Прощай, мафия!

— И потом, — продолжила София, — именно так начинали великие джазовые пианисты. Ты любишь джаз? Я обожаю. У меня есть весь Эллингтон и весь Брубек. Даже пластинка с его знаменитой пьесой «Take Five», выпущенная в 1959 году! — похвасталась София.

Час от часу не легче. Теперь она собирается мариновать его джазом. И дернул его черт обозвать себя пианистом! Хотя в противном случае София вряд ли бы снизошла до разговора с ним.

— Да, чудесная вещица, — согласился Зотов, понятия не имея, о чем говорит София. — Слушай, а у тебя нет карт?

— Карт? — растерянно переспросила София. — А кто это? Тоже какой-то пианист?

— Да нет, — отмахнулся Зотов. — Я имею в виду игральные карты.

— Валялась где-то колода. А зачем тебе?

— Перекинулись бы разок-другой. Я, знаешь ли, люблю… между репетициями.

София подозрительно посмотрела на него. Но колоду принесла: старую, пожелтевшую, с замусоленными краями — небось еще прабабушкина.

— Во что будем играть? — оживленно спросил Зотов. — В польский банчок, в буру, в секу, в очко, в тридцать один, в тринадцать? Лучше всего, конечно, в преферанс, но нас только двое.

— Последний раз я играла в карты лет двадцать назад. В пионерском лагере. Кажется, в «верю — не верю».

— Да что мы, дети, что ли? — пожал плечами Зотов. — Может, в буру? Вдвоем лучше всего в буру играть. Давай поставим какую-нибудь мелочишку, ради интереса.

Бог его знает, какой из Софии модельер, но что картежник ни к черту — это факт. Они сыграли уже не меньше двадцати партий, и все двадцать София бесславно продула. Она никак не могла запомнить, за какие карты начисляют очки, а какие ничего не стоят, что такое «бура», чем она отличается от «молодки» и сколько карт можно добирать из колоды за раз. Мелочишка, поставленная «ради интереса», обратилась в кармане Зотова в довольно приличную сумму. Жаль только, что к заветной цели он не приблизился ни на миллиметр.

— Ты работаешь портнихой в ателье? Или на фабрике? — неуклюже поворачивал разговор в нужную сторону Зотов.

— Я работаю в Доме моды Андреади. Работала, — уточнила София. Теперь, после смерти учителя, она понятия не имела, что с ней будет.

— Андреади?! Того самого? Я читал об этой истории в газете, — искусно изображал обывательское любопытство Зотов. — А это правда, что на самом деле коллекция цела?

— Правда, — кивнула София.

— Она что, спрятана в потайном месте?

— Да.

— И ты знаешь где? — пошел в атаку Зотов, хотя и понимал, что настоящие дипломаты всегда идут в обход.

— Конечно знаю, — ответила София. — Я была первой помощницей Андреади. Кому, как не мне, знать, где спрятана коллекция.

Похоже, большого секрета из своего знания София не делала. Может, не вилять, а прямо спросить, куда Андреади подевал свои новомодные тряпки? А что, если его заказчик удовлетворится этой информацией? Тогда уже сегодня вечером Зотов будет свободен, как вольный ветер!

— И где она? — осторожно начал Зотов. — Как я понял из газет, неизвестный злоумышленник хотел сжечь именно коллекцию Андреади. Она надежно спрятана? Ее не найдут?

— Очень надежно, — ответила девушка. — Даже слишком. Боюсь, добраться до нее не под силу даже мне.

— И где же она?

— Вот здесь. — София постучала себя по лбу. И в этот момент прерывисто всхлипнул дверной звонок.

Черт, как некстати! Теперь опять начинай заново пристраивать лестницу к интересующей его теме. И все же… Что означал странный жест Софии?

София пошла открывать и скоро вернулась с какой-то джинсовой блондинкой лет двадцати, со спортивной фигурой и очень самоуверенным выражением лица. Зотов отлично знал такой тип людей и всегда старался держаться от них подальше. Это вам не он, Никто по имени Никак, и не недотепистая закомплексованная София Полонская — такие барышни с детства знают, чего хотят и как этого добиться. И не свернут со своего пути, хоть из пушки ты по ним стреляй.

