Акулы шоу-бизнеса

— Что, дядя, от современной музыки прешься? — спросил второй продавец, сидящий на стуле за прилавком, — круглый, как хомяк, с хрустом пожирающий чипсы, которые прилипли на его толстых губах. — Сидюк клевый, покупай, обторчишься. Появился только три дня назад!

— Ты на каком языке сейчас говорил? — поинтересовался Краб, разглядывая диск.

— На фуфлогонском, — ответил толстяк, радостно захохотал, и крошки чипсов из его рта полетели, как праздничный фейерверк.

Второй продавец с челкой тоже весело рассмеялся и одобрительно похлопал своего коллегу по плечу, мол, ну ты остришь, как в высшей лиге в КВН. Крабу было не смешно, он перевел взгляд на продавцов, и они, поймав этот взгляд, замолкли.

— А диск-то контрафактный, — сказал Краб, крутя в руках «болванку», — не фирменный.

— А вы фирменного и не найдете, — вежливо сказал продавец с челкой, — фирменный еще не вышел, да и стоить он будет раза в два дороже, так что выгода от покупки налицо.

— Кому-то выгода, может быть, и налицо, — произнес Краб, засовывая пластинку обратно в коробку, — а кому-то и что-то другое, как говорится, на рыло. Татьяне, которая этот альбом записывала, и продюсеру, который его двигал, с этих продаж ведь ни копейки не перепадает. Кто вам вообще этот контрафакт поставляет?

Парни переглянулись, и тот «остряк», что хрустел чипсами, похожий на хомяка, сказал с гадкой ухмылкой:

— А вот это, мужик, не твоего ума дело. Хочешь — бери, а не хочешь — проходи мимо! Ты что, из общества защиты авторских прав, что ли? Так тогда не с нами разговаривай, а с хозяином! Нам до Татьяны и ее продюсера дела нет, не обеднеют.

— Ну, — поддержал его тот, что был с челкой, — и так себе виллы покупают на Канарах, а мы тут корячимся за копейки.

Краб выслушал речи продавцов, повернулся к двери киоска, плотно прикрыл ее, а висевшую на стекле картонку с надписью «Закрыто» перевернул в сторону улицы.

— Э, ты че делаешь, фуфлогон? — вскочил с места Хомяк, бросив пакет с чипсами на прилавок так, что они посыпались из пакета. — Я тебя урою счас, понял?

Очевидно, он был уверен в своих силах и хотел напугать Краба, который на первый взгляд не производил впечатления боевого мужика, но ошибся. Краб шагнул к нему, уже перелезающему через прилавок, и резким ударом в челюсть отправил его в стенд с дисками, которые посыпались на Хомяка сверху, как праздничные конфетти. Парень с челкой быстро присел, спрятался за прилавок, схватил сотовый телефон и стал торопливо набирать какой-то номер. Краб выхватил у него телефон, кинул его в сторону, а самого продавца за шиворот выволок из-за прилавка и ткнул носом в стеклянную витрину, под которой пестрели обложки дисков. Ошеломленный ударом Краба Хомяк тем временем попытался встать, но, похоже, был в сильном нокдауне, — не сделав и пары шагов, он пошатнулся и завалил второй стенд с дисками.

— Кто поставляет вам контрафактные диски Татьяны? — спросил Краб, прижимая парня с челкой к прилавку носом и железными пальцами давя ему шею.

— Я не знаю, — испуганно пропищал тот, — я только реализатор, хозяин в курсе этого, он занимается поставками!

— Где хозяин?

— Он приедет сегодня вечером перед закрытием с новыми дисками и за выручкой, — ответил парень чуть не плача, — отпустите, пожалуйста, больно мне…

— Значит, так, — сказал Краб, отпуская его шею, — тут все приберете, поставите на место и молчок, как будто ничего не случилось. Это и тебя касается, — добавил он для Хомяка, который малость пришел в себя и теперь испуганно выглядывал из-под прилавка, — не дай бог проколетесь, мне придется вас опять бить, а я этого не хочу. Я мирный человек. В армии-то хоть служили?

