Импортный свидетель (сборник)

— Соседи здесь, следователь, — услышал Нестеров голос и обернулся.

Перед ним стоял пожилой человек, и, судя по ясному доброму взору, это был именно тот человек, который сейчас был так необходим Нестерову.

— Вашу Смеральдинку увез дядя лет тридцати пяти, высокий, в сером костюме, на правой его руке просматривалась татуировка «АВИК», виски у него были седоватые. Он приехал с шофером, имени которого я не знаю, а называл его боем — то есть, по-английски, мальчиком. Впрочем, тот однажды запротестовал и назвал свое имя — то ли Гриша, то ли Миша. По виду шофер русский, машина серая, двадцать четвертая «Волга», номерной знак 19–54 — в этом году родился мой сын, так что я запомнил. Девочку они увезли, потому что дядя сказал ей, что они едут к папе, тут и я бы поехал. И последнее: доложил вам все это некто Гудков Егор Дмитриевич, работали с вами когда-то вместе, только вряд ли вы меня помните; я в свое время осуществлял в прокуратуре области общий надзор, сейчас на пенсии.

Нестеров вздрогнул от такого обилия неожиданной и столь кстати пришедшейся информации и даже проглотил тот факт, что проворонил девочку.

Уже через полчаса оперативники выяснили, что машина с указанным номером принадлежала фабрике детских пластмассовых игрушек и шофер этой машины действительно оказался Гришей. Он рассказал (конечно, после того, как Нестеровым ему было предъявлено прокурорское удостоверение), что он действительно ездил сегодня в Горный район за какой-то девочкой, но нарушений закона в своих действиях не усматривает. К тому же он отвез ее в городское управление внутренних дел, а человек в сером костюме, с которым он ездил, назвался ее родственником.

Да, что и говорить: «дядя» оказался проворней/«Все это неутешительно, — думал Нестеров — Как теперь допрашивать Давиджанова? Ведь если он узнает, что не только мать не уберегли, но и дочь его похищена, он не скажет ни слова и будет прав».

Нестеров неохотно вошел в кабинет, где его ждал Да-виджанов. Но тут Нестерову повезло.

— Я готов с вами откровенно разговаривать, — сказал Давиджанов Нестерову.

15

Голубочек ждать больше не мог. Прошло несколько дней, а Рагимов исчез, кажется, бесследно. Но для уголовного розыска, когда он, конечно, хочет работать, нет ничего невозможного. Была разослана оперативка, и уже вскоре Рагимов был доставлен пред светлые очи следователя Голубочка.

— Вы задержаны по обвинению в совершении преступления, — сказал Рагимову следователь.

— Забавно. Только, знаете ли, я уже задерживался по этому же поводу. У меня теперь создается впечатление, что в республике нашей царят произвол и беззаконие. Я поеду в Москву, к Генеральному прокурору, и тогда посмотрим, чья возьмет. Что происходит, вы можете мне объяснить?

— Это ваше право — обжаловать мои действия, однако надо кое-что прояснить.

— Меня уже проясняли, а потом извинялись, отпустили и довезли до дома на милицейской машине, а сегодня по странному недоразумению меня на этой же машине, я запомнил номер, доставили к вам, надо думать, на допрос.

— Вы наблюдательны. И поскольку вы совершено точно определили, что это допрос, то первый вопрос: для чего вы ездили в район пастбища?

— Я ездил в этот район и буду туда ездить, пока жив, по одной только причине — там живет мой названый брат. Много лет назад на фронте (вам этого не понять) мы побратались и стали самыми близкими людьми, так было, и я к нему езжу, когда есть свободная минута.

— Почему ваша дочь не сказала нам об этом?

— Этот вопрос лучше всего задать дочери, она могла не знать. Отец дочери отчета не дает.

— Логично.

— Благодарю вас, вы очень любезны, — улыбнулся Рагимов.

И странно, он совершенно не был похож на человека, совершившего покушение на убийство. Наоборот, это был вполне приличный, уверенный в себе человек.

В особенности смешался Голубочек, когда Рагимов спросил:

— Скажите, а что, прокурор города разве еще не ответил на мою жалобу относительно работника милиции, столь некорректно пытавшегося допросить меня в прошлый раз? Его фамилия, кажется, Багров.

