Шерлок Холмс и хентзосское дело

Рассендил присел достать оружие, но было слишком поздно. Моё сердце подскочило в груди, когда я увидел, как граф метнулся вперёд, чтобы нанести удар безоружному человеку. Но здесь Тарленхайм бросился вперёд и метнул своё оружие Рассендилу.

— Ваше величество, — крикнул он, — добейте предателя моим клинком!

Толпа одобрительно загудела, услышав его слова.

Рассендил поймал клинок и парировал нацеленный на него удар, застав излишне расслабившегося и уверенного в себе Руперта врасплох. Граф поплатился за свою беспечность, получив ранение в плечо, вскрикнул от боли и метнулся в сторону. Фортуна отвернулась от него, и он неотвратимо приближался к своему поражению. Он быстро осмотрелся в поисках путей к отступлению, но платформа со всех сторон была окружена гвардейцами. Тогда он неожиданно повернулся к Рассендилу с привычной жёсткой усмешкой на губах:

— Ну что же, ваше величество, — крикнул он с явной издёвкой, — позволю напомнить вам о старинной народной поговорке, не лишённой мудрости: «Хорошо смеётся тот, кто смеётся последним», — с этими словами он резко развернулся и бросился к вагону.

Распахнув дверь, граф исчез в недрах вагона. Рассендил бросился вслед за ним, но стоило ему поравняться с дверью, как Руперт снова появился в проёме. Лишь лицо его было непривычно бледно, а глаза неподвижны. Он оступился на ступенях и упал на руки Рассендилу. И тогда все увидели на его спине кровавое пятно.

В эту секунду в дверях вагона появился начальник таможенного гарнизона. В руках он держал клинок, матово переливавшийся свежей кровью.

Глава девятнадцатая

ОБЪЯСНЕНИЯ

События того дня на вокзале в Стрельсо навсегда останутся в моей памяти. Иногда, когда я предаюсь воспоминаниям, они проплывают перед моим внутренним взором подобно феерическому, но жутковатому театральному представлению, в котором почти нет места бутафории и настоящие клинки проливают человеческую кровь. И для этого представления мой друг Шерлок Холмс не только написал гениальный сценарий и стал удивительным режиссёром, но и взял на себя главную драматическую роль, которая, как и положено, в эпилоге закончилась эффектной смертью. И эта исключительно убедительная сцена была сыграна именно так, как он её запланировал.

Когда я выстрелил в Холмса из своего пистолета, заряженного холостыми патронами, он ударом руки разбил капсулу с красными чернилами, закреплённую у него на одежде. Пролив «кровь из смертельной раны». он с трагическим криком упал ничком. Это была игра, достойная знаменитого английского трагика Генри Ирвинга. Позже его «тело» было перевезено во дворец, где он благополучно «воскрес».

В это время, после изначального смятения, а потом последовавшего за расправой с изменником графом восторга, государственный визит главы дружественной страны пошёл более или менее по намеченному плану. Я осмотрел и перевязал рану Рассендила, до того как тот покинул вокзал. Рана была глубокой, но, к счастью, клинок графа не задел крупных сосудов или сухожилий, поэтому серьёзных увечий причинено не было.

Известие о предательстве Руперта Хентзосского и о том, какую доблестную роль в наказании подлеца сыграл король Рудольф, молнией разлетелось по всему городу. И к пути следования кортежа с «королём», королевой и изрядно потрёпанным высоким гостем стало стекаться всё большее людей.

Тогда же, когда в Стрельсо разворачивались эти драматические события, люди Тарленхайма, выполняя его прямой приказ, нанесли серию молниеносных рейдов на штабы и квартиры Синих, включая Зендскую крепость и их основной гарнизон в Беренштейне. К исходу дня те из Синих, кто не был убит или заключён под стражу, покинули страну. Организация как таковая перестала существовать.

Вечером этого дня во дворце был устроен банкет в честь короля Вильгельма. Однако царившая на нём радостная, праздничная атмосфера явно имела больше отношения к триумфу Рудольфа и смерти предателя, чем к объявленному виновнику торжества.

После завершения всех торжеств королева Флавия, Рудольф и Тарленхайм навестили нас с Холмсом в отведённых нам комнатах, где мы готовились к отъезду домой. Мы обменялись тёплыми словами и пожеланиями удачи.

Флавия взяла моего друга за руку.

