Накануне солнечного затмения

Бездетная, незамужняя женщина, она поселилась в огромном доме, построенном богатой подругой, и взяла на себя заботы о ее семье. Той было дело только до самой себя. До своих собственных страданий. Слава богу, хватило ума обзавестись хорошей подругой! У Лары был небольшой, но приятный голос, иногда у подруг получался отличный дуэт. Дома, когда никто этого не слышал. Лариса равнодушна к славе. И Лара крайне деликатна. Понимает, что теперь он хочет побыть один. Наконец-то один. Не надо прислушиваться к шагам на лестнице. Жена больше не войдет. У нее была отвратительная привычка: придет, сядет напротив, выключит телевизор, по которому идет захватывающий футбольный матч, уставится в упор.

— Чего тебе? — спрашивал в таких случаях он, заранее зная ответ.

— Не знаю.

— Не получается?

— Получается.

— Тогда сиди, сочиняй свои песенки.

— Мне жалко.

— Жалко чего?

— Делиться с другими тем, что я чувствую. Мне все время кажется, что с каждой новой песней из меня уходит кусочек тепла. Жизнь уходит. Посидим помолчим?

— Там футбол. Можно хотя бы без звука? Просто смотреть? Молча? Какая тебе разница?

— Идиот!

Вот и весь разговор. Ушла, аккуратно прикрыв за собой дверь, а хорошего настроения у него, как не бывало. И матч уже не интересен. Не понятно, зачем приходила, что ей было надо? Оскорбить его? А в девятнадцать лет, когда познакомились, была нормальной девчонкой. Компанейской, симпатичной, хозяйственной. Не признавалась, что тайком занимается сочинительством.

На лестнице шаги. Он невольно вздрагивает. Невозможно поверить, что жены больше нет. Негромкий, деликатный стук в дверь.

— Да! Войдите!

В комнату заглянула Лара.

— Сережа, к тебе пришли.

— Кто?

— Кажется, из милиции. Ты извини, конечно…

— Да-да, я сейчас спущусь.

Второй этаж — его. Жена предпочитала быть поближе к небу: на третьем этаже ее рабочий кабинет и небольшая студия. А на первом — столовая, гостиная, кухня и хозяйственные помещения. Первый этаж для всех. Для обитателей дома и для гостей. «Чистилище», — тайком усмехался он.

В «чистилище» его ждал знакомый сотрудник милиции. Тот, который составлял протокол на месте случившейся десятого августа трагедии. Тогда, кажется, все было ясно. Чего же он хочет?

— Извините, Сергей Васильевич, в деле появились новые обстоятельства. В связи с этим у меня к вам несколько вопросов.

— Какие еще вопросы?

— Видите ли, был свидетель. Девушка-инвалид. Вы, быть может, и не обратили на нее внимания. На переезде работает ее мать. Женщина путается в показаниях, толком сказать ничего не может. Зато девушка запомнила все до мелочей. Она утверждает, что это не был несчастный случай, вы якобы вытолкнули жену из машины. Простите, но показания девушки…

— Бред какой-то! — Он даже вспотел от волнения. Ну надо же! Откуда она взялась, эта свидетельница? — Моя жена… Да я места себе не нахожу от горя! Разве вы не видите!

— Я вас понимаю. Но мы не можем мимо этого факта пройти. Хотите совет, Сергей Васильевич?

— Да?

— Съездили бы вы к ней, поговорили. Решили бы все полюбовно. Странная девушка. Да и мать ее колеблется. Раз, мол, Жанночка видела, значит, так оно и есть. Если обе они будут настаивать на своих показаниях, против вас будет возбуждено уголовное дело. Вы в тюрьму хотите?

— Нет.

— А я не хочу лишних проблем. У вас наверняка хороший адвокат, влиятельные друзья, которые будут в один голос утверждать, что вы безумно любили свою жену. Любили ведь?

— Да, — хрипло сказал он.

— Так что, Сергей Васильевич?

— Поеду.

— Я сегодня вечером девушку эту еще разок навещу. Насчет показаний по вашему делу. Жалость-то какая, а? Симпатичная девушка, а так не повезло! В инвалидном кресле… Сердце кровью обливается. Ей бы ноги здоровые да на танцы. Все б парни ее были. А к совету моему прислушайтесь.

— Спасибо.

