Приключение доктора Хирна

У него уже не оставалось много времени на размышления. Хотя ключ от письменного стола был у него в кармане, он попробовал открыть один из верхних ящиков ножницами, служившими для разрезания бумаги. Так как это не удавалось ему, он должен был все-таки открыть стол ключом и начал перерывать бумаги, наполнявшие ящик до самого верху. Часть писем и разного рода документы он бросил на пол, другую часть рассыпал по письменному столу, а затем до тех пор ковырял ножницами и ножом для разрезания писем замок открытого ящика, пока не появились следы «насильственного взлома». Уже собираясь уходить, он вдруг остановился и на мгновение задумался, нахмурив лоб, плотно сжав губы. Он взвешивал слова, инстинктивно возникшие в его мыслях: «Следы преступника». Он невольно взглянул на свои руки, затем на пол, и ему показалось, что ясно видна тень, очерчивающая те места на паркете и на письменном столе, к которым прикасались его руки и ноги. Он провел по ним рукой, потом, так как следы не исчезали, он снял подушку с дивана и вытер ею пол. Это было безумие, но следы явно выделялись на прежних местах, как на фотографической пластинке, освещенной солнечными лучами.

– Смешно! – сказал он и провел рукой по глазам. – Симулируешь грабеж, чтобы проучить жалкого хвастунишку, и вдруг переживаешь все психологические симптомы начинающего преступника!

Хирн на мгновение испугался самого себя. Потом он покачал головой и засмеялся, но в тот же момент вздрогнул. Как? Что? Вон тот рыцарь в железных доспехах, который двадцать лет стоял неподвижно у стены, разве этот рыцарь не усмехнулся?

– Черт знает что такое! – холодная дрожь пробежала по его спине. Он хотел отвести глаза. Его тянуло обернуться и взглянуть на рыцаря у противоположной стены, который попал сюда так же, как и первый, из какого-нибудь старинного замка на Рейне. Но его шея, казалось, была парализована. Он не мог повернуть голову. У него было такое чувство, как будто к шее плотно прижали лезвие меча, он ощущал прикосновение холодной стали.

Он попробовал повернуть голову в другую сторону, и это ему наконец удалось, но движение вышло механическим, как у заводной куклы. Он чувствовал то, что делал, но его воля не принимала в этом никакого участия. Он снова повернул голову. Руки рыцаря свисали вниз, как всегда, его ноги, обутые в железо, стояли неподвижно. Что-то заставляло Хирна смотреть не отрываясь на эти ноги и руки. Наконец оцепенение покинуло его. Он почувствовал, как задвигались его собственные руки и ноги и вдруг очутились в доспехах рыцаря. Холодный металл туго сжимал его конечности. Рыцарь стоял неподвижно, смотрел на него и смеялся. Он поднял ногу и опустил ее на пол. Раздался стук, как будто тяжелый кусок свинца упал на паркет. Ясно отпечатался след железной ноги на паркете. Он поднял руку и сжал ее в кулак: железо заскрипело, когда согнулись пальцы. Он провел рукой по письменному столу. На полированном дереве появился широкий оттиск тяжелых пальцев.

Тогда Хирн тоже рассмеялся. Он взял с письменного стола песочницу с песком для просушки чернил и высыпал песок на стол и на паркет. Своими железными руками и ногами он разбросал песок во все стороны, а затем сбросил на пол и песочницу, как будто валявшиеся всюду бумаги случайно опрокинули и увлекли ее за собой. Тогда он снял с рук и ног железные доспехи, надел их снова на рыцаря, приветливо кивнул ему головой и, взяв картонку, вышел из комнаты,

– Черт знает что такое! – сказал Хирн, когда прикрыл дверь и очутился в коридоре. – Много непонятного творится на земле… – Но он не довел своей мысли до конца, отряхнулся, как будто хотел сбросить с себя тяжесть пережитого и сказал: – Ну, чего там! Это виноваты мои нервы. Галлюцинации, и только! Я все обдумал и действовал последовательно. Что я взволнован, это вполне понятно. Наоборот, если бы я оставался хладнокровным и сохранил душевное равновесие, я был бы отъявленным преступником, а не любителем. – Он посмотрел на часы, через тридцать минут отходит поезд.

