Хутор Дикий

Михаил связался по телефону с райисполкомом и сельсоветом в Рябошапках, чтобы ему приготовили необходимые материалы по хутору. Нужный отдел исполкома был в соседнем здании и через некоторое время он уже рассматривал план застройки Дикого. Название хутора сохранило фамилию первого хозяина, потомки которого были раскулачены и затерялись где-то на шахтах Донбасса. После голода 33-го года сюда переселились несколько семей из Запорожья.

С тех времен не осталось ни одной постройки. Глубокий овраг, называемый местными жителями Змеиной балкой, тянулся мимо хутора на много километров до самого моря и был во время войны рубежом обороны, сначала наших, потом немцев. Оба склона балки были изрыты окопами и усеяны остатками ржавого металла.

Почти каждый год весной или после ливней летом вода вымывала солдатские кости. Их сносили в братские могилы, разбросанные вдоль балки, не разбираясь особенно, чьи это кости.

Сафонов принял Михаила около шести. Пожилой, аскетического вида человек, высокого роста, он и за столом выглядел внушительно. С задумчиво-мрачным выражением на худом продолговатом лице Сафонов долго перебирал бумаги, собираясь с мыслями:

– Мы решили… м-м-м, я решил освободить тебя от работы по жалобе на Симоненко…

– Почему?

– Расследование убийства этой старушки нужно провести быстро. Больше недели, от силы десять дней я тебе дать не могу. Потом на тебе еще дело Гливкой. По политическим соображениям его в этом месяце нужно передать в суд.

– Вы понимаете, что я не могу подвести своих односельчан. Они на меня надеются. Для них мое отстранение будет большим моральным ударом. Еще одним доказательством силы Симоненко или моей трусости. Меня не устраивают оба варианта…

– Есть еще веская причина. Ты не можешь быть объективным. У тебя есть личные счеты…

– Я не присяжный, не народный заседатель, наконец, не судья. Следователь добывает факты. Дело суда считать их доказательными или ложными. Мое личное отношение к Симоненко здесь ни при чем.

– Буду с тобой откровенным. В районе все знают о наших дружеских отношениях. Стань на мое место. Если бы твой друг попал в такую историю и попросил у тебя такую малость, как заменить следователя?

– Если бы мой друг был районным прокурором, я бы остерегался сомнительных авантюр или, по крайней мере, с ним бы посоветовался до того…

– Он крепкий хозяйственник, золотой фонд сельских руководящих кадров. Такими нельзя разбрасываться.

– Насчет золота вы правильно заметили. Он озолотился. Вы лучше меня знаете, на него уже была масса жалоб. Резолюция везде одинакова: “Все в рамках действующего законодательства, оснований для возбуждения уголовного дела нет”.

– Очень надеюсь, что так будет и на этот раз.

– А я в этом уверен. Поэтому ваше решение нахожу опрометчивым. Он обеспечил себя и своих родственников на три поколения вперед. Самое худшее для него – снимут с должности председателя.

– А репутация?

– Что эти факты добавят нового к тому, что уже было? А вот ваша репутация – это единственное что у вас есть. Он, говорят, может прожить пять лет не выходя со двора. Подвалы забиты армейскими консервами, канистрами с растительным маслом, амбары – пшеницей и другими крупами. Еще золото, валюта, две машины. У сына иномарка и полный набор сельскохозяйственной техники. Завтра он купит землю и будет самым богатым фермером района…

Сафонов нетерпеливо заерзал в кресле и прервал Михаила:

– Что-то здесь правда, а больше вымысла. Сплетни завистников…

– Здесь все правда. Можете проверить. Другу он не откажет. А если откажет, то какой он друг?! Лучший для него выход – уйти на пенсию. Возраст позволяет, а жадность держит – не все унесено…

– Зачем вы так. Он заслуженный человек…

– Он своим поведением сам зачеркнул свои заслуги, если они были. Многолетнее напряжение людей, все жертвы пошли прахом…

– Так резко и безапелляционно может говорить абсолютно безгрешный человек.

