Мой любимый сфинкс

– Простите, а вы не знаете, где господин Аграфенин? – Злата вдруг подумала, что в отсутствие Аржанова вполне может довериться ему.

– Извините, информации о местопребывании гостей мы не даем.

– Спасибо, – убитым голосом сказала Злата. – Но вы хотя бы можете мне гарантировать, что Александр Федорович узнает о моем звонке сразу же, как придет?

– Да. Я ему передам. – Голос в трубке уже веял арктическим холодом. – Всего доброго, госпожа Добровольская.

– Интересно, за кого они меня приняли? – пробормотала Злата, прижимая к щеке трубку, в которой запищали гудки. – За сексуально озабоченную даму, которая бегает за хозяином, пытаясь обратить на себя его внимание, не иначе. Ну или, в лучшем случае, за идиотку.

В раздражении она бросила трубку на рычаг, но, соскользнув, та поехала по прикроватной тумбочке, зацепила стоящий здесь же флакон духов и упала, повиснув на шнуре. Флакон, звякнув в тихом предсмертном вскрике, разлетелся, ударившись о плиточный пол, на маленькие осколки. В комнате нежно и тревожно запахло духами.

– Вот черт! – У Златы даже слезы брызнули из глаз. И не то чтобы духов ей стало жалко, хотя флакончик был почти новый. Просто все сегодня шло наперекосяк. И Аржанова не было, и духи разбились, и в комнате теперь невозможно пахло, и вообще ей стало жалко себя, маленькую и беззащитную, остро нуждающуюся в чьем-то надежном плече, чтобы выплакаться.

Но надежного плеча не было. Не только сейчас, но и вообще. Не Артема же считать надежным плечом, на самом-то деле! Это он всегда жалуется на жизнь, используя Злату как жилетку, спрашивает советов и ищет ее утешения.

Сердито хлюпнув носом, Злата решительно вытерла выступившие слезы и отправилась в ванную за щеткой, чтобы собрать осколки, и тряпкой, чтобы вытереть лужицу на полу. По дороге она пошире распахнула окно, чтобы выгнать в летнее небо одуряющий запах духов.

«Как я тут спать-то сегодня буду?» – мимоходом подумала она. Впрочем, эта мысль покинула ее головку, не задержавшись в ней. Злата относилась к породе людей, которые предпочитают действовать, а не жалеть себя попусту.

Прибравшись, она все-таки решила провести время, оставшееся до ужина, в беседке. Во‑первых, на свежем воздухе дышалось гораздо легче, чем у нее в комнате. Во‑вторых, лишенная возможности действовать, она чувствовала себя в четырех стенах как в клетке. И в‑третьих, она надеялась перехватить Аржанова сразу, как он вернется, чтобы не находиться в зависимости от девушки на ресепшен.

Взяв все ту же книжку с вложенной в нее запиской, она сбежала вниз по лестнице и заняла место на своем наблюдательном пункте. К девяти вечера детектив был осилен. Не прочитан. А именно осилен. Несмотря на довольно увлекательный сюжет, Злата практически не запомнила его перипетий. Мысли были заняты совсем другими вопросами.

Точно так же она не могла сказать, кто ходил вокруг беседки, хотя периодически к ней подсаживались какие-то люди и даже пытались вступить в беседу. Кто именно это был и что от нее хотели, Злата помнила смутно. Глаза ее то и дело отрывались от книги, чтобы посмотреть в сторону автостоянки. Огромного черного джипа, на котором они с Аржановым несколько дней назад ездили в поселок, на месте по-прежнему не было.

Неожиданно зазвонил телефон, заставив Злату вздрогнуть. Номер был ей незнаком.

– Да, – аккуратно сказала она: в последнее время незнакомые номера казались ей опасными, как и все, что происходило вокруг.

– Злата, это Аржанов, – сказала трубка, и Злата, вскочив со скамейки, почувствовала, как тает ком где-то в горле. – Я звонил узнать, как дела, и девчонки сказали мне, что вы меня разыскиваете. Что-то случилось?

– Нет, Александр Федорович… Саша, ничего не случилось. Я просто хотела с вами поговорить. Мне подбросили записку, в которой написано, кто убил Громова. Но чем больше я про это думаю, тем больше мне кажется, что это неправда. И вообще мне кажется, что с этой запиской что-то не так.