— Мне не найти слов, чтобы поблагодарить вас, мистер Шерлок Холмс, — сказала она. — Вы самым чудесным образом разогнали все тучи, сгустившиеся над нашими головами. — Она подалась вперёд и поцеловала его в щёку.

Я редко видел Холмса в таком смятении и лишённым дара речи. Чтобы не смущать его ещё больше, милосердная леди повернулась ко мне.

— И вы, доктор Уотсон, достойны всяческих похвал. — Она протянула мне руку, которую я поцеловал.

— Я был счастлив помочь, ваше величество, — сказал я.

Холмс повернулся к Рассендилу.

— Какая судьба ждёт вас теперь? — спросил он его.

— По-моему, моя судьба уже давно была за меня определена. Это она привела меня сюда три года назад, чтобы я сыграл роль короля Руритании, и сейчас, похоже, у меня не остаётся иного выхода, как доиграть эту роль до конца.

— Через час мы поженимся, — тихо добавила Флавия. — Мой верный Фриц станет нашим свидетелем, и мы сочтём за честь, если вы присоединитесь к нам.

— С превеликой радостью, — тепло отозвался мой друг. Он положил руку на плечо Рассендила. — Полковник Сапт говорил, что вы подходите для роли короля. Я не большой поклонник религиозных идей, но мне кажется, что вы были рождены, чтобы править этой землёй. И я знаю, что вы будете хорошим правителем и принесёте мир и спокойствие ей и соседям.

— Я сделаю всё, что в моих силах.

— А кто в праве требовать большего, не так ли, Уотсон?

Чуть позже, тем же самым вечером, в небольшой часовне Святого Станислава, что при самом дворце, архиепископ Стрельсо повенчал королеву Руритании Флавию и Рудольфа Рассендила. Холмс, Тарленхайм и я были единственными свидетелями этого скромного события.

В неверном свете свечей эти мужчина и женщина, чьи жизни судьба сплела воедино любовью и пережитыми утратами, навеки скрепили свой союз, обменявшись клятвами и кольцами.

Руритания наконец обрела своего истинного короля.

После церемонии Тарленхайм открыл шампанское, и мы подняли бокалы за счастливых молодожёнов. Затем по знаку короля Рудольфа Тарленхайм достал бархатную коробочку. Из неё король собственноручно достал две золотые цепи, на каждой висело по золотой медали в форме четырёхконечной звезды с белым бриллиантом посередине.

— Это моё первое распоряжение как короля Руритании, — сказал Рудольф. — Я хочу наградить вас обоих высшей наградой моей страны, Звездой Руритании. Я, моя жена и моё королевство в вечном долгу перед вами.

Он надел цепи на шеи каждого из нас и расцеловал обоих награждаемых в обе щеки на континентальный манер. Это был очень трогательный момент, когда мы терялись в словах благодарности, силясь выразить невыразимое.

К утру, обменявшись прощальными пожеланиями, я и Холмс снова сидели в движущемся вагоне поезда, направлявшегося в Англию.

— Итак, — сказал Холмс, попыхивая трубкой, когда закончил управляться со своим багажом, — похоже, об этом приключении ваши читатели не смогут узнать до тех пор, пока будет править династия Элфбергов.

— Вы правы, друг мой, — сказал я, — хотя я всё равно напишу обо всём для себя. Кстати, был бы вам признателен, если бы вы прояснили для меня кое-какие детали.

Холмс рассмеялся.

— Старый добрый друг, какие бы штормы нас ни трепали, ваша природная любовь к порядку всегда даст о себе знать. Хорошо, спрашивайте!

— Начнём с того, что не даёт мне покоя вот уже несколько дней. Когда нас напоили отравленным бренди у британского посла, перед тем как потерять сознание, вы сказали что-то о новых ботинках.

— Да, сказал. Если вы помните, Уотсон, что-то в рассказе сэра Роджера не давало мне покоя. Я никак не мог определить. что это было, а когда нашёл — было уже слишком поздно: я уже отпил отравленного напитка. Сэр Роджер сказал нам, что, получив телеграмму Майкрофта о нашем прибытии, отправился на вокзал, чтобы нас встретить, но на нём в тот момент были новые сияющие ботинки без единого пятнышка или складки на коже! Он явно не покидал пределов своей квартиры в то утро и, значит, лгал. Жаль, что я слишком поздно пришёл к этому заключению.