Россия ментовская

"... Людей с этапа, подозреваемых в том, что они провозят деньги или иные ценности, кидали "под загрузку" после распределения в какую-либо из пресс-камер, где их избивали до полусмерти, забирали все вещи, бывшие при них, и все более-менее ценное. Деньги обычно провозили в желудке: их запаивали в целлофановые гильзы и глотали. В пресс-камерах об этом знали. Людей, которых закидывали с этапа, лохмачи привязывали к батарее, под контролем заставляли оправляться и держали до тех пор, пока не убеждались, что все деньги вышли. Золотые зубы или коронки вырывали изо рта или выбивали. Все награбленное лохмачи оставляли себе, а избитого и ограбленного заключенного... передавали надзирателям. Золото, деньги и другие ценности передавали оперу, закрепленному за данным корпусом. Этот опер снабжал лохмачей чаем и куревом. Утаить чтолибо от опера лохмачи не могли, ибо опер (кум) периодически вызывал каждого в отдельности на беседу и узнавал все..." ("Завтра", N 4, 1997, В. Податев, "Путь к свету").

... Смерть Кравцова, по заключению патологоанатомов, стала результатом заболевания туберкулезом. Это заключение не вызвало бы никаких сомнений, но незадолго до кончины Кравцову был сделан рентгеновский снимок - легкие без отклонений. Откуда же взялся этот скоротечный "туберкулез"?

Была проведена эксгумация трупа, и эксперт, исследовавший останки, обнаружил "скальпированную рану головы, ранения в области крестца, левой голени и левого предплечья; прижизненные переломы ребер и тела грудины... По давности переломов можно высказаться о сроке в 3-12 месяцев до момента смерти..."

А именно этот последний отрезок жизни Кравцов находился в следственном изоляторе городка С., в одной неуютной тюремной камере. Впрочем, вряд ли она внешне как-то выделялась из общего тюремного дискомфорта: те же двухъярусные шконки, обтертый доминошками стол, параша и решетчатое окно с наружным глухим "намордником".

Бывший зек Каменномостский, давая свидетельские показания, сообщил следующее: "Когда меня завели в хату, то находившиеся там люди спросили, знаю ли я, куда попал? Я сказал, что, в общем-то, нет... И сокамерник Шеховцов сообщил, что в эту камеру просто так не сажают..."

Один из контролеров СИЗО поведал следователю, что заключенный Стусов, содержавшийся в этой хате, заявлял: "Наша хата держит весь изолятор..." Один молодой осужденный выламывался как-то из этой камеры, кричал, что вскроет себе вены, если его не уберут оттуда.

Впрочем, стоит почитать явки с повинной, полученные от некоторых жильцов этой камеры.

"Я, Кошик В. Н., после освобождения из мест лишения свободы 25 января совершил несколько краж из квартир в селах Ш, и Г... В районе Садового я облил труп Митнева бензином и поджег его... Выскочил из машины и выстрелил в пассажира, который сидел рядом с водителем..."

Однако следственный эксперимент заставил усомниться в показаниях несчастного Кошика. Он явно оговаривал себя, не имея для этого никакой веской причины.

Семенов (тоже "жилец" спецхаты) сознавался в изнасиловании. Амбросашвили, Подкопаев и Львов рассказывали в письменном виде, как они "грабили, крали, убивали и насильничали". Однако в ходе судебных разбирательств все эпизоды оказывались непрочными, как песочные замки. Одно было общее: большинство "признаний" было написано именно в камере N19.

Эта камера являлась особой зоной даже для контролеров СИЗО. Увиденное ими в тюремный "глазок" отражено на страницах дела N23005:

"Заключенный Онойко прыгал на Кошкина со второго яруса кроватей. Он же поджигал на Сезко одежду... Шеховцов разбил голову цыгану.

У одного молодого парня нагретой ложкой вместе с зубами вырывали коронки - били чем-то по ложке. Парень умолял не делать этого и кричал от боли.

Заключенного Халиса с силой резко сажали на ягодицы, опускали на пол.

Б, избивали ежедневно в течение двух месяцев... С ним же насильственно совершали акты мужеложства, заставляли мазать на хлеб испражнения и есть их.

Подкопаева избивали скамейкой и сломали ему обе руки".