Продавцы, который уже выглядели далеко не юношами призывного возраста и брились, судя по всему, уже лет восемь, оба отрицательно покачали головами. В армии они не служили. В том кругу, в котором они вращались, не принято было в армии служить, да и зачем терять два года, если можно отмазаться от этой «почетной обязанности» за пару тысяч «зеленых»? Для Москвы это не особо большие деньги, и простой арифметический расчет показывал, что за два года можно десять раз восполнить утрату тех самых двух тысяч долларов, которые придется дать кому следует в виде взятки. Все это в доходчивой форме пояснил Крабу продавец с челкой, и Краб про себя отметил, что и правда в их батальоне очень мало москвичей. А которые есть — все с окраины из рабочих семей.

— Ладно, — сказал Краб, — воспитывать в вас любовь к Родине уже поздно, поэтому давайте-ка с вами присядем на минуточку и вы опишете мне, как выглядит хозяин вашего ларька.

Оба продавца после проведенного Крабом урока уважения к старшим стали очень разговорчивыми и с показным удовольствием рассказали ему о владельце «точки» Яше Лепкине, который должен был появиться здесь через несколько часов с новым товаром на своем автомобиле «Ауди-100». Сдав с легкой душой своего хозяина, продавцы дождались наконец ухода Краба. У самого порога киоска гость громким шепотом сказал им, что он из той самой «конторы», не уточнив, правда, из какой, чтобы им было еще страшней от неизвестности, а поскольку он из «конторы», то им лучше держать язык за зубами, чтобы эти самые зубы сохранить до незаслуженной пенсии.

— Молчание сбережет ваши зубы лучше «Блендамеда», — выдал Краб напоследок фразу, услышанную от одного из своих матросов-новобранцев, и погрозил пальцем.

Продавцы молча кивнули. Им было все ясно.

Через пару часов владелец нескольких десятков торговых точек аудиовидеопродукции, а также программного обеспечения Яша Лепкин вылез из своей машины «Ауди-100», заглянул в багажник, вытащил оттуда коробку с дисками и с ней пошел в свой киоск. Пробыл он там недолго — забрал выручку и пообещал вычесть из зарплаты продавцов за сломанные диски и стеллажи, которые сломались якобы, когда продавцы выставляли товар. Потом он купил шаурму из свинины у знакомых азербайджанцев, которые ему лично всегда подогревали до горячего состояния лаваш и клали в него больше мяса, чем капусты, и пошел между киосками к своей машине. Но когда он стал садиться за руль, то неожиданно получил удар по шее, уронил на асфальт едва надкушенную шаурму, оказался заброшен на пассажирское сиденье и потерял сознание. И хотя на улице было множество прохожих и людей, ждущих автобус на Королев, но никто даже не повернулся на это стремительно произошедшее событие. Всем было все равно.

Когда Яша очнулся, то почувствовал, что руки его связаны сзади, а машиной управляет какой-то незнакомый ему мужик. Яша с дьявольской болью повернул шею, выглянул в окно своей машины и увидел, что едут они по проспекту Мира, в районе метро «Сухаревская», и, значит, он где-то десять минут находился в отключке. Яша был никому не должен, бандитам и ментам «отстегивал» регулярно, оттого никак не мог понять — за что же его скрутили и безжалостно надавали по шее? Чтобы машину угнать? Но тогда он сам на какой хрен в этой машине нужен?

Обычно в случае бандитского налета с целью завладеть транспортным средством хозяина машины выбрасывают и уезжают. Но этот мужик его связал и куда-то везет. Наличных у Яши тоже было немного — всего около штуки баксов, много он с собой не возил. Да и в случае, если это ограбление и мужик уже забрал его деньги, — зачем его таскать с собой? А вдруг это похищение? Его увезут в Чечню, посадят в вонючий зиндан и будут вымогать миллион баксов у его родителей, поочередно отрубая у него палец за пальцем.

— Не надо, пожалуйста, не надо, — заныл Яша, — мой папа — профессор консерватории по классу балалайки. У него очень маленькая зарплата, на которую и мышь не прокормишь. И взяток он не может брать, потому что на балалайке мало кто хочет учиться играть. Это неперспективно-о-о…

Яша хотел говорить и дальше, что его папе не собрать миллиона, но горло его перехватило и он не мог произнести ни слова. А ведь он даже хотел предложить другую, более выгодную кандидатуру для похищения — своего одноклассника и соседа по лестничной клетке, у которого папа трудился в нефтепромышленном комплексе и был богат. Этого своего одноклассника Яше было не жалко, он даже желал ему отомстить — тот зазнался и даже не здоровался, обходил Яшу стороной и не дал ему месяц назад взаймы три штуки баксов, когда дела у Лепкина отчего-то пошли наперекосяк.