Из плохо прикрытой картонки высовывалась кепка, которая принадлежала к костюму апаша. Хирн собирался получше спрятать ее, так как для нее было достаточно места в картонке. Но что-то удерживало его, какое-то непонятное внутреннее сопротивление. Хирн не верил случайностям. Он знал, что только несовершенство людей было причиной того, что тысячи и тысячи вопросов не находили объяснения. Каждый воображал, что много понимает, каждый говорил о высоких материях, но в конце концов ответ был один: не знаем и не будем знать.

Было гораздо разумнее сознаться самому себе, что ничего не смыслишь в таких вещах, и положиться на свой инстинкт. Поэтому Хирн не захотел втиснуть кепку обратно в картонку, которая выглядывала оттуда. Наоборот, он вытащил ее, посмотрел на нее, хитро улыбнулся и небрежно бросил на лестницу.

Затем он осторожно открыл входную дверь, вышел и снова закрыл ее за собой. Когда он пробирался вдоль дома к выходу в сад, он натолкнулся в темноте на открытое окно. Невольным движением он схватился левой рукой за лоб, а правой толкнул окно, чтобы его закрыть. Картонка упала на землю, а окно, которое было закреплено на предохранительных крючках, не поддалось толчку. Когда он нагнулся, чтобы поднять картонку, до него ясно донесся шум и крики веселившейся прислуги.

С молниеносной быстротой он сообразил, что есть какая-то связь между картонкой и окном. Он освободил крючки, прикрыл окно и с размаху ударил картонкой по стеклу. С оглушительным звоном посыпались осколки на каменные плиты прихожей.

В столовой перепуганная прислуга вскочила со своих мест. Бледные от страха они стояли вокруг накрытого стола и смотрели друг на друга. Раньше всех пришла в себя Фифи, кокетливая камеристка. Она повернула голову к дверям, голова соседа сделала такое же движение, и вскоре все уставились на тяжелые дубовые двери. Чувство, что сейчас совершится что-то необычайное, овладело всеми. Но никто не двигался, никто не произнес ни слова. Наконец Фифи осторожно приблизилась к дверям. Остальные гуськом последовали за ней. Она положила руку на ручку двери, медленно нажала ее и толкнула тяжелую дверь. Затем она просунула голову, повернула ее направо и налево и сделала шаг вперед. Ее ближайший сосед последовал за ней, и таким образом они все, затаив дыхание, стали бесшумно продвигаться длинной вереницей вперед в прихожую. Из дверей столовой падал электрический свет на эту цепь людей, скользивших как привидения. По выложенным кафелем стенам ползли неестественно тонкие и высокие тени.

Тогда Хирн, который стоял в темноте и отчетливо видел эту странную процессию, выхватил из кармана шубы револьвер. Он выстрелил в воздух и увидел, как цепь заколебалась. Некоторые от испуга упали, другие опустились на колени. Фифи перекрестилась… Хирн быстро побежал по саду, перебежал улицу, сел в автомобиль и поехал в клуб. В клуб он вошел тем же путем, которым вышел оттуда.

На этот раз он тоже не разделся. Наоборот, он высоко поднял свой широкий меховой воротник и надвинул шапку глубже на лицо. Затем он спокойно вошел в маленький зал, в котором Пино, окруженный своими друзьями, как раз заканчивал свой хвастливый и самонадеянный рассказ.

Между тем прислуга доктора Хирна несколько пришла в себя от испуга. Сначала они помогли друг другу встать, затем поднялись по лестнице наверх и обыскали весь дом. Когда они пошли в комнату своего хозяина, они широко открыли глаза и всплеснули руками. Указывая на письменный стол, они наперебой закричали: «Грабеж!»

Затем они стали беспомощно и растерянно переглядываться. Наконец Фифи, разбитная камеристка, приложила свой нежный пальчик ко лбу и, сложив губки бантиком, сказала:

– Я знаю, что делать!

Все повернулись к ней, и она продолжала:

– Барин хотел до отъезда заехать в клуб. Может быть, он еще там. Позвоним ему по телефону!

Она подошла к письменному столу, сняла трубку и защебетала в аппарат.

Хирн поспешно подошел к своим друзьям. Голос его звучал хрипло и неуверенно, когда он сказал: