Неизвестная рукопись доктора Уотсона (Этюд о страхе)

ЭЛЛЕРИ СОПРОТИВЛЯЕТСЯ

Эллери поднял глаза от рукописи. Грант Эймс, приканчивая энный бокал, с нетерпением спросил: - Ну как? Эллери встал, подошел к книжному шкафу. Нахмурившись, он стал искать что-то в книге, которую снял с полки. Грант ждал. Эллери поставил книгу на место, снова сел. - Кристиансоновская. Грант смотрел на него, не понимая. - Согласно справочнику, фирма "Кристиансон" была известным производителем писчебумажных принадлежностей тех времен. На бумаге тетради ее водяной знак. - Значит, сомнений нет! - Не в этом дело. Кто-то пытается навязать мне рукопись, но я ее не беру. Если это подлинник, я не могу себе этого позволить. Если это подделка... Эллери рассеянно подергал себя за нос. - Вы уверены, что ее положили в вашу машину во время той поездки? - Больше негде было. - Надпись сделана женщиной. А сколько там было женщин? Грант пересчитал по пальцам. - Четыре. - Не было ли в их числе книжного червя? Коллекционера? Библиофила? Старушки - синего чулка, от которой пахнет лавандой и мускусом? - Господь с вами! Четыре юные смазливые милашки, которые старались выглядеть как можно более соблазнительно. В погоне за мужьями, естественно. Честно говоря, Эллери, не думаю, чтобы хоть одна из них могла отличить Шерлока Холмса от Аристофана. Но вы с вашими сверхъестественными способностями могли бы найти виновницу за один вечер. - Послушайте, Грант, в другое время я бы взялся за игру. Но я вам сказал: у меня очередная запарка. Просто нет ни минуты свободной. - Значит, на этом вы ставите точку. Маэстро? Можно подумать, что вы литературный поденщик. Я ему даю в руки потрясающую таинственную историю... - А я, - сказал Эллери, бросая тетрадь на колени Гранту Эймсу, возвращаю ее вам. У меня есть предложение. Ставьте бокал и бегите сами искать свою шутницу. - Значит, рукопись вас не захватила? - Захватила, что говорить. - Эллери нерешительно снова взял тетрадь. - Узнаю старого друга! - Эймс встал. - Почему, собственно, мне не оставить рукопись здесь? В конце концов она адресована вам. А я могу время от времени сюда заглядывать. - Лучше пореже. - Очень любезно... Ладно, постараюсь беспокоить вас поменьше. - Чем меньше, тем лучше. А теперь не пора ли вам отчаливать, Грант? Я серьезно. - Вся беда, дружище, в том, что вы мрачная личность. Сплошная скука. - Эймс обернулся в дверях. - Кстати, закажите еще виски. Ваши запасы кончились. Оставшись один, Эллери постоял в нерешительности, потом положил тетрадь на диван и направился к письменному столу. Снова потянул себя за нос. Тетрадь спокойно лежала на диване. Эллери вставил чистый лист в пишущую машинку. Поднял кисти рук, размял пальцы, задумался и кончил тем, что быстро напечатал шуточную сентенцию: "Господь, - сказал Никки, - любит охотно лающего" "Эллери Куин сочинил "спунеризм" - своего рода шутку, или остроту, основанную на перестановке в словах букв, как правило, первых. От фамилии английского священника Спунера (1844 - 1930), который придумал эту шуточную игру слов.". - Ладно, - проговорил Эллери, - еще одну только главу. Он вскочил, подбежал к дивану, схватил рукопись, открыл ее на главе 3 и погрузился в чтение.

