Я не свидетель

- Сколько вы получили? - спросил Левин.

Касперский назвал сумму.

- Почему так мало? - вскинул глаза Михальченко.

- Кассирша предупредила: "Сдаете за два часа до вылета. Удерживаем двадцать пять процентов"... А что случилось? Может, я чего не так сделал?

- Все так, Зиновий Данилович, все так. Спасибо вам. Извините, что отняли время, - сказал Михальченко. - У вас телефон дома есть?

- Есть.

- Оставьте нам, вдруг еще понадобитесь.

Назвав номер, таксист вышел, держа берет в руке...

- Ну что, Ефим Захарович, как байка? - спросил Михальченко.

- Думаешь, таксист изложил заготовленное сочинение?

- Нет, Касперский, по-моему, не врал. А вот пассажир гнал ему липу о приятеле, который не смог улететь, заболел. Старик Тюнен, что ли, его приятель?

- Едва ли.

- Достать бы нам этого пассажира, - мечтательно сказал Михальченко.

- Мы, Иван, живем в эпоху сплошного дефицита, - хмыкнул Левин. - Но подумать надо...

23

Журнал "Я - жокей", который Шоор подарил Левину в первое свое посещение бюро, Левин ни разу не открыл. Сунул его тогда в кожаную папку с бумагами, а папку, как обычно, в кейс. Так и таскал с собой, забывая выложить журнал дома. Сделал это только сегодня, когда полез в папку, чтобы отдать жене талоны на сахар, полученные по дороге на работу в домоуправлении.

Сейчас журнал разглядывали сын и невестка. Жена на кухне беседовала с внуком, а Левин сидел у окна в кресле и читал газету. Иногда до него долетали восклицания сына и невестки:

- Вот это полиграфия! Какие краски! А бумага!

- И парень хорош. Как сложен!

- А костюмчики на нем! А лошадки! Пап, посмотри! - сын повернулся к Левину, протягивая ему раскрытый журнал.

На левой странице крупно была снята шея и голова лошади, под уздцы ее держал так же крупно до пояса сфотографированный красивый молодой человек с сильным, обнаженным торсом. Видно был ветерок. Светлые длинные волосы отброшены за ухо, голубые глаза смотрели прямо в объектив. Выражение его лица, - крупных губ и глаз - излучали гордость и довольство. На правой странице тот же парень сидел верхом на иссине черной лошади. Красиво контрастировал с нею его яркооранжевый спортивный костюм.

- Реклама, - сказал Левин, возвращая сыну журнал. - Так сказать, наше сырье, их технология, - он вспомнил слова Шоора: "Мы делаем с вашим конным заводом бизнес". - На работе у меня есть еще один номер, как-нибудь принесу... Рая! - крикнул он жене. - Я пойду на полчаса прогуляюсь. Что-то голова болит. - И не дождавшись ответа, вышел в прихожую...

Левин спускался по лестнице в своем подъезде и думал: "Георг Тюнен получил наследство, которое ему и не снилось. Теперь оно достанется его сыну Александру. Уедет он в Германию или нет, но первое, что сделает - там или здесь, - наверное купит видеомагнитофон, джинсовый костюм и машину... Завтра с утра надо будет пойти к Иегупову. Почему он соврал? Чего испугался?.. Надо, чтоб Михальченко вышел с радиоспортсменом на место, где тот нашел паспорт. Хорошо бы, чтоб Михальченко уговорил Остапчука пойти с ним туда".

24

Та же убогая квартира на Комсомольской, дом пять, тот же мрачный неприветливый хозяин, в глазах которого мелькнул испуг, едва он увидел Левина в дверном проеме.

- А я опять к вам, Антон Сергеевич, - Левин не стал дожидаться приглашения, а направился в глубину комнаты.

- Что еще? - спросил Иегупов. - Я сказал тогда все, что знал.

- Да нет, Антон Сергеевич. Ведь Тюнен был у вас.

- С чего вы взяли? - тяжелые сильные руки старика начали суетливо перекладывать на столе предметы.

- На станции скорой помощи документально зафиксирован вызов, сделанный пятнадцатого апреля по вашему адресу. Сделан он, как записано там, Иегуповым к больному Тюнену.

- Да, и Георг был у меня, и скорую я вызывал. Худо ему стало, сознание потерял.

- Почему же вы скрыли от меня?

- Испугался.

- Чего?

