колена перед вами, высокопреосвященнейшие и достопочтеннейшие кардиналы, генеральные инквизиторы по ереси всего христианского мира, имея перед глазами святое Евангелие, на которое возлагаю руки, клянусь, что всегда верил, верю ныне и с помощью Божьей и впредь буду верить во все чего держится, что проповедует и чему учит святая католическая и апостольская церковь. После того, то, как предписанием Святой службы мне было официально приказано, что я должен совершенно отказаться от ложного мнения, будто Солнце есть центр мира и не движется, а Земля не есть центр и движется, и что нельзя держаться, защищать и преподавать каким бы то ни было образом, ни устно, ни письменно, названной ложной доктрины; и после того, как мне было объявлено, что названная доктрина противоречит Священному писанию, я написал и напечатал книгу, в которой трактую об этой самой доктрине, осужденной в прошлом, и с большой убедительностью привожу аргументы в ее пользу, не давая никакого решения, – поэтому Святая служба сочла меня сильно заподозренным в ереси, то есть в том, что я держался и верил, будто Солнце есть центр мира и недвижимо, а Земля не есть центр и движется. Посему, желая изгладить из головы у ваших высокопреосвященств и каждого верующего христианина это сильное подозрение, по справедливости питаемое ко мне, я с чистым сердцем и непритворной верой отрекаюсь, хулю и проклинаю вышеназванные заблуждения и ереси и вообще все и вся заблуждения, ереси и секты, противные святой церкви, и клянусь, что впредь никогда не буду высказывать и утверждать вещей, из-за которых можно было бы питать ко мне подобное подозрение: если же я узнаю какого-нибудь еретика или заподозренного в ереси, то донесу на него в эту Святую службу, или же инквизитору, либо ординарию той местности, где буду находиться" [8]. Бедняжка в семьдесят лет не только отрекся, но и обязался шпионить и доносить на таких же еретиков, как он сам! Как много для жизни можно почерпнуть из истории! Двумя пальцами, но очень быстро он закончил печатать текст отречения: "Я, Галилео Галилей, отрекся, присягнул и покаялся во всем вышеизложенном; с верой в истину прилагаю собственноручно расписку в отречении моем, по зачтении оного слово в слово (еще и зачитывать пришлось!) в Риме, в монастыре Святой Марии над Минервой сего дня 22 июня 1633".

– Спасибо. – Поднявшись, он слегка поклонился молодому человеку. – Спасибо, синьорина. – И вышел.

В табачном киоске он купил конверт и марку для срочного письма; на конверте надписал: «Синьору Карруа – квестура Милана», – и опустил письмо в один из новехоньких почтовых ящиков на площади Кавур, возле трамвайной остановки; затем пешком отправился домой, по дороге заглянул в три бара и в каждом съел всухомятку по сандвичу, а дома напился воды из-под крана, которая никак не могла сойти за родниковую, и улегся в постель, тщательно пытаясь заснуть.

3

Зазвонил телефон. Он поднял трубку и услышал голос Маскаранти:

– Я не смог допросить Розу Гавони. Она умерла, не выходя из шока.

Значит, они так никогда и не узнают, куда подевались два пакета мескалины-6, этого зелья, которым можно опоить целый район Милана, к примеру Порта-Виджентина, потому что шестой номер – это суперконцентрат, а население теперь уже не довольствуется барберой [9] (хотя барбера – тоже своего рода наркотик), теперь ему бомбы нужны.

– Роза Гавони умерла, не выходя из шока, и я не смог ее допросить, – повторил Маскаранти, решив по его молчанию, что он не расслышал.

– Да-да, я слышу. – Несчастная не просто умерла, ей перед этим пришлось поглядеть на куски своего Ульрико на мраморном столе и подтвердить: «Да, это он, Ульрико Брамбилла». – Обыщите дом Розы Гавони, обыщите все лавки, расспросите всех продавцов, делайте все, что вам вздумается, а я не стану тратить время на то, чтоб разыскать полкило этого зелья, в конце концов я не отдел по борьбе с наркотиками.

Он повесил трубку, полный угрызений совести по отношению к Маскаранти, который тут совершенно ни при чем. Надо бы, пожалуй, принять успокоительное, может, у сестры найдется где-нибудь ромашка, потому что эти таблетки, сфабрикованные на основе метана, пропана и бутана, он пить не желал, он же человек, а не дизель. Впрочем, можно подождать до завтрашнего утра: когда Лоренца, Сара и Ливия Гусаро вернутся в Милан, он и без того успокоится. Сейчас же четыре, а завтра после десяти они приедут.

Он заварил себе ромашку, которая только еще больше его взвинтила, попытался убить время, приняв ванну, вымыв голову, почистив ногти, потом пошел в кино, посмотрел глупейший фильм под жуткий хохот публики, съел два тоста в двух разных барах и на последние монеты купил несколько газет и журналов, в двух из них были кроссворды, а в одной газете он прочел заголовок: «Окончательное разоблачение подпольной торговли наркотиками», всю статью читать не стал, потому что не верил в окончательные разоблачения, ведь где-то еще гуляют два пакета мескалины-6, и вообще торговцев наркотиками «окончательно разоблачить» невозможно – они были, есть и будут.

В три часа утра он все еще бодрствовал: перечитал все газеты и журналы, перерешал все кроссворды, даже самые сложные – для специалистов по разгадыванию; потом поискал, что бы еще почитать, нашел «Путеводитель по Италии Итальянского клуба путешественников», издание 1914 года (еще от отца остался, он был завсегдатаем этого клуба), и прочел клубный гимн: