На исходе последнего часа

На лицах немногочисленных пассажиров был уже написан самый настоящий страх.

– Все, хватит! – закричал кто-то. – Надо возвращаться!

Огромный детина в кожаной куртке с оттопыривающимся карманом извлек оттуда гранату и заорал, не обращаясь ни к кому конкретно:

– Вашу мать! Можете считать меня террористом! Я захватываю гребаный вертолет! Передайте этим блядским уродам в кабину: пусть летят куда угодно, только медленно и печально, как на похоронах! Иначе я сейчас сам их устрою!

Вертолет еще раз сильно мотнуло, Рагдай встрепенулся. И, плохо соображая со сна, кинулся на детину, кусая его за руку.

– Нет, Рагдай, нельзя! Назад! – закричал Турецкий.

Но было поздно: граната выпала на пол. Чека осталась у парня в руке. Тупо разглядывая ее, он открыл рот.

И в ту же секунду яркая вспышка заслонила все...

Турецкий проснулся. Лоб его покрылся испариной. Он почувствовал, что страшная болтанка прекратилась, и огляделся. Мощный «Ту-154» летел так плавно, что это не ощущалось вовсе. Погода за бортом была изумительная. Никакого Рагдая рядом не было и в помине, конечно же он остался дома. А в соседнем кресле сидел беспокойно ерзающий Слава Грязнов. Этот огромный, знающий всему на свете цену мужик в кожаной куртке боялся только одного – летать самолетом.

Однако же полетел, поскольку этому событию предшествовал ряд не менее важных.

Началось с того, что новый генеральный прокурор, назначенный в конце прошлого года, быстро разобрался в скверных деяниях своего предшественника и уговорил вернуться в Российскую прокуратуру Константина Дмитриевича Меркулова – на прежнюю должность, зама по следствию, а бывшего «важняка» Турецкого, уже с помощью Кости, – обратно в его же кабинет с широким подоконником и с напольными часами, остановившимися в день падения Бастилии.

Затем, ввиду острой нехватки высокопрофессиональных сыщиков, по личной просьбе генпрокурора, тоже «молодой» министр внутренних дел по-своему «уговорил» директора частного охранно-розыскного агентства «Слава» Грязнова временно переложить руководство на заместителя, а самого вернуться хотя бы на время в МУР и войти в состав следственно-оперативной группы Турецкого. Поработать со старым своим другом Грязнов был не прочь, но вот самолет...

– Если ты еще раз скажешь что-нибудь про прекрасную и удивительную жизнь... – выдавил Грязнов.

«Хорошо, что он со мной, – подумал Турецкий, – мы всегда так действуем друг другу на нервы, что мозги лучше начинают работать». И ехидно осведомился:

– Слава, ты когда-нибудь прыгал с парашютом?

– Отстань. – Грязнова явно подташнивало.

– Когда я прыгал первый раз, парашют раскрывался автоматически – от натяжения тросика...

– Саша, помолчи, ради Бога.

– Так вот, когда я прыгал первый раз, я забыл отключить запасной парашют, а он тоже открывался автоматом, и я, представь, приземлился под двумя куполами. Так что падал я чудовищно долго.

– Слушай, какого черта, а? Лучше найди мне какое-нибудь снотворное, – сказал Грязнов, завистливо глядя на безмятежно спящего в соседнем ряду белобрысого парня в дорогом костюме с цветастым галстуком. Его длинные ноги уходили далеко под следующее кресло. Грязнов по рабочим обстоятельствам не спал двое суток.

– Не советую тебе спать, старик, – искренне сказал Турецкий. – Там во сне сейчас такие вещи показывают. Костей не соберешь. А знаешь, есть такой фильм Хичкока – «Головокружение»? Очень рекомендую, и исключительно в терапевтических целях. Кстати, это детектив. Там один сыщик уронил себя с крыши и не мог с тех пор подняться выше второго этажа. Как ты думаешь, что его вылечило?

– Баба, надо полагать, – хмуро сказал Грязнов.

– Точно. Но есть еще и другие народные средства.

– Какое участие! – фыркнул Грязнов. – Лучше расскажи, что ты знаешь о Малахове.

– Ну, это много времени не займет. О Малахове я до того, как его санировали, вообще не слышал. Теперь вот знаю, что за два дня до гибели он связался с генеральным прокурором и попросил прислать следователя. Впрочем, он ведь скорее по твоей части, а, Славутич?

