Папина дочка

Когда в семь утра меня разбудила сиделка, у меня болело буквально все. Измерив мне пульс и давление, она удалилась. Я вылезла из-под одеяла, свесила ноги с кровати, и, не зная, что из этого выйдет, попробовала подняться. На ступнях у меня красовались бинты, так что стоять было ужасно неудобно, но в остальном я чувствовала себя неплохо.

И тут я поняла, как мне повезло. Еще пара минут — и я бы наверняка задохнулась от дыма. К приезду Кельтонов меня было бы уже не спасти, даже знай они, что я там.

Был ли этот пожар случайностью? Думаю, нет. Хотя я сама в гараж никогда не заглядывала, со слов миссис Хилмер я знала, что там почти ничего не было, кроме сельскохозяйственных инструментов. А инструменты просто так не загораются.

Офицер Уайт предупреждал меня, что кто-нибудь из друзей Вестерфилда по тюрьме может решить оказать Робу небольшую услугу и убрать меня. Правда, кое-что Уайт напутал. Я ни капли не сомневалась, что за пожаром стоял сам Вестерфилд. Это он поручил такое задание кому-то из своих бывших шестерок в Синг-Синг. Не удивлюсь, если даже тому самому парню, с которым мы говорили на стоянке.

Я была уверена, что миссис Хилмер уже знает о пожаре от офицера Уайта — я дала ему номер ее внучки в Лонг-Айленде. Представляю, как она расстроилась, услышав, что ее гаража с комнатами для гостей больше нет. Раньше там располагался сарай, и здание представляло определенную историческую ценность.

Миссис Хилмер уже семьдесят три. И гостевой домик был для нее гарантией того, что, если ей понадобится постоянная помощь, у нее под боком всегда есть отдельное жилье. А после происшествия с внучкой моя хозяйка наверняка еще острее почувствовала, как легко оказаться беспомощной. Хватит ли ей страховки, чтобы заново все отстроить? И нужна ли ей такая головная боль? Уверена, сейчас миссис Хилмер размышляет, что добро всегда наказуемо. Нужно обязательно ей позвонить. Только не сейчас — я не знала, как извиняться за такое.

Затем я вспомнила о спортивной сумке, ноутбуке, принтере и телефоне. Все это точно оказалось со мной в палате, а затем сестра что-то говорила мне о том, что хочет их убрать. Где они?

В палате имелся шкафчик — такие обычно стоят в раздевалках. Я доковыляла до него, молясь, чтобы сумка и ноутбук лежали там, открыла дверцу и с радостью обнаружила все свои вещи, аккуратно сложенные внизу. С не меньшим восторгом я заметила на крючке больничный халат из флока. На мне сейчас красовалась выданная здесь же ужасная ночная рубашка, на кого-то размером с куклу Барби. И это при том, что я — метр семьдесят пять.

Первым делом я расстегнула спортивную сумку и заглянула внутрь. Мятая первая страница «Нью-Йорк Пост» с заголовком «ВИНОВЕН» лежала наверху, точно так же, как и в последний раз. Затем я сунула руку в сумку сбоку от газет и стала прощупывать дно. Наконец я нашла то, что искала, — кожаный футляр. Я с облегчением выдохнула.

Вчера утром я уже собиралась сесть в машину и поехать к Джоан, как вдруг меня посетила неприятная мысль. Что, если следующий нежданный «гость» решит порыться в домике в поисках чего-нибудь ценного? Я взбежала по лестнице, взяла футляр из ящика и спрятала его в спортивную сумку, уже лежавшую в багажнике.

Я вытащила футляр и открыла его. Все на месте: обручальное кольцо и кольцо невесты моей матери, бриллиантовые серьги и моя скромная коллекция. Успокоившись, я положила футляр обратно в сумку и застегнула молнию.

Затем я достала ноутбук и дотащила его до единственного стула у окна. Раз уж я сегодня в больнице, буду работать здесь. Задержав дыхание, я включила компьютер. Раздался характерный писк, зажегся экран, я убедилась, что все материалы в целости и сохранности, и только после этого выдохнула.

Наконец немного придя в себя, я проковыляла к шкафчику, взяла халат и отправилась в ванную. На полочке над умывальником я обнаружила маленький тюбик пасты, запакованную зубную щетку, расческу и решила попытаться привести себя в порядок.

