Дантист живет этажом выше

— Меняются девочки. Вначале — когда женщинами становятся, потом — матерями. Мужчины не меняются. Они мужают. Разумеется, настоящие...

— Все верно, — согласился Боровицкий. Тряхнул головой, скинув со лба густые; цвета пшеницы, волосы, сползающие на глаза. Закрепил удилище поперек лодки. Повернулся к Каирову, спросил: — Материалы прочитал?

Каиров равнодушно зевнул, потянулся, лишь потом ответил:

— Их журналистам передать нужно.

— Журналистам? — удивился Боровицкий.

— Пусть пофантазируют, придумают историю о похищенных сокровищах из самого Зимнего дворца. Интересная штука получиться может...

Боровицкий загорелся взглядом, подхватил мысль Каирова:

— Алчные хищники похищают, а смелые работники Донского уголовного розыска находят...

— Все верно, Володя. Как тебе известно, я в семнадцатом находился в Питере. После взятия Зимний дворец был открыт на несколько дней для свободного посещения публики. Ну а публика, она бывает разная, в том числе и сволочная... Таскали из дворца постельное белье, зеркала, фарфор... В связи с этим было даже опубликовано обращение об охране музеев... Случай же, о котором рассказывает налетчик Строкин, произошел еще при Временном правительстве. Я слышал, что действительно какая-то часть сокровищ была вывезена из Зимнего дворца в Москву.

Боровицкий кивнул:

— Я тоже слышал... Именно в этот период и могли быть провернуты авантюры. Скорее всего, об одной из них и рассказывает Строкин.

— Вполне возможно, — покладисто согласился Каиров.

Тряхнул головой Боровицкий. И лодка качнулась в такт. Хлюпнула о борт вода: «хлюп-хлюп».

— Эх, Мирзо, Мирзо! — в сердцах сказал Боровицкий. — Совсем позабыл ты меня за семь лет. Неужели я после столь долгой разлуки подсунул бы своему заместителю в первую неделю работы квелое, дохлое дело?!

— У меня, между прочим, — напомнил Каиров, — еще десять дней от отпуска осталось.

— Тем более почему бы тебе не съездить в Северокавказск?! Там чудодейственная водолечебница.

— Вот как?! — удивился Каиров. — Кончай говорить загадками. Выкладывай.

Боровицкий сморщился. Скорее всего, от солнца, резанувшего по глазам:

— Двадцать восьмого мая в Северокавказске, в гостинице «Эльбрус», которая до революции называлась «Гусачок», был убит завхоз Попов. Убит за лестницей, возле кирпичной кладки. Словом, у того самого места, которое описано в письме денщика Василия. И матерное слово нацарапано...

— Ты думаешь, ящик там?

— Я не думаю, а знаю. Я ездил в Северокавказск. С местным угро мы аккуратно, не привлекая внимания сотрудников гостиницы, вскрыли через кладовку стену. За кирпичной кладкой, которой отгорожен угол, обнаружили ящик с тремя сургучными печатями.

— Как в сказке. — Каиров произнес слова без иронии, совершенно серьезно, подав корпус вперед.

— По всем приметам, ящик простоял в тайнике лет семь-восемь. Тайник не вскрывался, это я гарантирую. Но... — поплавок качнулся, его резко повело в сторону. Боровицкий поспешно схватил удилище. Подсек. И тут же разочарованно признался: — Сорвалось. — Он опять повернулся к Каирову. Щурясь от яркого солнца, сказал: — К сожалению, сказка оборвалась наполовине.

— Ящик оказался пустым?

— Нет, Мирзо, он не был пустым. Но и никаких ценностей в нем не лежало. Он был набит домашним хламом. Утюгами, сковородками. Порожними бутылками. Даже кочерга оказалась в ящике, завернутая в Бюллетень Ростово-Нахичеванского единого потребительства... Все остальные предметы изготовлены в Северокавказске. Что ты на это скажешь?

— Надо подумать.

— У стены, — продолжал Боровицкий, — мы обнаружили крошки кладки. Кто-то царапал цемент между третьим и четвертым кирпичами снизу. При внимательном осмотре заметили вмазанный в цемент пятак... Моя рабочая версия такова: завхоз Попов был убит потому, что помешал кому-то проверить тайник. Пятак служил приметой: вскрывали — не вскрывали. Значит, убийца приехал в город за ящиком. Именно приехал. Если бы он жил там всегда, то не стал бы ждать столько лет.