Глава 3

УАЙТЧЭПЕЛ

- Между прочим, Холмс, куда подевался Уиггинс? Я задал этот вопрос на следующее утро в квартире на Бейкер-стрит. Накануне вечером, по возвращении из замка Шайрс, мы поужинали в буфете на вокзале, после чего Холмс сказал: - Сегодня вечером в Альберт-холл концерт молодого американского пианиста Бентона. Я всячески рекомендую его, Уотсон. - Не знал, что в Штатах есть выдающиеся пианисты. Холмс рассмеялся. - Полно, дружище, перестаньте нападать на американцев. Прошло уже больше столетия, и они неплохо справляются там у себя. - Вы хотите, чтобы я вас сопровождал? С радостью. - Я предлагаю вам пойти на концерт. Мне надо кое-что расследовать, что лучше сделать вечером. - В таком случае я предпочитаю кресло у камина и одну из ваших увлекательных книг. - Рекомендую книгу, которую я недавно приобрел: "Хижина дяди Тома". Автор - американская леди по фамилии Стоу. Печальная история, написанная, чтобы побудить нацию исправить великую несправедливость. Насколько мне известно, именно она была одной из причин войны между штатами. Ну, мне пора. Может быть, позднее я присоединюсь к вам, и выпьем по рюмочке перед сном. Холмс, однако, вернулся очень поздно, когда я уже спал. Он не стал будить меня, так что мы встретились уже за завтраком. Я надеялся, что он расскажет, чем был занят весь вечер, но он молчал и вообще, видимо, не спешил действовать. Он сидел за чаем в мышиного цвета халате и, лениво развалясь, пускал клубы дыма из своей любимой глиняной трубки. Внезапно послышался топот на лестнице, и в комнату ворвался десяток самых грязных и оборванных уличных мальчишек Лондона. Это была неповторимая холмсовская банда бродяжек, которых он называл то "отделением сыскной полиции на Бейкер-стрит", то "нестроевым отрядом", то "нерегулярной частью с Бейкер-стрит". - Смир-р-но! - скомандовал Холмс, и мальчишки, толкая друг друга, встали в неровный ряд и задрали свои чумазые рожицы, очевидно, считая, что демонстрируют военную выправку. - Ну как, нашли? - Да, сэр, нашли, - ответил один из них. - Я нашел, сэр! - перебил его другой, осклабясь щербатым ртом, в котором не хватало трех зубов. - Очень хорошо, - строго сказал Холмс, - но мы действуем как единое целое. Никакой личной славы. Один за всех и все за одного. - Так точно, сэр, - ответил хор голосов. - Доложите. - Это в Уайтчэпеле. - Вот как... - На Грейт Хиптон-стрит, возле перехода. Улица такая узкая, сэр. - Очень хорошо, - повторил Холмс. - Вот ваша плата. Теперь ступайте. Он дал каждому по новенькому шиллингу. Довольные, мальчишки с грохотом помчались вниз по лестнице. Холмс выколотил из трубки остаток недокуренного табака. - Что стало с Уиггинсом? - У него жизнь сложилась прекрасно. Вступил в войска ее величества. На последнем письме, которое я получил от него, стоял африканский штемпель. - Толковый был паренек, насколько я помню. - Они все такие. Число этих плутов в Лондоне не уменьшается. Но мне надо навести справки. Пошли. Мне надо было обладать особым талантом, чтобы угадать, куда мы направлялись, и я не удивился, когда мы остановились перед витриной ломбарда на Грейт Хиптон, в Уайтчэпеле. Улица действительно была узкой, с высокими зданиями на противоположной стороне. Когда мы подошли, солнце только начинало высвечивать полоску на стекле витрины, на котором было начертано: "Иозеф Бек - ссуды". Холмс указал на предметы, выставленные в витрине. - Футляр стоял вон там, Уотсон. Видите, куда падают лучи солнца? Я мог только кивнуть. Как я ни привык к безошибочной точности суждений Холмса, каждое новое доказательство этого изумляло меня. В ломбарде нас встретил дородный мужчина средних лет. Его лицо украшали сильно нафабренные усы с острыми прямыми кончиками на военный лад. Иозеф Бек был типичным немецким коммерсантом, хотя пытался произвести впечатление прусского вояки. - Чем могу служить, господа? - спросил он с сильным