Предчувствие беды

Вопрос. В чем заключалась его помощь?

Ответ. Он ящики, упакованные готовыми контейнерами с едой, перегружал на тележки и отвозил к холодильникам. А потом мы их вместе в холодильники перекидали.

Вопрос. Когда это «потом»?

Ответ. После собрания. Она, то есть Александра Борисовна, собрала нас в кабинете на пятиминутку. Ну, там, что заместителем остается Светлана Степановна, потом за премию разговор был. Мы под приказом расписывались.

Вопрос. В кабинете Небережной был весь ваш коллектив? Или кто-нибудь остался в цехе?

Ответ. Не, все были в кабинете. Там же денежный вопрос – премия.

Вопрос. А где в это время был Эдик?

Ответ. Он как раз ящики и перетаскивал.

Вопрос. То есть он был в цехе?

Ответ. Да.

Вопрос. Один?

Ответ. Получается, что один.

Вопрос. Как долго?

Ответ. Ну не знаю. Думаю, минут… Да минуты четыре, не больше. Потому что Александра Борисовна вдруг вышла в цех, пока мы под приказом расписывались.

Вопрос. Почему она вышла? Ее что-то обеспокоило?

Ответ. Не знаю… Она, правда, как вышла, так вдруг закричала, кто, мол, паковал ящик… вот номер не помню. Его Наташка Черкесова паковала. Она выскочила, а они там целуются. Но это вы у нее спросите. Я не видела, врать не буду.

Вопрос. Что было потом?

Ответ. Мы все вышли, стали раскидывать ящики по холодильникам. Александра Борисовна бирки вешала – какой ящик на какой рейс пойдет, а мы запихивали.

Вопрос. Ящики с питанием, которые предназначались на рейс 2318, были известны заранее?

Ответ. Нет. То есть мы ящики делим на две кучи: в одной с завтраками, в другой – с обедами. Это от длительности полета зависит. А потом Александра Борисовна берет список рейсов и сколько билетов продано. Вот и отсчитываем, сколько нужно ящиков. Отсчитали, она опечатала, бирки повесила – и порядок.

Вопрос. А как она их опечатывает?

Ответ. Да просто лентой самоклеющейся. И печать сверху. Вроде штампа.

Вопрос. Вы закончили работу, что потом было?

Ответ. Потом Александра шампанским нас угощала. Это у нас всегда так. Кто в отпуск уходит, выставляется.

Вопрос. О чем разговаривали во время застолья? Небережная говорила, как собирается провести отпуск?

Ответ. Говорила, что в понедельник к маме уезжает в Житомир.Мы ее спрашивали: «А что до понедельника делать будете?» А она: «Исчезаю в неизвестном направлении, не ищите!» Что-то вроде этого. И смеялась так… Она, знаете, очень такая… счастливая была.

Вопрос. Вы же говорили, она ревновала Эдика, злилась.

Ответ. Ну это одна минута, это ерунда. Вообще было видно, что она в него влюблена очень. Она с нами разговаривала, а смотрела только на него.

Вопрос. А он? Он в нее влюблен?

Ответ. Как сказать… И да, и нет. То есть он с ней так ласково, нежно. А глаза… Холодные у него глаза. Но очень такие… властные. Бабы от таких мужиков головы напрочь теряют.

Вопрос. Когда вы уходили, кто-нибудь видел, как Александра Борисовна уехала? На автобусе или как?

Ответ. Видели, конечно. Нам же интерсно. Но мы так незаметно. Мы на автобусной остановке стояли, отвернувшись. А Александра с Эдиком прошли дальше, на платную стоянку. А Наташка в зеркальце от пудреницы смотрела. Они сели в темно-синий «форд» и уехали.

Вопрос. Номер не запомнили?

Ответ. Я – нет. И вообще, машина далеко стояла. Думаю, и Наташка его не видела. Но это вы у нее спросите. То есть у гражданки Черкесовой.

Вопрос. Спасибо, Маргарита Дмитриевна. Пожалуйста, прочтите и распишитесь на каждой странице. А вот здесь, что с ваших слов записано верно.

Ответ. Пожалуйста. Это нам не трудно. Товарищ следователь, а у вас сигаретки не найдется? Ужас как курить хочется!

Из протокола допроса Черкесовой Н. А.

Вопрос. Наталия Анатольевна, назовите вашу должность и расскажите, пожалуйста, что входит в ваши служебные обязанности?

Ответ. Я разнорабочая. Что в обязанности входит? Я перегружаю контейнеры с питанием в ящики. Потом тележки отвожу к холодильникам. Потом, когда Александра Борисовна их опечатает и бирки развесит, перегружаю ящики в холодильник.