Шок, пережитый мною во время пожара, начинал проходить. По мере того как мое сознание прояснялось, я все больше и больше понимала, насколько мне повезло. Я не только осталась в живых, но даже не получила серьезных ожогов. Впредь буду осторожнее. Не думаю, что это — последнее покушение на мою жизнь. Теперь я не сомневалась: нужно переселяться в место, где всегда есть администратор и другие служащие.

Бросив жалкие попытки продрать малюсеньким гребешком спутанные волосы, я вернулась в палату, плюхнулась на стул и, за неимением бумаги и ручки, открыла компьютер и стала составлять список вещей первой необходимости.

У меня нет ни наличных, ни одежды, ни кредитных карточек, ни водительского удостоверения — все погибло при пожаре. Придется занять у кого-то денег, пока я не обзаведусь дубликатами карточек и прав. Кто же окажется этим счастливцем?

У меня есть приятели в Атланте и школьные друзья, разъехавшиеся по всей стране, которым я могу позвонить и обратиться за помощью когда угодно. Но их всех я отмела сразу: не хотелось пускаться в долгие объяснения, почему я вдруг временно обнищала.

Из всей Атланты об Андреа и о том, почему я здесь, знал один Пит. Когда я брала отпуск, чтобы сюда уехать, друзьям и сослуживцам я сообщила только, что «это личное, ребята». Наверняка, все подумали: Элли, которая всегда слишком занята для каких-то там свиданий, познакомилась с кем-то особенным и пытается с ним встречаться.

Пит? Разве что в самом крайнем случае. Меня раздражала сама мысль о роли беззащитной женщины, бегущей за помощью к нашему герою. Конечно, можно позвонить Джоан Лэшли, но из-за ее уверенности в невинности Вестерфилда обращаться к ней мне что-то не хотелось.

Маркус Лонго? Точно! Он даст мне в долг, и я верну ему деньги через неделю.

Принесли поднос с завтраком. Через час еду забрали почти нетронутой. И почему не бывает больниц, где подают горячий кофе?

Затем заглянул доктор, осмотрел волдыри на ногах, сказал, что я могу ехать домой в любое время, и вышел. Я тут же представила, как я хромаю по улицам Олдхэма в больничном халате и прошу подаяние. И в этот самый что ни на есть трагический момент в палате возник офицер Уайт в сопровождении некоего мужчины с острым лицом, которого он представил детективом Чарльзом Баннистером из городского полицейского департамента. За ними вошел санитар со складными стульями. Все ясно — они явились сюда не с кратким дружеским визитом.

Баннистер поинтересовался моим самочувствием и выразил надежду, что после всего случившегося я чувствую себя относительно хорошо. Я сразу почувствовала, что за его маской радушия и беспокойства скрывается некий план. Причем не самый дружелюбный.

Я ответила, что мне уже лучше и я очень рада, что осталась в живых.

Последнюю мою фразу детектив сопроводил легким кивком головы, и мне сразу вспомнился наш профессор философии в колледже. Тот всегда точно так же мрачно кивал, когда кто-то из студентов выдавал особенно невероятную чушь. Это означало: «С вами все ясно».

Очень скоро я поняла, к чему клонит детектив Баннистер: он задался целью доказать, что я все выдумываю с самого начала — с той первой истории с проникновением в мою квартиру. Конечно, прямо он мне это не сказал, но в целом его версия звучала примерно так: услышав мой рассказ о «визитере», миссис Хилмер разволновалась. Ей показалось, что кто-то ехал за ней до библиотеки и обратно. Затем, изменив голос, я сама позвонила ей и предупредила о том, что у меня неуравновешенная психика. На этом моменте я удивленно подняла бровь, но ничего не возразила.

По мнению детектива Баннистера, это я устроила поджог, чтобы привлечь к себе внимание и сочувствие и публично обвинить Роба Вестерфилда в покушении на мою жизнь.

— Вы же могли сгореть заживо. Тем не менее, по словам вашего соседа, который видел, как вы выходили из здания, у вас в руках был компьютер, принтер, сотовый телефон и большая тяжелая сумка. Оказавшись в аду, нормальные люди не задерживаются, чтобы собрать вещи, мисс Кавано.