акцентом. Я полагаю, что мы стояли на общественной лестнице намного выше его обычных клиентов, и он, возможно, рассчитывал заполучить дорогую вещь. Он даже щелкнул каблуками и вытянулся. - Недавно мне подарили, - сказал Холмс, - набор хирургических инструментов, купленный у вас в ломбарде. Маленькие навыкате глаза герра Бека заблестели. - Но одного инструмента не хватает. А мне бы хотелось иметь полный набор. Нет ли у вас хирургических инструментов, из которых я мог бы выбрать недостающий? - Боюсь, что не смогу вам помочь, сэр. - Ростовщик был явно разочарован. - Вы помните набор, о котором я говорю, эту сделку? - Как же, это было всего неделю назад. У меня такие предметы бывают редко. Но набор был полным, когда женщина выкупила его и унесла. Она вам сказала, что одного инструмента недостает? - Не помню, - сказал Холмс небрежным тоном. - Плохо, что вы сейчас не можете мне помочь. Проделать зря такой путь! Это весьма неприятно, Бек. Холмс сделал вид, что раздосадован. - Помилуйте, сэр, - сказал ростовщик. - Почему я должен отвечать за то, что произошло после того, как футляр забрали? Холмс пожал плечами. - Думаю, вы ни при чем, - сказал он беспечно. - Но досадно, что пришлось потерять столько времени. - Но, сэр, если бы вы навели справки о бедняжке, которая выкупила инструменты... - Бедняжке? Не понимаю... Строгость тона Холмса испугала ростовщика. Как истый коммерсант, он хотел угодить. - Простите меня, сэр. Мне было от души жаль эту женщину. По сути дела, я уступил ей набор по самой сходной цене. Ее страшно изуродованное лицо до сих пор преследует меня. - А, понятно, - пробормотал Холмс. Он было повернулся с разочарованным видом, как вдруг лицо его просветлело. - Мне пришла в голову мысль. Человек, который заложил инструменты, я мог бы связаться с ним... - Сомневаюсь, сэр. Это было уже давно. - Как давно? - Мне надо свериться с гроссбухом. Он вытащил гроссбух из-под прилавка и принялся сосредоточенно листать его. - Вот, нашел. Это было почти четыре месяца тому назад. Как летит время! - Поистине, - сухо согласился Холмс. - У вас записано имя и адрес этого господина? - Это был не господин, сэр, а леди. Мы с Холмсом переглянулись. - Ясно, - сказал Холмс. - Но даже четыре месяца спустя, может быть, стоит попробовать. Назовите мне, пожалуйста, имя. Ростовщик заглянул в гроссбух. - Янг. Мисс Селли Янг. - А адрес? - Приют на Моигегю-стрит. - Странное место жительства, - заметил я. - Да, mein Herr. Это в центре Уайтчэпела. Опасное место в наши дни. - Действительно. Желаю здравствовать, - вежливо сказал Холмс. - Вы были очень любезны. Когда мы вышли из ломбарда, Холмс тихонько засмеялся. - Этот Иозеф Бек - такой тип, с которым надо умело обращаться. Проявляя осторожность, его можно далеко увести, но подталкивать нельзя ни на дюйм. - Мне показалось, что он был готов всячески помочь. - Верно. Но малейший намек на официальность в наших расспросах, и он не ответил бы даже, который сейчас час. - Ваша теория, Холмс, что изъятие скальпеля - это символический жест, подтвердилась. - Может быть, хотя сам по себе этот факт не имеет большого значения. Теперь, видимо, следует посетить приют на Монтегю-стрит и мисс Селли Янг. Я уверен, что вы составили мнение о положении двух особ, которых мы разыскиваем? - Конечно, та, которая заложила инструменты, находилась в стесненных обстоятельствах. - Возможно, Уотсон, хотя отнюдь не бесспорно. - Тогда для чего ей было закладывать набор? - Я склонен думать, что она оказывала услугу другому лицу. Человеку, который не мог или не хотел появиться в ломбарде. Набор хирургических инструментов - это вещь, которая вряд ли может принадлежать леди. А что вы скажете о той особе, которая их выкупила? - Мы о ней ничего не знаем, кроме того, что лицо ее изранено. А что, если она жертва Потрошителя, чудом избежавшая смерти? - Колоссально, Уотсон! Превосходная