Распознавание образов

что о нас будут думать потомки? – внезапно спрашивает Бигенд.

Стол у них сугубо вегетарианский, но этот человек выглядит так, будто ему в вену только что впрыснули чудовищную дозу экстракта сырого мяса. Румяные лоснящиеся щеки, сверкающие зрачки. Не хватает только пушистого хвоста.

Разговор до сих пор тек весьма нейтрально, без упоминания Доротеи или «Синего муравья», и это Кейс вполне устраивает.

Елена, жена Стоунстрита, только что закончила рассказ о применении экстракта бычьих нервных клеток в современной косметике. К этой теме она перешла после фаршированных баклажанов, начав с упоминания о губчатой энцефалопатии, которая развивается у травоядных, если их насильственно кормить мясом собратьев.

Бигенд любит подбрасывать острые вопросики в скучную беседу. Он кидает их, как колючки под колеса. Можно обрулить, а можно наехать, порвать покрышки, нестись дальше со скрежетом на ободах. Сегодня он делает это с самого начала, как только сели за стол – то ли потому, что он начальник, то ли ему действительно скучно: меняет темы равнодушно и безжалостно, как переключают каналы, когда не идет ничего интересного.

– Они вообще не будут о нас думать, – отвечает Кейс, наезжая на колючку. – Не больше, чем мы думаем о средневековье. Я имею в виду, конечно, не знаменитостей, а простых людей.

– Наверное, они будут нас ненавидеть, – вставляет Елена, вглядываясь прекрасными глазами в туманные образы грядущих энцефалопатических химер. В этот момент она похожа на экзальтированную героиню сериала «Архив 7», которая занималась перекодировкой людей, похищенных инопланетянами. Кейс когда-то посмотрела одну серию, потому что ее знакомый снялся там в эпизодической роли работника морга.

– Простых людей? – переспрашивает Бигенд, пристально глядя на Кейс, пропуская мимо ушей реплику Елены.

Бигенд говорит по-английски без акцента. Впечатление жутковатое, как будто слушаешь вокзальные объявления по громкоговорителю, хотя громкость тут ни при чем.

Кейс выдерживает его взгляд, тщательно пережевывая последний кусок фаршированного баклажана.

– Разумеется, мы не можем представить, как будут выглядеть наши потомки, – говорит Бигенд. – И в этом смысле у нас нет будущего. В отличие от наших предков, которые верили, что оно у них есть. Наши прадедушки могли спрогнозировать мир будущего, исходя из того, как выглядело их настоящее. Но сейчас все изменилось. Развернутые социальные прогнозы – это для нас недоступная роскошь; наше настоящее стало слишком кратким, слишком подвижным, и прогнозы на нем не могут устоять. – Он улыбается, как Том Круз, страдающий переизбытком белоснежных крупных зубов. – Мы не ведаем будущего, мы только оцениваем риск. Прокручиваем различные сценарии. Занимаемся распознаванием образов.

Кейс моргает.

– А прошлое у нас есть? – спрашивает Стоунстрит.

– История – это произвольная фантазия на тему, где и что случилось, – отвечает Бигенд, прищурившись. – Что и когда изобрели, что открыли, кто выиграл, кто проиграл. Кто мутировал, а