Славянский кокаин

14

Эммануил Степанович Сазонов был уникальным специалистом по созданию даже не фотороботов, отнюдь, – натуральных портретов со слов свидетелей и очевидцев. Сазонов занимался этим почтенным занятием всю сознательную жизнь, то есть больше сорока лет, и у него имелся в наличии уникальный криминалистический талант. Во-первых, он был просто блестящим рисовальщиком, а во-вторых, обладал беспрецедентным чутьем, которое не могли заменить никакие супер-пупер-компьютерные программы. Вячеслав Иванович не однажды в этом убеждался и надеялся, что не будет разочарован и в этот раз. Правда, прошло уже больше трех недель с тех пор, как Грингольц стал невольным свидетелем убийства своего шефа – Валентина Бакатина. Но в том-то и заключалась уникальная грань дарования Сазонова – он словно «раскачивал» свидетеля, своими мягкими вопросами и предположениями оживляя и реставрируя картину прошлого.

Сначала Грингольц и слышать не хотел ни о каком фотороботе, но Вячеславу Ивановичу пришлось напомнить ему, что он (Грингольц) пересек государственную границу России с поддельными документами, а перед тем выехал из пределов другого государства с теми же поддельными документами. Грингольц вздохнул раз пятьдесят и согласился. Все, что он смог вспомнить самостоятельно, это то, что убийца был «пижон и хлыщ» и что улыбка у него была «омерзительнейшая». И еще: перед тем как сбросить Бакатина на рельсы, он как бы по-дружески слегка приобнимал его.

Начали с роста. Про это Грингольц не помнил ничего.

– А как далеко вы находились от Бакатина? – неназойливо поинтересовался Сазонов.

– Трудно сказать, я ведь только спустился на станцию и... и шел в его направлении потихоньку.

– И все же?

– Ну... не ближе десяти – пятнадцати метров.

– У вас хорошее зрение, молодой человек?

– Очков пока не ношу, – буркнул Гриша.

– Замечательно. Итак, он, этот убийца, был выше или ниже Бакатина?

– Хм... Бакатин стоял ко мне спиной, а этого типа я сразу успел увидеть, значит, выше. Да, точно выше.

– Ну вот видите, как славно, – обрадовался Сазонов, – а мы знаем, что рост покойного составлял сто восемьдесят три сантиметра. Значит, другой человек был уже откровенно высокого роста. Правильно?

– Вам виднее.

– Вот именно, мой юный друг! Итак, пойдем дальше. Был ли он лыс?

– Хм... Нет, не был.

– Лысоват?

– Я же сказал уже.

– Это не одно и то же, – с удовлетворением сообщил Сазонов и провел ладонью по своему наголо бритому черепу. – У человека, то бишь мужчины, могут быть залысины, может быть проплешина на затылке. Была проплешина? Были залысины?

Грингольц задумался и через некоторое время отрицательно покачал головой.

Сазонов покивал и показал Грише, что он успел нарисовать. Все время их разговора он делал наброски. И сейчас Гриша с некоторой долей изумления рассматривал рисунки, на которых в разных ракурсах изображалась станция метро, он, Грингольц собственной персоной, из-за колонны поглядывающий на двух мужчин, дальний из которых был чуть выше ближнего.

– Так? – мягко спросил Сазонов.

– Только люстр там таких нет, это ж не московское метро все-таки...

Сазонов снова быстро закивал и ликвидировал люстры.

А Гриша с удивлением почувствовал, как эта картинка начинает словно оживать у него в голове...

Сазонов тем временем придвинул ему новый лист – это был уже фрагмент предыдущего рисунка – двое мужчин крупным планом. Сначала Бакатин спиной, затем – в профиль (Грязнов-старший снабдил Сазонова фотографиями покойника, и портретист-криминалист уже успел хорошо изучить это лицо). И глядя на хорошо знакомый ему абрис Бакатина, Грингольц неожиданно для себя самого сказал:

– Только уши вот побольше были...