гипотеза. Однако я обратил внимание на другой момент, касающийся несколько иной материи. Если помните, герр Бек назвал особу, которая выкупила инструменты, женщиной, а о той, которая их заложила, говорил более почтительно, как о леди. Так что мы имеем основание предположить, что мисс Селли Янг вызывает к себе известное уважение. - Конечно, Холмс. Откровенно говоря, эти выводы не пришли мне в голову. - Женщина, выкупившая набор, несомненно, более низкого пошиба. Может быть, даже проститутка. Этих несчастных полно в округе. Монтегю-стрит находилась не очень далеко от ломбарда - менее двадцати минут ходу. Короткая улица, связывающая Пэрди-корт с Олмстед-сэркус, где ютились многочисленные лондонские нищие. Мы свернули на Монтегю-стрит и прошли всего несколько шагов, как вдруг Холмс остановился. - Хм, что это? Следуя за его взглядом, я увидел вывеску над аркой из старого камня, на которой значилось одно слово: "Морг". Я не считаю себя особо чувствительным человеком, но при виде темного провала входа, напоминавшего туннель, я пришел в такое же подавленное состояние, как при первом взгляде на замок Шайрс. - Никакой это не приют. Холмс, - сказал я, - если только кому-нибудь не придет в голову назвать так обитель мертвых. - Не будем спешить с выводами, пока не убедимся сами, - ответил он и распахнул скрипучую дверь, которая вела во двор, выложенный булыжником. - Здесь, несомненно, чувствуется запах смерти, - сказал я. - Притом смерти, наступившей совсем недавно, Уотсон. Иначе что делал бы здесь наш друг Лестрейд? В глубине двора двое мужчин были заняты разговором, и одного из них Холмс узнал быстрее, чем я. Это действительно был инспектор Лестрейд из Скотленд-Ярда, еще более тощий и похожий на хорька, чем в прежние времена, когда мне приходилось с ним встречаться. Лестрейд, обернулся при звуке наших шагов. - Мистер Холмс! Что вы тут делаете? - Приятно видеть вас, Лестрейд! - воскликнул Холмс с приветливой улыбкой. - Отрадно, что Скотленд-Ярд неизменно там, где жертвы преступления. - К чему этот сарказм? - проворчал Лестрейд. - Нервишки, уважаемый? Видно, что-то взяло вас за живое. - Если вы не знаете, в чем дело, значит, вы не читали утреннюю газету, - ответил Лестрейд. - Действительно, не читал. Полицейский офицер повернулся ко мне и поздоровался: - Доктор Уотсон! Давненько наши пути не скрещивались. - Слишком давно, инспектор Лестрейд. Надеюсь, вы в добром здравии? - Иногда радикулит прихватывает. Но это я переживу. - И добавил многозначительно: - По крайней мере, пока не увижу, как этого уайтчэпелского маньяка ведут на виселицу. - Опять Потрошитель? - отрывисто спросил Холмс. - Он самый. Пятое нападение, мистер Холмс. Вы, конечно, читали о нем, хотя я не знал, что вы решили предложить свои услуги. Холмс не парировал этот выпад. Он глянул на меня. - Мы на верном пути, Уотсон. - Что такое? - воскликнул Лестрейд. - Пятое, вы сказали? Несомненно, вы имеете ввиду пятое официально зарегистрированное убийство? - Официально или нет, Холмс... - Я хотел сказать, что вы не можете быть уверены. Вы нашли трупы пяти жертв Потрошителя. Но другие могут быть спрятаны. - Жизнерадостное предположение, - пробормотал Лестрейд. - Кстати, о пятой жертве. Я хотел бы взглянуть на нее. - Заходите. Да, знакомьтесь - доктор Меррей. Здешний хозяин. Доктор Меррей был скелетообразным человеком со смертельно бледным лицом, но его самообладание произвело на меня благоприятное впечатление. Его манера держаться отражала внутреннюю отрешенность, которая присуща людям, непосредственно имеющим дело с мертвыми. Когда Лестрейд представил его, он поклонился и сказал: - Я действительно тружусь здесь, но предпочел бы, чтобы потомки помнили обо мне как о директоре приюта, который находится рядом. Он дает больше возможностей служить людям. Беднягам, которых доставляют сюда, уже ничем не поможешь. - Займемся делом, - прервал