- Вы сказали, что он пропал. А в таких делах в свидетели лучше не попадать. Кроме меня в Старорецке у него нет никого. Вот по-вашему и выйдет, что кругом я виноват. Да еще если его убили, не дай Бог.

- Я ищу не виновника чего-то, а Георга Тюнена.

- Как же я докажу свою невиновность?

- Давайте попробуем вместе.

- Пробуйте, - пожал плечами Иегупов, как бы не веря в искренность намерения Левина.

- Когда и в котором часу Тюнен ушел от вас совсем?

- В день отъезда, семнадцатого. Мы вместе из дому вышли.

- Вы хорошо помните число?

- Да. В этот день я ходил в амбулаторию закрывать бюллетень.

- Давайте вспомним этот день подробней. Итак, самолет Тюнена в девятнадцать пятьдесят. Вещей у него много было?

- Нет, легкий чемоданишко.

- Он поехал в центр к агентству, чтоб оттуда рейсовым отправиться в аэропорт. Так?

- Нет. Мы вышли вместе, я поднес ему чемодан до рощи, растолковал, как идти дальше. От меня так ближе в аэропорт. За рощей шоссе, там часто ходит автобус. Дальше я его провожать не мог, у меня на пять был талон к врачу.

- В котором часу вы вышли из дому?

- В десять или пятнадцать минут пятого.

- К врачу не опоздали?

- Нет. Мне от рощи до амбулатории двадцать минут хода.

- Тюнен был одет в плащ?

- Натянул только шляпу. Было тепло. Плащ он нес в руке.

- Вы не знаете, денег с собой у него много было?

- Не спрашивал. К чему мне знать про чужие деньги.

- А какая у вас пенсия, Антон Сергеевич?

- Восемьдесят семь рублей.

- Значит у входа в рощу вы попрощались и больше не виделись?

- Больше не виделись.

- Он не оставлял вам для передачи кому-нибудь письма, записки, просто устной просьбы. Может быть, забыл какую-нибудь вещицу у вас?

- Ничего такого не было... Разве что бутерброд. Приготовил в дорогу, я еще покупал ему диабетический хлеб. Сказал, что всегда в кармане носит кусочек такого хлеба. В тот день завернул он его в бумажную салфетку, а взять с собой забыл. Я, когда вернулся, гляжу, лежит этот бутерброд на столе.

- Когда "скорая" прибыла, что делал врач?

- Два укола. Потом сидели долго ждали, пока Георг придет в себя.

- Госпитализировать не предлагали?

- Предлагали. Отказался Георг.

- Антон Сергеевич, а вы бы смогли узнать плащ Тюнена?

- Наверное.

- Если мы найдем этот плащ, обратимся к вам. Не возражаете?

- Лучше вы найдите Георга.

- Этим мы и занимаемся.

- Антон Сергеевич, а почему вы так испугались моего прихода, нашего разговора?

- Пуганный я. Жизнь эту вдоль и поперек знаю.

- С сыном Тюнена, Александром, вы не знакомы?

- Нет.

- Антон Сергеевич, а вы где работаете?

- Садовником на конном заводе... Что у вас еще? Я спешу.

- Пожалуй, все.

- Куда мне зайти, чтоб узнать, как у вас дальше с Георгом пойдет, отыскали или нет? - спросил Иегупов.

- Я вам сообщу, обещаю. К тому же письмо его к вам, которое вы не получили, у меня. Хотите прочитать?

- Да что мне теперь? Он мне его пересказал. И поболе того.

- Про наследство?

- Да. Брать он его не хотел, наследство это. А зря.

- Почему?

- "Ни к чему оно мне, - сказал. - И дом этот, и деньги. Помирать скоро. И не хочу, чтоб Сашку сманило оно". Так и сказал, - Иегупов взял свою тяжелую палку с отполированной ручкой...

Вышли вместе, у подъезда попрощались и разошлись в разные стороны.

- Некогда мне, Иван, еще и в ваши дела встревать. Ты посмотри, Остапчук показал на письменный стол, заваленный бумагами. - Без продыху сижу. Возьми вон сводку за сутки, прочитай: два угона за минувшую ночь, в дискотеке подрезали какую-то девку, три квартирные кражи залепили. А ты мне еще своего немца подвешиваешь.

- Как бы он не стал твоим, - подмигнул Михальченко.

- Не каркай, не цыганка. Да и транспорта у меня нет сейчас, забрали, погнали куда-то склад опечатывать, там недостача миллионов на двадцать.