Опасное хобби

Пока милиция приехала, пока участковый по приказу строгого милицейского начальника разыскивал понятых — день-то рабочий… Нынче даже старики и те стараются поменьше в четырех стенах находиться, как появляется возможность, тоже норовят куда-нибудь податься с торговлишкой своей нехитрой — газеты там, сигареты… В общем, два подъезда обежал участковый, пока не привел молодого с модной дебильной стрижкой парня и пожилую женщину, мать двоих расфуфыренных торгашек дочек, которые все куда-то ездят за товаром, не то в Грецию, не то в Турцию. Полина Петровна знала ее давно, спокойная милая женщина. А этого-то чего, интересно, угораздило так подстричься? Поди от лени, какое-никакое развлечение захотел найти…

Полина Петровна объяснила мужчине в штатском, который приехал вместе с милицией, как действуют замки, сказала про то, что сейчас только один английский и закрывает, а ключи она на кухонном столе оставила. Как увидала кошмар-то, так про все и забыла, будто отшибло всякую память.

Для хорошего специалиста, каким оказался мужчина в штатском, замок труда не представил. Он достал что-то из своего чемоданчика, вставил в замочную скважину, дернул, повернул, и дверь сама отворилась. Один за другим, точно ступая след в след, милиционеры, в форме и в штатском, и даже проводник с большой черной овчаркой вошли в квартиру, пригласили пройти и понятых, а также Полину Петровну, которая сразу же кинулась на кухню, где из крана текла вода. В ужасе от увиденного обо всем забыла домработница. Да вот они и ключи — лежат на столе.

В комнаты она не пошла, так и осталась на кухне, не зная, что ей теперь делать и чем руки занять. Но тут в кухне появился старший оперативной группы в погонах майора. Он попросил Полину Петровну присесть и спокойно, ничего не пропуская, рассказать обо всем по порядку. Хотя особо ей и вспоминать-то было нечего, однако, пока она рассказывала, а он все записывал, прошло, наверное, не меньше часа. Полина Петровна вдруг вскочила — и чего это она засиделась! Обед же надо!.. И вспомнила, что теперь уже никакого обеда никому готовить не нужно, и заревела белугой, в голос — слишком, видать, долго крепилась, боялась слез.

Милицейский начальник постарался ее понять и стал успокаивать, а когда она успокоилась и перестала реветь, спросил, есть ли у него родственники, и если есть, то где живут, как с ними связаться…

Господи! Совсем ведь забыла! Вот что значит голова-то старая!.. Ларке ж надо сообщить немедленно или мужу ее Вадиму. Начальник все записал на листке бумаги и сказал, что сейчас позвонит сам. Но вскоре вернулся на кухню и сказал, что домашний телефон не отвечает. Нет ли других? Где Вадим работает, где Лариса Георгиевна? Но она-то откуда знать могла? Особых бесед с хозяином вести не доводилось, ее дело простое; а как там они живут, на что, не ее дело.

Тогда он попросил ее пройти вместе с ним по комнатам и сказать, что, по ее мнению, могло пропасть из дома после того, как она прибиралась тут в последний раз. Кстати, когда это было? — поинтересовался начальник. Ах, в среду, позавчера, значит? И с тех пор она в квартиру не заходила? А муж ее, который эти все замки делал, тоже не заходил? А откуда это известно? Кстати, где он сейчас?

— Да спит он, — рассердилась почему-то Полина Петровна. Вот и доигрался муженек, теперь его затаскают, уж будьте уверены! Белый день на дворе, а он глаза-то свои бесстыжие залил с утра пораньше и дрыхнет, ни стыда ни совести…

Милиционер оказался быстрым, враз одного из своих за Егором отправил. А тем временем приехали санитары и внесли в квартиру носилки. Старший тут же позвал ее в кабинет хозяина, где возле тела покойного стояли носилки.

— Помогите им, — сказал начальник Полине Петровне. — Его раздеть надо. И одежду тоже отправить на экспертизу.

