Кошачий глаз

Роли поменялись. Теперь Мерсье кричал:

— Ложь! Неправда! Велите ему замолчать!

Однако никто не мог бы заставить замолчать возбужденного Жан-Марка.

— Я не верил ей, не мог поверить, — продолжал он. — Мы отправились в ее комнату. «Иди ко мне», — сказала она. Я не хотел. Я вынул из бумажника ее фотографию в купальном костюме и поставил на камин. «Ты любишь только себя», — сказал я. Тогда она сорвала с пальца колечко с «кошачьим глазом» и бросила в ящик с бельем. «Уходи!» — резко сказала она. Потом воскликнула: «Не уходи, я тебе запрещаю!» — «Я стольким тебе обязан, что ты имеешь право силой задержать меня», — ответил я. Ее лицо словно заледенело. Иногда она могла быть страшной. «Дурак», — процедила она сквозь зубы. Мне показалось, что она хочет меня ударить. «Не прикасайся!» — закричал я и, чтобы ее напугать, взял со столика нож для разрезания бумаги.

— Скотина! — взорвался Мерсье. — Этот ножик я сам сделал из немецкого снаряда и послал ей с фронта в подарок!

— Возможно, но это не имеет значения! — пробормотал Жан-Марк. — Я не собирался им воспользоваться. Когда она сделала такое движение, словно хотела дать мне пощечину, я заслонился одной рукой, а другую вытянул, чтобы ее оттолкнуть. Я уверен, что не дотронулся до нее! Она только взглянула на меня удивленно, а я, застыдившись, убежал на улицу.

Жан-Марк начал всхлипывать. Пикар молчал несколько минут. Мерсье, от которого все ждали нового взрыва, удивленный тишиной, неотрывно смотрел на Пикара.

— Тогда она была уже мертва, — сказал наконец тот.

— Ничего подобного! — с глубокой убежденностью ответил Жан-Марк. — Возвращаясь пешком в гостиницу, я позвонил ей из какого-то кафе. Она взяла трубку…

— Исключено, — сказал Пикар.

— Клянусь, господин комиссар! Но она не сказала ни слова, как я ни просил!

Пикар посмотрел на Мерсье, знаками дававшего понять, что это он подошел к телефону. Жан-Марк тоже обратил внимание на его жесты.

— Так это он не позволил ей говорить со мной?

— Нет, — ответил Пикар, открывая папку с документами. — Она уже была мертва.

— Так, значит, он ее убил?

— Нет. Ты.

— Как это? Если бы даже, допустим, я порезал ее ножиком, то это не могло вызвать серьезных последствий! Но я даже не почувствовал, что коснулся ее! К тому же она бы крикнула… Или застонала…

— Она умерла. Вот заключение медицинской экспертизы. Ты попал ножом в особое место; рана, нанесенная туда, приводит к мгновенной смерти.

— Но была бы кровь, поток крови! — воскликнул Жан-Марк в ужасе.

— Необязательно. Она не сразу упала и, когда ты выходил, производила впечатление живой. Это тоже характерно.

Жан-Марк заломил руки. На его лице было написано отчаяние.

— Господин комиссар, может, я ее только ранил? — спросил он, всхлипывая. — Может, это он ее добил? Не побоялся же он отрубить ей руку!

Мерсье не шелохнулся.

— Нет, это ты убил, — сказал Пикар.

Жан-Марк зашатался в кресле.

— Что ты сделал с ножом? — донеслось до него откуда-то издалека.

— В первую же канаву, — прошептал он и, как тогда на улице Дюмон, рухнул на пол.

— Тюссен, Бешамп, — приказал Пикар, — отнесите его в тюремную больницу. Мне он больше не нужен.

2

Жан-Марка вынесли. Казалось, кабинет опустел, хотя там оставалось еще шесть человек. Мерсье облегченно вздохнул и положил ногу на ногу. Он уже ничем не напоминал буйного сумасшедшего, и его щегольской белый костюм не был похож на смирительную рубашку.

— Я вам бесконечно благодарен, господин комиссар, что вы позволили мне услышать эту мерзкую исповедь. Она многое для меня прояснила, — сказал он.

Пикар не ответил. Он закрыл папку с документами, касающимися вскрытия, и сидел неподвижно, с отсутствующим выражением. Бело тоже молчал. Трюфло, отложив перо, подпер щеку рукой. Рядом с ним стояли Блондель и Ривьер. В этой сцене было что-то нереальное, словно кабинет заполняли восковые фигуры. Мерсье, однако, не пожелал мириться с ролью манекена.

— Итак, — начал он, — с моей стороны было бы наивно думать, что вы после истории с фальшивками выпустите меня на свободу. Верно ведь?

Пикар только рукой махнул, как бы говоря: «А вы что воображали?»

— Даже если бы я представил доказательства, что сам был обманут? — не сдавался Мерсье.

Пикар не мог удержать усмешки и сухо прибавил:

— Еще есть отрубленная рука. Надругательство над трупом, с точки зрения закона.

— А если я сделал это только из любви? — Он глубоко вздохнул и сделал такое движение, словно хотел встать.

— Сидите, — сказал Пикар. — Наш разговор не окончен. Комиссар Бело хочет вам кое-что сообщить.

Бело вынул из бумажника толстый конверт, который он вчера получил от Малькорна.

— Это письмо, — сказал он, — обращено к нам, хотя тут и нет фамилии адресата. Вы хорошо знакомы с автором и даже издали узнаете почерк.

Блондель и Ривьер снова встали за спиной Мерсье, который напряженно следил за Бело, достававшим из конверта бумагу.

— Дата точная. «Вербное воскресенье, 19.30», — сказал он. — Прошлая неделя. День убийства.

Он стал читать вслух, очень отчетливо, без какой-либо определенной интонации.