— Кто же подменил содержимое ящика? — спросил Каиров. И тут же ответил: — Только не Дантист и не есаул Кратов. Это мог сделать Ованесов.

— Мог и еще кто-то другой, неизвестный. Ясно одно: маловероятно, чтобы из Малахитового зала был вынесен в семнадцатом году ящик, набитый кухонной утварью.

— Верно.

— Я считаю, мы должны расследовать причину убийства. И сейчас, Мирзо, я скажу, почему я просил бы тебя подключиться к этому делу. На мой взгляд, убийство это случайное. Незнакомый человек убивает незнакомого. На месте завхоза мог оказаться кто угодно. Местный угро проверяет и другие версии. Но я убежден, что убийца знал о тайнике и не имел понятия о том, что содержимое ящика подменено. Попов же случайно застал его, когда тот обследовал кладку. В мою схему укладывается Дантист.

Каиров грустно усмехнулся:

— Все может быть и проще... Учительница, которая обнаружила письма, наверняка рассказала кому-нибудь в Камышинской про денщика Василия и все остальное... Может, кто-то из азартных людей и решил проверить: правда или нет. Все-таки спрятанные сокровища — это всегда заманчиво.

Боровицкий развел руками, сказал:

— Не спорю. Просто напоминаю: в нашем крае убили человека. Местное угро с делом не справляется. Мы должны им помочь. Продумай план работы, Мирзо. Срок сутки.

Огонь в керосинке чуть теплился. Она стояла на длинном, покрытом ржавой клеенкой столе среди других керосинок, в узком прокопченном коридоре, куда выходило пять дверей, не считая дверей в туалет и на лестничную площадку.

Каиров поднял чайник, взвесил его в руке. Скептически покачав головой, слил половину воды в раковину. Раковина оказалась засоренной. Муть вдруг пошла широкими кругами. Соседка, неопределенного возраста женщина, в белой, завязанной на подбородке косынке, сказала, словно ни к кому не обращаясь:

— Вот так в грязи и утопнем, как в болоте. — Она сжала губы и заморгала часто-часто, точно грязь попала ей сразу в оба глаза.

— Постараемся, чтобы этого не случилось, — как можно приветливее ответил Каиров и поставил чайник на керосинку. Спросил: — Где в этом доме можно достать кусок проволоки?

— На чердаке. На чердаке, — быстро ответила соседка. — Там усё достать можно. Усё!

— Проверим, — сказал Каиров.

Вернувшись в комнату, достаточно просторную для зеленой односпальной кровати, стола и стула, Каиров взял с подоконника фонарик. Попробовал — светит.

Через минуту он уже поднимался по пыльной лестнице к черневшему вверху распахнутому люку, из которого тянуло сыростью, будто из подвала.

Выставив вперед фонарик, Каиров нажал кнопку. Желтый круг света сразу же запутался в паутине между балками. В темноте что-то грохнуло, кто-то быстро побежал. Потом раздался протяжный кошачий вой...

Каиров подтянулся. Ладони его стали пыльными. И наверно, не только ладони. Он подумал, что конечно же нужно было переодеться, прежде чем лезть сюда. Но, как говорится, дело уже было сделано.

Он стоял согнувшись, потому что балка шла в полутора метрах над люком, старая, побитая шашелем. Толстая скоба торчала, как поручень трамвая. Каиров обратил внимание: на скобе не было пыли. Скобою пользовались.

Свет фонарика распространялся метров на пять. И все это пространство было захламлено самыми различными предметами. Дырявыми рукомойниками, безногими стульями, рваными чемоданами, бездонными ящиками, поломанными кроватями и всякими другими предметами домашнего обихода, пришедшими в негодность.

Нашлась здесь и проволока. Ею была перетянута сетка кровати. Проволока оказалась толстой, пружинистой. Размотать ее было не просто, но именно такая и требовалась Каирову.

Соседка встретила его с победоносным видом. Еще бы, слова ее подтвердились!

— Там усё есть, — сказала она снова.

— И золото? — весело спросил Каиров.

Соседка посмотрела на него подозрительно. Гмыкнула:

— Золото... Золото на чердаке только дурни хранят.