– Разве? – засомневался Сазонов.

– Да я про второго говорю! Я вспомнил, уши такие длинные и как бы острые слегка, как у актера Басова, знаете?

Сазонов энергично закивал и сделал уши необходимой формы. Лицо по-прежнему оставалось белой маской и Сазонов, по опыту зная, что это не будет теперь выходить у Грингольца из головы, рисовал все новые мизансцены... Вот незнакомец приобнимает Бакатина... Вот он толкает его вниз...

По просьбе Лады портрет убийцы отослали в Нью-Йорк, но пока что это ничего не дало. Ни в досье Департамента полиции, ни даже в центральном компьютере ФБР человек с такой внешностью не фигурировал. А между тем Грингольц божился, что портрет, выполненный Сазоновым, настолько близок к оригиналу, что он теперь плохо спит (это, между прочим, было наглое вранье: Грязнов-старший договорился о смягченном режиме для Грингольца в камере-одиночке в Лефортово, куда его перевели и откуда Вячеслав Иванович регулярно имел теперь подробный отчет о Грингольце).

Наталья Фейгина, законная жена Бакатина, незнакомца не опознала, впрочем, на нее особых надежд и не было: Бакатин уже много лет не поддерживал с семейством Фейгиных никаких связей. Работники ресторана «Три медведя», принадлежавшего Бакатину, тоже ясности не внесли. По личному указанию Кэт Вильсон под вымышленным предлогом были допрошены видные члены итальянской и русской преступных группировок, но тоже абсолютно безрезультатно, убийцу они не признали. Разумеется, ни с внешностью Эдуарда Сванидзе по кличке Барс, ни тем более толстяков – братьев Тавиани, убийца не имел никакого сходства. Конечно, это мог быть нанятый киллер со стороны. Но тут стоило вспомнить, что до того, как Бакатин упал под поезд, разговаривал он с таинственным незнакомцем вполне по-дружески: тот даже приобнял его в какой-то момент.

Итак, облик убийцы был известен, но и только, даже о его национальной принадлежности приходилось только догадываться. Впрочем, оставалась еще Майя Рогачевская.

В городской квартире ее не было, и Денис съездил на Николину Гору.

Во дворе, метрах в пятнадцати от дома, был небольшой пруд, даже не пруд – так, заводь. Половина его периметра была ограждена невысоким парапетом, выложенным из крупных булыжников, кое-где обросших мхом. Майя Магнитовна Рогачевская ползала перед этим парапетом на карачках и всовывала между камнями пучки какого-то растения, нечто среднее между репейником и лопухом.

– Что вы делаете? – удивился Денис.

– Цветы сажаю, – неприветливо ответила Рогачевская.

– Разве в такое время года это делают? Холодно ведь уже... И потом, что тут прорастет – на камняхто? – заметил Денис и совершенно некстати вспомнил фразу «и на камнях растут деревья». Вслух, однако, произносить ее не стал.

Рогачевская вздохнула, поднялась на ноги, похлопала руками в садовых перчатках и сказала:

– Это растение называется «живучка ползучая».

– Шутите?

– Какие там шутки? Так и называется. Уникальное существо, приживается где угодно.

– Очень советское название, – заметил Денис. – Да и поведение, в сущности, тоже.

Рогачевская молча кивнула и выжидательно посмотрела на него.

Денис достал из портфеля портрет, сделанный Сазоновым, и продемонстрировал его Рогачевской, но подруга Бакатина только покачала головой. Потом, впрочем, попросила показать снова.

– Что-то напоминает? – поинтересовался Денис. – Видели кого-то похожего?

– Знаете, не могу так сказать. Но отчего-то привлекает внимание.

«Еще бы, – Денис подавил глубокий вздох. – Если бы ты знала, что сделал этот человек... Сказать ей разве что? Да нет, пожалуй, не стоит».

Оставалась еще одна ниточка – китаец, напавший на Ладу. Пора было решительно взяться за него, пока его в самом деле не убрали свои же.