Совсем, видать, дурной был этот милиционер. Кто ж пожилой женщине, которая и так-то еле сдерживается, чтобы снова не зареветь, предлагает подобное! Однако привычка подчиняться всю жизнь взяла свое, и домработница, стараясь не смотреть на щуплое желто-серое тело, покрытое пятнами и дурно уже пахнущее, с трудом стянула со старика халат, затем нижнее белье, которое санитары попросту предложили ей разрезать ножницами. Дождавшись, когда тело оголилось, они дружно взяли старика за плечи и под коленки и, уложив на носилки, закрыли сверху простыней. Так и уехал хозяин в свой последний путь, провожаемый лишь слезами многолетней своей домработницы.

Потом другой начальник долго допрашивал на кухне ее мужа Егора, который, когда его только ввели в квартиру, с таким укором посмотрел на жену: мол, не удержала своего проклятого бабьего языка, просил же… вот бабы!

А сама Полина Петровна ходила по комнатам вслед за строгим главным начальником и, разглядывая пустые квадраты рам на стенах, висевшие между картинами — и таких пустых сейчас здесь было немало, — вспоминала, видела их позавчера или нет. К великому неудовольствию начальника, ничего ценного так и не смогла вспомнить Полина Петровна. Нет, не ее это дело, тут надо Пару звать, которая в этом деле разбиралась, или ее супруга Вадима, который тоже чего-то по этой части делал. А она что ж, домработница — она и есть домашняя, стало быть, работница. На ней пыль да обед. Ну постирать еще чего…

На кухне слышались все чаще громкие и злые голоса. Никак, видать, не хотел Егор поладить с милиционером, который там его допрашивал. Кончилось все тем, что вышел тот милицейский начальник и заявил во всеуслышание: ввиду того что подозреваемый не желает помочь следствию, а также не может доказать свое алиби, его необходимо задержать и отправить в КПЗ. Ну тут уж Полина Петровна вовсе перепугалась. Егора-то за что? Какое такое алиби? Ей объяснили, что ее Егор должен доказать, что не мог совершить убийства вчера в этой квартире. А доказать он это может одним: надо вспомнить, где провел весь день, и иметь живых свидетелей, которые подтвердят его показания.

— Господи! — всполошилась Полина Петровна. — Что ж это за алиби такое, если мужика ни за что прямо в камеру, к бандитам! Он же весь день вчера при мне был! С утра на базар ездили, вон продукты на кухне, что ей было сказано, то и купили. А Егор сумки нес, тяжело ведь одной-то! А после он до самого вечера соседу железную дверь ставил, это кто хошь подтвердит, все видели Да и зачем ему сюда-то ходить? Если когда старик сам приглашал — раму для картины подправить или еще чего, а сам он сюда ни-ни!

Растерявшийся маленько от ее напора начальник сразу послал одного из своих — проверить, правду ли тетка говорит Но лично не мог сдержать раздражения.

— А чего ж он тогда сам не хочет говорить? Сто раз спрашивал, каждый раз отвечает по-разному!

— Дак пьяный же человек! — кинулась на защиту своего алкаша Полина Петровна — Он болтает просто, а так человек безобидный И руки у него золотые..

— Золотые… — пробурчал начальник. — Вот посажу, и язык сразу золотым станет Все нервы извел, подлец этакий… А теперь пусть жене своей спасибо скажет, не она, загнал бы его. Ну что там, Тишкин? — спросил вернувшегося милиционера

— Все так, — засмеялся тот — Сосед подтвердил. Он же, оказывается, ему сам сегодня и поднес. За хорошую работу Вот они и набрались

— Ладно, — махнул рукой начальник, — отпускайте его, пусть идет проспится А с вами, — он обернулся к Полине Петровне, — нам придется задержаться Что вы можете сказать про этот стол?

Полина Петровна пожала плечами и оглядела хозяйский письменный стол, на полированной поверхности которого лежали предметы, вынутые из карманов халата, — носовой платок, связка ключей и белый крестик на цепочке, который хозяин всегда носил на шее

— Стол — он стол и есть Хозяин не велел в него лазать, я и не лазала. А что?

— Да вот то-то и оно, что не стол это вовсе, а, похоже, сейф. И ни один ключ, который тут имеется, в связке, к нему не подходит. В чем дело?

— А и не откроете! — подал голос от двери уходивший Егор.

— Это почему же? — резко обернулся к нему начальник.