– Каюсь, нет на мне греха. Возможно потому, что молод, не успел… Впрочем, был на мне большой грех, но я его списал на государство. В Афганистан попал не по своей воле. И с моджахедами был на равных. Они хотели отнять мою жизнь, мне пришлось отнять у них. Их души сейчас в раю, если он существует…

– Не об этом речь. Кто может заменить Симоненко? У вас в селе нет ему равных по опыту, волевому напору, знанию хозяйства…

– Он, конечно, очень старался, чтобы конкурентов у него не было, но в селе есть люди, которые могут его вполне заменить. Здесь как раз тот случай, когда большее значение имеет то, какие цели преследует руководитель, чем его опыт. Опыт появится. Думаю, ущерб хозяйству от недостатка опыта будет меньше, чем от “многоопытного” Симоненко… Кроме того, сейчас хозяйству нужны новые технологии и совершено другие производственные отношения. В этом Симоненко не только понимает мало, но и является ярым противником, так как видит угрозу своей единоличной помещичьей власти.

– Ладно говоришь. Уж не сам ли метишь в председатели?

– Нет. Этот слух пустил сам Симоненко, чтобы заранее дискредитировать расследование. Утром через тестя он предлагал высокооплачиваемую должность юрисконсульта. Зачем мне эти должности?! Как только земля станет объектом нормальных рыночных отношений, колхоз развалится, а работать на фермера я не хочу. – Михаил улыбнулся и после паузы добавил, – Возможно, я мечтаю о должности Генерального прокурора…

– Мечтать, естественно, никому не запрещается, – Сафонов иронично улыбнулся, – но это политическая должность, а политик из тебя, извини за прямоту, никудышный. Нужно преодолеть много ступенек и с каждой можно сорваться, сделав неосторожный шаг.

– Сейчас такое время, что лучшая политика состоит в том, чтобы политикой не заниматься, а честно делать свое дело. Извините и вы меня за прямоту, но мне кажется, что неосторожный шаг сейчас совершаете вы, идя на поводу у заведомо неправого человека. Он ради вас так бы не рисковал…

– Не будем об этом. Ладно. Занимайтесь этим делом, – он потемнел лицом и почему-то перешел на “вы”, – но учтите, что я буду следить за каждым вашим шагом и ошибки не прощу.

– Это ваше право и обязанность. Спасибо! Постараюсь все сделать в срок.

Глава 2. Хутор Дикий и его обитатели

Будильник зазвонил в шесть утра. Михаил проснулся сразу. По привычке воспитанной еще отцом, он спустя несколько секунд покинул постель. От этого его не смогла отучить даже Анастасия, хотя он уступал ей иногда.

Сегодня ему нужно было подготовиться к поездке на хутор, что он не сделал вечером как раз из-за жены – она не хотела идти спать без него.

После бритья и прохладного душа, вода в нагревателе сохранила немного тепла с вечера, Михаил поднялся в библиотеку (в мансарде под крышей). Зажег настольную лампу и стал заполнять таблицу, которую задумал еще вчера. В таблице было три графы: “Подозреваемый”, “Мотивы”, “Алиби”.

В графу “Подозреваемый” он переписал всех обитателей хутора, не разбирая пола и возраста, правда, за исключением детей моложе двенадцати лет.

Вот что получилось:

Нужно было за ближайшие дни заполнить эту таблицу по всем графам. Логика подсказывала, что убийца в этом списке. Список мог и расшириться за счет посетителей хутора. Все это и предстояло выяснить.

Михаил взял с собой портативный диктофон, который еще осенью купил за свои деньги, так как пробить покупку через бюджет прокуратуры не удалось. Он ему здорово помогал в работе, особенно при таких массовых опросах.

В полдевятого просигналил Саня. Они выезжали с часовым запасом, так как не были уверены, что дорога на хутор проходима для “газика”.

Их опасения подтвердились. Они смогли осилить только первый подъем. Спускаться в балку по крутому склону было опасно, не было надежды выбраться наверх, и Михаил пошел пешком, заправив штанины в сапоги. Саня должен приехать за ним в четыре часа дня.