Жил на свете рыцарь бедный

— Для начала, скажем, так… история ваших отношений. Когда и как вы с ней познакомились?

— Это было… немногим больше месяца назад, — на этот раз он говорил серьезно и печально. — Нас познакомила… — он слегка замялся, — одна наша общая знакомая. Мы встретились у нее в доме. Случайно.

«Случайно! — хмыкнул про себя Мышкин. — Как бы не так! Он, впрочем, кажется, искренне в это верит. Ну и пусть себе верит».

— Скажите… Вы собирались пожениться?

— Да.

— Поймите мой вопрос правильно, Алексей Дмитрич. Меня интересуют конкретные планы, — уточнил Мышкин. — Понимаете? Не общие соображения о том, что вам назначено быть вместе, а, скажем, точные сроки, практические решения…

— Понимаю, — кивнул Алеша. — Сроки были. Мы собирались пожениться весной. Так она хотела. А практически… Ну что практически? Квартиру, думали, нужно другую…

— А кстати, почему вы просто к ней не переехали? Не в штампе же дело, надо думать?

Алеша пожал плечами:

— Как вам сказать… Она говорила, что хочет чуть-чуть отдохнуть… Что ей надоело переезжать из одного брака в другой и теперь хочется просто романа… Потом… как раз насчет квартиры… что маленькая очень, тесно… А главное, она хотела подождать, пока Дерюгин остынет… — Он горько усмехнулся.

— Вы с ним сталкивались? — быстро спросил Мышкин.

— С Дерюгиным? Почти нет… Один раз.

— Расскажите…

— Подстерег меня однажды, у ее дома. Подошел вплотную, взял за грудки… сначала молчал… мне показалось — час, а наверное, минуты две, а потом изрек: «Я тебя уничтожу, с-сука». Довольно спокойно сказал, между прочим, без всякой экспрессии. Так, констатация.

«Дерюгин соврал, сказав, что жениха не знает, — на ходу отмечал Мышкин. — Зачем?»

— А вы?

— А я сначала перепугался до смерти, а потом со страху обнаглел и говорю ему: «Вы думаете, она к вам после этого вернется?» На «вы», главное, он мне — «сука», а я его — на «вы»! И смех и грех! Он посмотрел на меня диким взглядом, а потом вдруг отпустил и ушел.

— Вы рассказали об этом Кате?

— Да. Тут же и вывалил все, по свежим следам, под впечатлением. Слабость, конечно. И глупость. Напугал ее только…

— Как она отреагировала?

— Самым естественным образом. Перепугалась, побледнела, ахала… потом мы с ней разыграли, как по нотам: «брось меня, комиссар!» — «ни за что!» — или как там?..

Мышкин внимательно посмотрел на него — он был абсолютно серьезен, даже мрачен.

— А дальше?

— Да ничего, собственно. Она сказала: надо придумать, как его обезвредить…

— Придумала? — перебил Мышкин.

Алеша уныло махнул рукой:

— Да что она могла придумать! Меня, правда, успокаивала. Однажды вдруг говорит: «Не бойся, он нас не тронет!» Это примерно за неделю… — Он горько усмехнулся.

«Интересно, — подумал Мышкин. — Наталья говорила что-то похожее. Надо вспомнить… потом, когда он уйдет…»

— А в тот раз… — продолжал Алеша. — Погоревали — и сменили тему. Нельзя же все время об одном. Хотя… она, конечно, нервничала.

— Скажите, — Мышкин прикинул и решил идти напролом, — вам никогда не приходило в голову, что она может все переиграть и вернуться к Дерюгину?

— Из страха? — с недоумением переспросил Алеша.

— Да нет, даже не из страха. Просто передумать…

— Нет. — Алеша сощурил глаза. — Это мне в голову не приходило. А почему вы спрашиваете, если не секрет?

— Вопрос совершенно естественный, — вздохнув, пояснил Мышкин. — И ничего в нем нет оскорбительного… Согласитесь сами, девушка с такими запросами, вкусившая сладкой жизни… и вдруг от всего отказывается. Я не говорю, что это невозможно. Я говорю, что это не совсем обычно. Вот и все. Отсюда и мой вопрос про Дерюгина.