С какой же целью совершались эти "действа", скорее похожие на гестаповские пытки, нежели на обычный тюремный беспредел, чаще ограничивающийся грубыми, но в целом безобидными издевками?

Очень просто: "отличник МВД, честный, грамотный и принципиальный" заместитель начальника СИЗО по оперативной работе майор Лазаренко таким образом добивался хорошей общей цифры раскрытия всевозможных преступлений в основном глухих висяков, в раскрытии которых были бессильны следователи и розыскники. Камера N19 снабжалась конфетами и сигаретами, выпивкой и наркотиками и даже зачем-то дорогими духами. Обкурившись, обколовшись или опившись, добровольные помощники органов принимались вышибать показания из очередной жертвы.

По заданию Лазаренко камерой руководил некто Долгополов, барин хаты. Он же собирал явки с повинной и относил пытливому майору.

В частности, вначале Лазаренко зачитал заключенному Сезко длинный перечень нераскрытых преступлений (изнасилование у вагончика, кража из магазина и т.д.), и Сезко, попав под "молотки" прессовщиков из страшной хаты, сразу "вспомнил", что именно он все это и совершил.

Заключенного Кошика избивали месяца полтора, и все это время он писал явки с повинной.

Смерть Кравцова осталась неразгаданной. В постановлении о производстве эксгумации лишь записали, что "возникает сомнение в том, что причина смерти установлена правильно". Прижизненные увечья Кравцова появились у него в то время, когда он находился в прессхате. Однако в медкарте никаких записей о переломах нет; медчасть СИЗО, состоявшая в сговоре с администрацией, тщательно все скрывала... Поэтому команда истязателей постоянно перемещалась по изолятору, подобно пришельцам-призракам: то 19-я, то 53-я, то 67-я камеры...

Система МВД щедро расплачивалась с опером Лазаренко: 70 рублей - за раскрытие преступления, 100 рублей - за оперативные мероприятия, позволившие обезвредить опасного преступника. (Кого?)

Заключенный Алымов, например, не выдержав пыток, покончил жизнь самоубийством. А майор Лазаренко был награжден медалью "За безупречную службу" всех трех степеней.

"Вынужден был признать преступления своими после того, как сломали 7 ребер и отбили почку. А поскольку бить продолжали, то я сознался еще и в том, что работал на американскую разведку", - говорит один из свидетелей.

На скамью подсудимых бывший майор уселся в одиночестве, чтобы выслушать о своей "службе" мнения 57 свидетелей. К ним присоединились судья и прокурор...

Впрочем, сидение было недолгим. В приговоре по делу вказано: "Майор Лазаренко с целью создания видимости благополучия в проводимой под его контролем среди подследственных и осужденных оперативной работе, в погоне за высокими показателями раскрываемости создал группу доверенных лиц из числа осужденных для применения физического насилия к арестованным и получения от них явок с повинной..."

Итог: три года лишения свободы (условно).

Остается надеяться, что майора, а также его сотрудников постигнет Божья кара в виде какого-нибудь паралича или СПИДа или человеческая десница обрушится наконец на головы этих подонков.

Но если майор Лазаренко, устраивая пресс-хату, руководствовался все же "по-ментовски" благими намерениями: добиться хорошей раскрываемости и продвинуться по служебной лестнице, то оперативники из Липецкой области ни о чем таком не помышляли. Их интересовали деньги, деньги и только деньги.

В следственном изоляторе стараниями оперов была организована пресс-хата, держатели которой с помощью всевозможных подлянок и шулерской игры в карты заставляли первоходочников вступать с ними в гомосексуальную связь и писать по этому поводу расписки типа: "Я, имярек, проигрался в карты, то есть подставил фуфло, и поэтому мне пришлось трахнуться как девке по собственному желанию".

Держали хату двое: бывший майор ВВС мошенник Зуев и рецидивист-картежник Граф.

"Наезд" проходил, в отличие от тотальных лазаренковских ужасов, мягко: вновь прибывший приглашался в игру на отжимания; начиналось с пятидесяти за каждый кон (вполне можно отжаться), а заканчивалось тысячей (на это способен разве что цирковой акробат или заядлый протеиновый качок). За каждое невыполненное отжимание была установлена такса: десять штук...