«Славутич» тоскливо посмотрел на прошелестевшую мимо миловидную стюардессу. Родинка над верхней губой ничуть ее не портила.

– Санировали? Что это за терминология?

– Санировать – значит очистить. Это терминология смежников – фээсбэшников.

– Ох уж мне эти ученые словечки! Санировали, – произнес Грязнов с отвращением. – Грохнули мужика – так нет же, видите ли, – санировали... Честно говоря, – признался Грязнов, держась одной рукой за горло, другой – за живот, – я знал одного Малахова, его однофамильца. Был в Москве такой довольно известный хоккеист, защитник, сейчас в НХЛ шайбу гоняет. Он у нас проходил свидетелем по одному пустяку. А у этого твоего я успел только несколько бумажек посмотреть. Значит, говоришь, грохнули его на охоте?

– Охота – дело темное, – хмыкнул Турецкий.

– Ну конечно, – через силу съязвил Грязнов. – Малахов упал на охотничье ружье и случайно зацепил курок. Поднялся, споткнулся и снова упал. И так девять раз. А все стояли и смотрели.

– Там был еще кто-то? – спросил Турецкий. – Ты разве что-то знаешь?

Грязнов пожал плечами. И убежал в туалет.

А Турецкий вытащил из кармана переднего кресла журнал «Аэрошоп» и с удовольствием погрузился в чтение. Обнаружив что-то интересное, он живо подозвал стюардессу с родинкой и ткнул в журнал пальцем:

– Что я могу отсюда заказать?

Когда Грязнов вернулся, на маленьком откидном столике стояла бутылка коньяка «Реми Мартен».

– Сейчас, – лукаво улыбнулся Турецкий, – я буду лечить твой вестибулярный аппарат. Сделаем из тебя космонавта. Можешь не сомневаться: я знаю старинный турецкий рецепт. Что ты об этом думаешь?

– Но ведь если мы приедем подшофе, – Грязнов никогда принципиально не произносил слово «прилетать», – это будет несколько ненатурально. Или нет? – оживился он.

– Или! – скомандовал Турецкий.

Спустя полчаса заметно возродившийся Грязнов безапелляционно провозгласил:

– Что там ни говори, Саня, а в последнем деле ты проявил себя натуральным лопухом. Я внимательно следил: ты постоянно вызывал огонь на себя, как мальчишка. Спрашивается, кому это надо?! Если собираешься выпендриваться и дальше, лучше скажи сразу: по крайней мере, у меня будет время поставить тебя на место.

– Вот как?

– Да, натурально так. Никакого понятия об элементарной логике, мать ее! Не бывать тебе генпрокурором. Ты хоть помнишь, что такое дедукция, Конан Дойла в детстве читал?

– Был грех.

– Ну так перечти, черт возьми. Предупреждаю, в Сочи вначале мы будем собирать факты, а не лезть на рожон. Я говорю, сперва нужно иметь на руках все данные, а уж потом решать, каким именно мерзавцам крутить бошки.

– Логично, мистер Холмс. Только то, что ты говоришь, называется индукцией. А дедукция – это как раз наоборот: выдвижение гипотезы, на которую проецируются все предыдущие события. Или подверстываются.

– Ты на что-то, кажется, намекаешь?

Турецкий улыбнулся и пожал плечами.

Грязнов посмотрел на него слегка помутневшим взглядом и сказал:

– В той истории я, натурально, был ни при чем. А вот послушай лучше о пользе вина!

Бутылка была пуста.

– Это коньяк, – напомнил Турецкий. – Причем отличный.

– Не важно. О пользе коньяка. Ты только представь, насколько по-другому могла бы повернуться история, если бы в семнадцатом году Ленин оказался не в состоянии влезть на броневик?! Индукция? – И он заказал еще одну бутылку.

Спящий парень в соседнем ряду напротив них так и не проснулся.

– Это ты уже сам, – предупредил Турецкий. – А мне еще разговаривать с аборигенами. Кстати о броневиках. Нас встречают, я надеюсь, какие-нибудь местные Шерлоки?

В иллюминатор было уже видно море.

– Встречают? – удивился Грязнов. – С чего бы это?

Оживленная толпа действительно встречала пассажиров самолета беспрерывными криками «браво». Щелкали вспышки фотоаппаратов, гудели съемочные камеры, скрипели диктофоны.