его Лестрейд и распахнул перед нами дверь. Нас встретил сильный запах карболовой кислоты, запах, с которым я был хорошо знаком, когда служил в войсках ее величества в Индии. Комната, в которую нас ввели, напоминала длинный широкий коридор. Вдоль одной стены тянулся помост, на котором стояли грубо сколоченные деревянные столы. Почти половина из них была занята неподвижными телами, прикрытыми простынями. Лестрейд провел нас в дальний конец комнаты. Там находились еще один помост несколько выше других и стол, на котором лежало тело. - Энни Чэмпен, - угрюмо произнес Лестрейд, - новая жертва этого мясника. - Он откинул простыню. Холмс был самым бесстрастным из людей, когда речь шла о преступлении, но и на его лице появилось выражение угрюмой жалости. Что до меня, то должен признаться, что, хотя я привык к зрелищу смерти, меня начало мутить. Девушка была зверски убита, как животное на бойне. К своему удивлению, я увидел, что на лице Холмса жалость сменилась как бы разочарованием. - Лицо не изуродовано, - пробормотал он словно с сожалением. - Потрошитель не уродует лица своих жертв, - сказал Лестрейд. Холмс принял свой обычный холодный и сосредоточенный вид. С таким же успехом он мог рассматривать экспонат в анатомичке. Он тронул меня за руку. - Обратите внимание на ловкость этой гнусной работы, Уотсон. Это подтверждает то, что мы читали в газетах. У него свой почерк. Инспектор Лестрейд насупился. - "Хирургия" Потрошителя не всегда одинакова. Она, видно, зависит от того, каким временем он располагает. В некоторых случаях он не успевал изувечить жертву, если кто-то прерывал его сатанинские дела. - Я вынужден отказаться от некоторых поверхностных представлений, которые у меня сложились. - Холмс говорил, скорее, сам с собой, нежели с нами. - Сумасшедший, садист, но расчетлив, даже на редкость расчетлив. Значит, вы признаете, что Скотленд-Ярд имеет дело вовсе не с каким-то кретином. - Несомненно, Лестрейд, и я буду счастлив оказать вам любую помощь в пределах своих ограниченных возможностей. При этих словах Лестрейд широко раскрыл глаза. Никогда раньше он не слышал, чтобы Холмс умалял свои таланты. Полицейский пытался найти подходящий ответ, но, как видно, его удивление было столь велико, что он не нашел слов. Он, однако, достаточно пришел в себя, чтобы высказать обычную просьбу: - Если вам повезет и вы найдете злодея... - Я не ищу наград, Лестрейд, - сказал Холмс. - Будьте уверены, что все лавры достанутся Скотланд-Ярду. - Он сделал паузу, затем мрачно добавил: - Если до этого дойдет. После чего он повернулся к доктору Меррею. - Не разрешите ли вы нам осмотреть ваш приют, доктор? Доктор Меррей поклонился. - Почту за честь, мистер Холмс. В это время дверь отворилась, и появилось убогое существо, едва волочившее ноги. Больше всего потряс меня его отсутствующий взгляд. Невыразительные черты лица, отвислый, полуоткрытый рот говорили о слабоумии. Шаркающей походкой он подошел к помосту, поднялся на него и вопросительно посмотрел на доктора Меррея, который улыбнулся ему, как улыбаются ребенку. - А, Пьер, ты можешь накрыть тело. На бессмысленном лице мелькнуло желание угодить. Мне невольно пришло на ум сравнение с верным псом, которому добрый хозяин подает команду. Затем доктор Меррей сделал нам знак, и мы сошли с помоста. - Я пойду, - сказал Лестрейд, морщась от запаха карболки. - Если вам требуется какая-нибудь информация, мистер Холмс, - добавил он вежливо, обращайтесь ко мне без стеснения. - Спасибо, Лестрейд, - сказал Холмс столь же любезно. Два сыщика, очевидно, решили установить перемирие, пока зловещее преступление не будет раскрыто, кстати, первое подобное перемирие между ними на моей памяти. Покидая это страшное место, я оглянулся и увидел, как Пьер старательно расправляет простыню на теле Энни Чэмпен. Холмс тоже смотрел на дурачка, и что-то мелькнуло в его серых глазах.