Блондинка окинула взглядом комнату, заваленную изорванными в клочья рисунками, столик с картежными принадлежностями. Чуть внимательнее, чем на мебель, взглянула на Зотова и заявила:

— Меня зовут Венера Зорина. Я модель агентства «Натали». Вообще-то я к тебе, София, — обратилась она к хозяйке. — Насчет работы.

— Насчет какой работы? — не поняла София.

— Я слышала, ты будешь руководить показом последней коллекции Андреади. Мне бы очень хотелось в нем участвовать.

Что и требовалась доказать, подумал Зотов. С таким ростом и заурядными внешними данными, а лезет на подиум. И добьется своего, можете не сомневаться.

— Это возможно. Но сначала нужно пройти кастинг.

— Само собой, — продолжала атаку Зорина. — Но перед такими показами кастинги — вещь формальная: выбирают либо тех, кого знают, либо тех, кого хотят выбрать. А начинающей модели пробиться через шеренгу звезд и чьих-то фавориток практически невозможно. Вот я и подумала: может, ты не откажешься познакомиться со мной поближе до начала кастинга?

София, на которую первый раз в жизни смотрели как на большое начальство, заметно растерялась. Она испытывала к гостье примерно те же чувства, что и к Зотову. С одной стороны, оба сильно ей мешали, с другой стороны — она никому и никогда не была нужна. Кроме Андреади, разумеется.

— Нет, конечно, я не против, — засуетилась София. — Присаживайся. Будешь с нами в карты играть?

Зорина и виду не подала, что удивилась такому предложению. Она послушно села на пол и азартно спросила:

— О'кей! А во что вы играете?

— В буру, — подал голос Зотов. — Но раз появился третий, может, распишем пулю?

— Я не играю ни в буру, ни в преферанс, — заявила Зорина. — И вообще, последний раз картишками баловалась лет десять назад, в школьном турпоходе. Игра называлась… «сомневаюсь».

— Ой, и я тоже! — обрадовалась София. — Только мы называли ее «верю — не верю». Весело было.

— Вот давайте и сыграем, — предложила Зорина. — Только не в обыкновенную «верю — не верю», а в «верю — не верю с плюсом».

— Что это еще за «верю — не верю с плюсом»? — недоверчиво спросил Зотов. Он был уверен, что знает все карточные игры в мире, начиная с дворовых и заканчивая салонными, но ни о какой «верю — не верю с плюсом» он в жизни не слыхал.

— О, это классно. Особенно в компании людей, которые не слишком хорошо знают друг друга. Примерно в такой, как наша. Играется по тем же правилам, что и в обыкновенное «верю — не верю»: выкладываешь карты крапом вверх, называешь их достоинство и одновременно сообщаешь какую-нибудь информацию о себе. Если назвал те карты, которые выложил, рассказывай правдивую историю. Если наврал с картами — ври и о себе. Ну как? Играем?

«Верю — не верю с плюсом» самозванка Зорина выдумала только что, но рассказывала о ней так, будто все жители земли с утра до ночи дуются в эту игру, и только парочка изгоев Зотов-Полонская остались в стороне.

— Играем! — поддержала Зорину София.

— Только на деньги, — нехотя согласился Зотов. — По сотне?

— Что мы, пионеры? — подняла его на смех зачинщица. — По тысяче.

— У меня сейчас нет тысячи, — растерянно сказала София и посмотрела на Зотова, который и был причиной ее безденежья.

Зотов сделал вид, что взгляда не заметил.

— Можешь вместо денег поставить что-нибудь ценное, — предложил он.

— Да, это допускается, — согласилась Зорина.

София посмотрела по сторонам в поисках какой-нибудь дорогой вещицы, которую можно поставить на кон. Ничего такого в ее убогой квартире не наблюдалось. Набор колонковых кисточек да пачка акварельной бумаги, вот и все богатство.

— Можешь поставить вон ту ерунду, — показал Зотов на статуэтку в виде позолоченного нотного стана, красующуюся на книжной полке. — Она вроде бы золотая?

— Она не золотая. Но я никогда ее не поставлю. Эта вещь мне очень дорога.

— Но ведь ты еще можешь выиграть, — с фальшивой улыбкой заметил Зотов. — Получишь обратно свою игрушку и наши ставки в придачу.

Азарт, равно как и страсть к легкой наживе, никогда не входили в список ее достоинств. А вот Андреади любил побаловаться в рулетку… Вспомнив об этом, София решительно сняла статуэтку с полки и присоединила к банку.