– Я сейчас приеду. – Аржанов говорил сухо и отрывисто. – Кто-нибудь еще знает про это?

– Про записку – Света и Константин Алексеич, а про все остальное – только я. Я бы хотела поговорить с вами. У меня такое ощущение, что я что-то слышала. Или видела. И это может пролить свет на разгадку убийства. Только я никак не могу понять, что же именно я такое слышала или видела. Вы ведь мне поможете разобраться?

– Я сейчас приеду, – повторил Аржанов. – Дождитесь меня и, пожалуйста, больше ни с кем не разговаривайте. Это может быть опасно, очень опасно. Вы слышите меня, Злата? Лучше всего поднимитесь к себе в комнату и запритесь изнутри. Снаружи ключей нет, так что вам ничто не будет угрожать. Я позвоню вам, когда подойду к вашей двери.

– Хорошо, а откуда вы взяли мой телефон?

– Любопытство – главная черта всех женщин. Да ладно-ладно, не обижайтесь. Позвонил Константину. Ничего секретного.

– Хорошо… Саша. Приезжайте быстрее. У меня такое ощущение, что истина где-то совсем рядом, только я никак не могу ее увидеть.

Отключив телефон, Злата, как школьница, крутанулась на каблуке вокруг своей оси. Настроение было просто великолепным. Захлопнув ненужную книжку, она выскочила из беседки и, пританцовывая, побежала в сторону дома.

В холле никого не оказалось. Поднявшись по лестнице, она потянула на себя дверь своей комнаты, привычно удивившись, что она не заперта и закрыть ее можно только изнутри.

Бросив книжку на кровать, она повернулась к зеркалу, чтобы поправить волосы и, может быть, перед приездом Аржанова накрасить губы. Огромная тень метнулась ей навстречу, и страшный удар обрушился на голову раньше, чем она успела защититься или хотя бы испугаться.

Аржанов испытывал дикую смесь чувств. Он и чувства вообще были малосовместимы, а тут они клубились в его голове, создавая экзотический коктейль из ярости по отношению к тому, кто ударил Злату по голове, облегчения, что он успел, страха от мысли, что могло бы случиться, если бы не успел, жалости и сочувствия к самой Злате и недовольства собой. В конце концов, в этой истории давным-давно следовало бы разобраться, найти виновного, воздать ему по заслугам и отправить историю в утиль, чтобы идти дальше.

Как в замедленной киносъемке всплывало все, что зафиксировало его сознание после того, как накануне вечером он заглушил машину на стоянке и, скрипя гравием, пошел по направлению к дому, где его ждала Злата.

Он помнил метнувшуюся от входа тень. И свои мысли по поводу того, что эта тень, шмыгнувшая аки тать в ночи, не может принадлежать тому, кому нечего скрывать. Вот только даже мимолетной тревоги не оставила в его голове эта мысль. Он только проводил тень глазами, прошел в тускло освещенный холл первого этажа, подумав, что часть лампочек перегорели и надо выдрать нерадивый персонал, который не удосужился их поменять, взлетел на второй этаж и, постучавшись, нажал на ручку Златиной двери.

Он даже не сразу понял, что это она лежит, уткнувшись носом в жесткий ворс медвежьей шкуры. А когда понял, то перестал дышать. Сердце, замерев в груди, пропустило такт, затем второй, а затем побежало догонять время неровными сильными толчками, разгоняя кровь, которая мощным потоком ударила в голову.

«Господи, пусть она будет жива!» – взмолился он, бросившись на колени, чтобы приподнять русую головку с почему-то косо сидящими на носу, но целыми очками.

Она была жива, потому что почти сразу открыла глаза и уставилась на него вопросительно, но ничуть не испуганно.

– Что случилось? – спросил он, но она лишь отрицательно покачала головой, давая понять, что не знает.

– Вас ударили? – Она кивнула.

– По голове?

– Да, – губы чуть слышно шевельнулись, – я бы сказала – по лицу.

– Вы видели, кто это сделал?

Она снова покачала головой, взгляд ее слегка изменился, в нем появилось настороженное выражение, которое он понял каким-то шестым чувством.

– Злата, это не я вас ударил. Я только что приехал. Честное слово. – Он сам слышал, насколько неуверенно и жалко это прозвучало, и тут же возненавидел себя за эту жалкость.