Тайный дневник да Винчи

Рядом с метровыми листами Клод разложил подробную карту крепости, испещренную полу- и четвертьокружностями, перечеркнутыми крест-накрест: эти линии обозначали места, где они уже проводили раскопки в течение последних месяцев. Ломуа светил ему фонариком, терпеливо дожидаясь вместе с Лессенном, когда профессор закончит перепроверять данные, достаточно освежив память, так как именно этим он и занимался. Как истинно деловой человек, Клод все расчеты делал накануне, не собираясь терять на месте драгоценное время, имевшееся в его распоряжении. Он все всегда готовил заранее, о чем бы ни шла речь.

— Должно быть, здесь, — послышалось невнятное бормотание Клода.

Каждый раз он заявлял одно и то же, но оптимизм его пока не оправдывался. Конечно, парни и не думали ему об этом напоминать, а тем более спорить.

— Идемте туда, — сказал Клод взволнованно. — Время не ждет! — Верно, время никогда не ждет.

Сложив и вновь спрятав в портфель свои бумаги, Клод поспешно зашагал ко входу донжона. Помощники следовали за ним по пятам. Давешний выговор профессора расшевелил Ломуа: в ту ночь Клоду не пришлось дважды просить у него колышки и деревянную кувалду: он сам торопливо достал необходимые инструменты из полотняного мешка.

— Ты знаешь, что надо делать, — сказал ему Клод.

Быстрыми и точными движениями Ломуа забил один из колышков в центре основания дверного проема башни. Заостренный конец деревяшки без труда вошел в землю: на многострадальном пятачке они уже вбили немало таких кольев. Далее рабочий направился к воротам внутреннего крепостного ограждения: бежать не бежал, но шел уверенно и проворно. Оказавшись на месте, он вбил в землю другой кол, и тоже прямо посередине арки ворот. Потом парень водрузил фонарь на колышек.

— Хорошо, — пробурчал Клод, заметив, как помощник энергично размахивает руками, сообщая, что фонарь установлен нужным образом.

Профессор вынул из портфеля хитроумное устройство, кустарно изготовленное, но весьма удобное, гибрид транспортира и спицы, длинной и прямой, как стрела. Она крепилась к транспортиру маленьким болтом и могла поворачиваться, но только по часовой стрелке: небольшой стопор не позволял двигаться налево по шкале, выходя за пределы точки начала отсчета градусной меры. Необычное устройство было укомплектовано двумя прицелами: неподвижным, над нулевой отметкой шкалы, и мобильным, приделанным к спице. В центре прицелов имелся крестик, как в пневматических винтовках. В общем, прибор напоминал астролябию (весьма примитивную на вид), хотя был проще и действовал несколько иначе.

Клод растянулся на земле, причем ноги его скрылись внутри башни. Он поставил свою диковинную астролябию на вбитый кол, совместив, насколько возможно, начало отсчета угловой меры с серединой деревяшки. Глядя одним глазом в неподвижный прицел, он медленно поворачивал астролябию до тех пор, пока огонь фонаря Ломуа не попал в перекрестье. Таким образом, Клод наметил некую воображаемую линию, проходившую через середины входных проемов крепостной стены и донжона и одновременно включавшую точку начала отсчета угла. С помощью спицы на шкале транспортира он мог отложить любой требуемый угол.

Точная градусная мера угла являлась одной из величин, которые Клод получил, расшифровав идеограммы, высеченные в Башне заключенных. Второй необходимой величиной было расстояние. Клод отложил нужный угол, повернув спицу по часовой стрелке и закрепив ее. Когда профессор посмотрел сквозь прицел, закрепленный на спице, Лессенн уже зажег второй фонарь и ждал распоряжений. Они сводились к коротким указаниям подвинуться вправо или влево, так, чтобы фонарь парня оказался «на мушке». Наконец, Клод добился желаемого эффекта.

— Забей кол в этом месте, — велел он Лессенну.