— Вы правы, — быстро и взволнованно проговорил Алеша. — Это странно. Я бы тоже так думал на вашем месте. Но… это так. Хотя я понимаю, что поверить трудно. Вы ее не знали, — он провел рукой по лицу, и Мышкин как-то сразу увидел, что вид у него измученный и под глазами — круги. — Вы ее не знали… — повторил Алеша. — Она была… уникальная. Господи, этого ведь не объяснишь… Я бы сам в такое не поверил… Она говорила… впервые речь человеческую услышала… Говорила, ей всегда и со всеми было скучно… а со мной — нет… У нее раньше простая схема была — или для души, или для… — Он смешался и на секунду умолк, но тут же оправился. — Для души ей как-то вообще не попадалось… Ну и потом, — добавил он, неожиданно усмехнувшись, — она все-таки рассчитывала, что я тоже в люди выйду… в какой-то мере.

«Что ж, это возможно, — подумал Мышкин. — Может, ей какие-нибудь конгрессы мерещились, симпозиумы, мировая слава… Кто ее знает, что она могла себе напридумывать. А он, однако… трезво судит…»

Надо сказать, что Мышкина на протяжении всего этого разговора не оставляло чувство легкого разочарования. Он сам скорее всего затруднился бы объяснить, откуда оно происходит. Отчасти, вероятно, дело было в том, что он заранее ожидал от этой беседы и от самого «жениха» чего-то необыкновенного — разряда молнии, который разом все потрясет и разом все осветит. Прежде всего, сам «жених» просто обязан был оказаться личностью необыкновенной. Как-никак именно его не поделили между собой две замечательно красивые женщины, и очень возможно, что именно из-за него дело дошло до смертоубийства. Однако ничего такого Мышкин в нем не обнаружил. Ну красивый. Ну голос приятный, интонации, речь интеллигентная… Стихи, наверное, хорошо читает… и говорит о них хорошо… «А чего тебе, собственно, надо? — одернул он самого себя. — Не так уж мало… И потом, не тебе судить. Тут могут судить только женщины. Может быть, что-то в нем есть такое, что тебе недоступно и не может быть доступно… Учти опять-таки еще одну вещь: может, он сейчас вообще на себя не похож — растерян, подавлен, выбит из колеи. Нельзя требовать от людей невозможного… Опять же я, может быть… не совсем беспристрастен… самую чуточку, но все-таки… А может быть, все не так, — вдруг подумалось ему. — Что, если это действительно… фантом?.. С Агнией все понятно — ее подкупило его внимание, тут много не надо, а Катя поверила в ее выдумку… и потом… уж очень он непохож на дерюгинское окружение, мог сработать принцип контраста… Нет, это все-таки странно. Скорее я ошибаюсь и чего-то не чувствую».

Все это пронеслось в голове у Мышкина за несколько секунд и нисколько ему не помогло, а наоборот — отвлекло от дела. Он провел рукой по лбу, отгоняя посторонние мысли. К разочарованию от личности добавлялось еще одно: отчего-то ему казалось, что этот разговор станет поворотным пунктом во всей истории, однако пока ничего похожего не происходило. Надежды оставалось все меньше, хотя разговор еще не был кончен.

Плавного перехода к вопросу об алиби не получалось. Его, впрочем, никогда не получалось. Мышкину всегда хотелось ввернуть его как бы между прочим, и никогда из этого ничего не выходило. «Значит, и нечего тянуть», — сказал себе Мышкин и спросил:

— Скажите, пожалуйста… где вы были в тот день, когда погибла Козлова?

Он ожидал возмущения, обиды, вообще какой-нибудь бурной реакции, но Алеша, к его удивлению, отвечал как ни в чем не бывало, словно не замечая в вопросе никакого подтекста.

— Я вернулся с конференции… Ночь не спал — я в поездах не сплю, устал как собака. Помылся, поел и лег спать. И проспал целый день…

— Вы не собирались навестить ее в день приезда?

— Она сказала, что ее целый день не будет. Мы договорились, что она позвонит вечером, когда вернется.

— Как вы узнали о том, что случилось?

— Сказали по телевизору. Мать была у меня… Она включила, пока я спал…

— Ваша мать… она была у вас весь день?

— Да, с утра… Приехала часов в девять, кажется, — я уже спал…

— А знаете, это очень странно… — сказал Мышкин. — Во-первых, у Кати в дневничке было записано, что она в тот день ожидает визита некоего «А». Ну, это, допустим, могли быть и не вы. Тот же Антон мог быть… Но тут еще вот что… Катя звонила Агнии, звала ее в гости и говорила, что вы непременно придете. Я это знаю от Агнии.