Голубочек не успел ничего сказать, как Рагимов вспылил:

— Еще будут вопросы, или вы издеваетесь надо мной, чтобы узнать, в каких отношениях я с бывшим фронтовым другом?

— Конечно, будут еще вопросы, но не волнуйтесь, а ваш фронтовой друг тут вовсе ни при чем. Мне хотелось бы знать, в каких вы отношениях с учительницей Давиджановой, — сказал взявший себя в руки Голубочек.

— Первый раз слышу такую фамилию, хотя, впрочем, слышал. Это не та ли учительница, сын которой сел по обвинению в насилии за то только, что разоблачил банду жуликов?

— Разрешите, я запишу нашу беседу на магнитофон.

— Пожалуйста, только мне нечего вам больше сказать.

— Скажите, а почему учительница Давиджанова… Впрочем, нет, вы опять скажете: «Спросите у Давиджановой сами…»

— Ну говорите, говорите.

— Вы знаете, что с Давиджановой теперь?

— Я сказал, что не знаю не только, что с ней, но и ее саму.

— Она была задушена…

— Печально, но я вам ничем помочь не могу.

— Но она рассказала, что душил ее мужчина, по описанию — вы.

— Вот как, значит, она не совсем задушена? Тогда чего вы морочите мне голову? А если душил, по описаниям, я, тогда арестуйте меня или проведите мне очную ставку с Давиджановой.

— Знаете что, товарищ Рагимов, я теперь уже уверен в том, что вы никакого отношения к этому делу не имеете, что произошла еще одна досадная ерунда. Но, прошу вас, поедемте со мной в больницу, навестим учительницу.

— Глупо это, — сказал Рагимов.

— Но у меня нет другого выхода.

— А ваша экспертиза?

— Она могла быть проведена халтурно, потом шел дождь.

— Поехали, что с вами делать, — сказал смягчившийся Рагимов, видя перед собой совершенно еще неопытного, по сути мальчишку, следователя.

В больнице Голубочка и Рагимова встретили чрезвычайно приветливо и любезно.

— Больная вас принять не может, — сказал главный врач.

— У нее процедуры? — полюбопытствовал следователь.

— Она вышла во двор. Сегодня ей разрешили немного пройтись, и она вышла во двор больницы, а вот уже конец дня, как видите, но она не возвращалась.

У Голубочка раскрылись глаза столь широко, что врач недоуменно посмотрел на следователя.

— Вам нехорошо? — спросил он.

— Мне очень нехорошо, — сказал Голубочек и опрометью бросился вон из больницы, забыв и про Рагимо-ва, и про врача.

Несмотря на то, что по должности Голубочку полагалось быть солидным человеком, он мчался по улицам города и, пробежав с километр, запыхавшись, вбежал в городское управление внутренних дел. Перемахнув через барьер в дежурную часть, не нашел того, кого искал, потом помчался к розыскникам, но тот, кого он искал, оказался на каком-то совещании. Короче говоря, Голубочек перевел дух только тогда, когда дежурный офицер принес ему стакан медового напитка.

— Чего вы суетитесь, товарищ следователь? Вот, выпейте немного водички, и не берите в голову, как говорили в армии…

— В какой армии, лейтенант, где ваша хваленая охрана, что, наконец, происходит? Где учительница?

— А вы по поводу учительницы?

— Где она?

— Вам как раз просили передать, что она позвонила нам и попросила проехать с ней в Горный район. Этого требовали интересы дела. С ней поехал наш старлей Бабасов.

Голубочек на секунду задумался, и этой секунды было вполне достаточно, чтобы сообразить, куда уехала бедная учительница, конечно же, навестить внучку.

Голубочек был очень расстроен: этак учительница сорвет им всю работу своей бесконтрольностью. Взяла и уехала. А старлей тоже хорош — такому ничего доверить нельзя! Повез учительницу в горы. А если бы еще одно покушение? В конце концов, что здесь происходит: идет работа по восстановлению законности и справедливости или устраивают балаган для массовок местной киностудии?

В это время возле здания больницы, где уже снова оказался Голубочек, взвизгнув тормозами, остановилась машина. Из нее выскочили учительница Давиджанова и старший лейтенант Бабасов.