Вопрос. Вы все это одна делаете?

Ответ. Почему одна? Ящики тяжеленные, попробуй их одна перетаскай! Нас четверо подсобниц. Мы парами работаем. Двое на конвейере с соками и колбасой всякой. А двое на горячих блюдах. Я – на горячих. С Таней Ярошенковой.

Вопрос. А загружаете ящики тоже вместе?

Ответ. Нет, с конвейера контейнеры загружаем поодиночке. Они же легкие – тефлон и фольга сверху. А когда ящик наполнен, защелкиваем, там замки такие… Как на чемодане. Потом вдвоем перетаскиваем на тележку. Потом, когда на тележке восемь ящиков накопится, перетаскиваем к холодильникам. Там на подставки такие ставим, тоже друг на друга. Потом Александра Борисовна их опечатывает…

Вопрос. Это понятно. Скажите, пожалуйста, в среду, двадцать второго августа, когда Небережная работала последний день, к ней в гости кто-нибудь приходил?

Ответ. Да, мужчина приходил. Немолодой такой.

Вопрос. Пожилой?

Ответ. Ну-у… Лет под сорок.

Вопрос. Вам известно его имя?

Ответ. Он Эдиком назвался. И Александра Борисовна его так называла.

Вопрос. У вас с ней какой-то конфликт в тот день произошел?

Ответ. Да никакого особого конфликта. В общем, так было. Мы с девчонками были в ее кабинете, она нас собрала на летучку. Светлана Степановна принесла приказ на премию. Нужно было расписаться, ну что согласны с суммой. У нас такой порядок. Вот. Мы, значит, расписываемся по очереди, а Александра Борисовна вдруг вышла в фасовочный зал.

Вопрос. Почему, не знаете? Она ничего не сказала при этом?

Ответ. Ничего не говорила. Только там, в зале, этот ее знакомый находился. Он нам помочь вызвался ящики перетаскивать. Может, она забеспокоилась, что он там один, я уж не знаю. Она, значит, вышла и вдруг оттуда как закричит, нервно так очень: «Кто двадцать седьмой ящик паковал? Замок не защелкнут!» А я его и паковала. Все нормально было. Все было защелкнуто. Мы это всегда проверяем. Не защелкнешь как следует, так оттуда все вывалится при перегрузке. Так что за этим строго смотрим. Я четко помню, что защелкнула и проверила крышку. Ну я, значит, выскакиваю в зал, говорю, что это я паковала двадцать седьмой, смотрю – они вдвоем стоят у холодильников и целуются.

Вопрос. Кто?

Ответ. Ну как – кто? Александра Борисовна и ее ухажер.

Вопрос. Что было потом?

Ответ. Потом мы стали все вместе перегружать ящики. Небережная вешала бирки с номером рейса, а мы их совали в холодильники. Все как всегда. Эдик, ухажер ее, он нам помогал.

Вопрос. Вы не обратили внимание, на какой рейс попал ящик под номером двадцать семь?

Ответ. Как раз обратила! Я уже за этим ящиком наблюдала. Нормально он был закрыт! А рейс – на Ларнаку. Тот, что разбился. А что, вы думаете?…

Вопрос. Еще раз повторите, пожалуйста, на какое число и на какой рейс попал ящик с питанием под номером двадцать семь?

Ответ. Он попал на рейс 2318, который должен был идти на Кипр, на Ларнаку, на следующий день – двадцать третьего августа.

Вопрос. Спасибо. Теперь прочтите, пожалуйста, и распишитесь на каждой странице…

– Ни хрена себе! – Грязнов взъерошил шевелюру. – То есть накануне взрыва никому не известный Эдик остается в полном одиночестве среди упаковок с питанием! Почему-то ящик, попавший на Ларнаку, оказывается не закрыт. Хотя его закрывали. Вот тебе и способ заминировать самолет!

– Он был в зале один всего три-четыре минуты. Если минер – Эдик, он должен был принести с собой нечто уже готовое, не привлекающее внимание. Например, такой же точно тефлоновый контейнер с питанием, только начиненный не завтраком, а взрывчаткой.

– Следовательно, он имеет отношение к самолетам. Нужно прошерстить весь личный состав Шереметьева. Я ж говорил, у Сосны наемных убийц что грязи…

– Что касается работников Шереметьева – ими уже занимаются. А касаемо Сосновского… ты опять замыкаешься на одну версию. Из показаний Черкесовой следует, что ящик под номером двадцать семь попал на рейс 2318 случайно. Он мог попасть с таким же успехом на другой борт. Вспомни, как распределяется питание: Небережная берет список рейсов и количесто проданных билетов. Обе эти бумаги у нее в руках. Она и отсчитывает коробки.