— Да что там! Слышал я, как жена ваша поет. Сказать «пела» язык не поворачивается. Голос-то, а? Голосище-то говорю какой? И красавица. Все смотрел на нее и думал: бывают же такие красивые люди! Наверное, так положено. Ангелы, они, значит, что на небе, что на земле, ангелы и есть. Думал, кто-то же с ними живет под одной крышей… Ест вместе с ними, разговаривает, спит, простите за нескромность. По моим расчетам выходит, что не могли вы убить такую женщину. Пустое все это…

Ушел, наконец.

«А может, провокация? — подумал Сабуров. — Под монастырь подводят? Он поедет к этой девушке, начнет ее уговаривать забрать показания, а они там. Милиция. В соседней комнате. Подслушивают. Записывают. Ловят. Почувствовал холодный пот на спине. Все равно надо ехать. Он взглянул на огромный портрет в траурной рамке. Хороший портрет, студийный. Профессионал работал. Что касается необыкновенной красоты его покойной жены, то это вопрос спорный. Лицо как лицо. Обычное. Носик вздернутый, карие глаза отнюдь не огромные, скорее, напротив, маленькие, темно-русые волосы вечно растрепаны. Разве насчет того, что на ангела похожа… Черты лица тонкие, в постоянном нервном движении. И часто было странное выражение: как будто к чему-то прислушивается. А когда услышит, необыкновенный свет идет изнутри, через глаза, и все вокруг меняется, становится лучше, чище. Хороший грим, и выражение лица схвачено камерой в тот момент, когда на нее снизошло озарение. И вот вам портрет красавицы. Сабина Сабурова. Его фамилию оставила, между прочим, когда пробивалась на эстраду. А имя поменяла, чтобы было созвучно. Красивое сочетание. Но фамилию-то отчего было не поменять? Опять назло ему? Чтобы все, услышав, что он Сергей Сабуров, спрашивали: «А какое отношение…» Никакого. Все назло ему, против его воли. Он видел Машу, то бишь Сабину, по утрам и знал, что никакой красавицей она не была. Пока не выпила три чашки кофе, пока не уложила волосы, пока загадочный свет не разлился по мелким чертам ее лица, пока не вылезла из старых джинсов и полинявшей футболки, никто бы ее даже не узнал. А она могла неделями не приводить себя в порядок. Последний год жена уже не пропадала на гастролях, имя ее и так гремело на всю страну, а записанные альбомы расходились хорошо. На публику Сабина выходила при полном параде, а для мужа не утруждалась. Много чести!

Вот Лара… никогда не допустит, чтобы ее увидели непричесанной и без макияжа. Золотистые волосы коротко острижены, губы подкрашены, руки ухожены. И стройная, подтянутая без всяких диет. Отличный аппетит, крепкие нервы. А Сабина мучалась, глядя на пирожные. Ее вес менялся так же непредсказуемо, как и выражение лица. То ходила синяя, тощая, вываливалась из одежды, то рыдала, глядя, как любимые джинсы натягиваются на бедрах и едва застегиваются. У нее все зависело от настроения. Частые депрессии сопровождались полным отсутствием аппетита, а депрессия была предвестником нового творческого запоя.

Все. Хватит об этом. Жены больше нет. Надо ехать».

Лара спускается по лестнице. Ее комната тоже на втором этаже. Второй этаж — приближенные к императорской особе. Муж, лучшая подруга, дети, родственники. Те, с кем надо делиться. И кого можно за это изводить.

— Сережа, что? — Лара смотрит с искренним сочувствием.

— Появился свидетель. Девушка-инвалид, живущая на переезде, обожает разглядывать проезжающие машины.

— Как некстати! Сделай что-нибудь!

— Я уже еду.

— Хочешь, я поеду с тобой? Или одна?

Он подумал, что было бы здорово, если бы Лара отправилась в одиночку улаживать проблемы с девушкой-инвалидом. Улаживать проблемы — ее специальность. У Лары получится лучше, чем у него. Но что подумают люди? И милиция? Женщина в жизни Сергея Сабурова, мужа ныне покойной знаменитости, — мотив для убийства. Он вздохнул с сожалением.

— Нет, нельзя. Ты поедешь в аэропорт встречать Элю. Ее надо успокоить, помочь разобрать вещи, накормить. Как Сережа-младший?

— Заперся с утра в своей комнате. Играет с компьютером. Я слушала под дверью. С ним все в порядке.

— Александра Антоновна сегодня придет?