Проверив еще раз точность наводки прицелов и сделав небольшие поправки, Клод обрел уверенность: фонари Ломуа и Лессенна и соответственно их колья образуют нужный угол с вершиной — его собственным колышком. Настало время использовать другую величину, вычисленную благодаря графическим изображениям из Башни заключенных: расстояние от донжона до искомой точки, которая должна лежать на прямой линии между колышками Клода и Лессенна. Заданный отрезок отмеряли матерчатой сантиметровой лентой, натянутой между двумя пунктами.

— Должно быть, здесь, — повторил Клод, забивая в землю последний кол, обозначая место (если только он снова не ошибся), где в течение долгих столетий покоилась волнующая тайна, обладать которой страстно желали очень многие.

3

Флоренция, 1503 год

Дюжина рук, вооружившись молотками, выстукивала по долотам частую дробь; нервное стокатто, сливаясь, создавало своеобразную симфонию, раздражавшую слух. В лучах света, проникавшего в окно мастерской, крупинки мраморной пыли, висевшей в воздухе, сверкали как бриллианты. Мастерская Леонардо да Винчи располагалась в центре города, по соседству с площадью Синьории. Молодые проходили обучение у маэстро, постигая искусство ваяния под его руководством.

— Представьте, как с каждым ударом по камню ваша душа тоже обретает более совершенную форму, — наставлял учеников Божественный.

В глубине просторного зала, на одном из массивных деревянных столов (достаточно прочных, чтобы выдержать вес мрамора), стояла почти законченная работа Леонардо — бюст малопривлекательной флорентийской дамы, Лизы Герардини. Скульптурный портрет мастеру заказал ее муж, синьор Франческо ди Бартоломео ди Дзаноби, богатый неаполитанский банкир, носивший титул маркиза дель Джокондо. [2] Леонардо осталось только сообщить форму носу, довольно широкому и длинному. Деликатнейшая задача: как, не погрешив против истины, не ранить чувства заказчика чрезмерным сходством с оригиналом. Глаза удались неплохо, мастер лишь слегка приукрасил действительность. И бесспорно удачным оказалось решение немного уменьшить пухлость щек раздобревшей синьоры и превратить суровую складку губ в тень мимолетной улыбки. Теперь предстояло довести скульптуру до совершенства, сняв совсем немного мрамора, и портрет готов. Но для завершающей работы необходима сосредоточенность, мастеру следовало отрешиться от учеников и оглушительной какофонии, созданной их прилежанием. Бросив последний взгляд на незаконченный бюст, Леонардо с дивной осторожностью приставил острие резца к тому месту, где намечался нос, и поднес головку молотка почти вплотную к противоположному концу инструмента, намереваясь легчайшими ударами удалить излишки камня: операция требовала исключительной точности.

— Маэстро-о-о!!! — раздался за спиной пронзительный вопль Салаи [3], любимого ученика Леонардо.

От неожиданности мастер дернулся, споткнулся о скамеечку, врезался лбом в макушку статуи и, попытавшись сохранить равновесие, рефлекторно взмахнул рукой, сжимавшей молоток. По чистой случайности молоток опустился прямиком на долото, а оно, в свою очередь, вонзилось в заготовку носа: кусок мрамора откололся и отлетел к стене. Салаи, увидев, что натворил, опрометью выскочил из зала. Все в мастерской словно оцепенели, уставившись сквозь мраморную дымку, клубившуюся в воздухе, на испорченную скульптуру и на Леонардо: потрясенный случившимся, он завороженно взирал на учиненные повреждения. Вдруг из горла Божественного вырвался гортанный стон, из глаз покатились слезы ярости. Но отчаяние, как ни удивительно, помогло сохранить выдержку. Леонардо обуздал всколыхнувшуюся ярость. Он только стиснул зубы, вытер слезы рукавом туники, дернул себя за волосы и длинную седую бороду и обнял скульптуру: последнее объятие, словно последнее прости. В следующий миг он, сделав над собой усилие, решительно столкнул бюст на пол. Восхитительный мрамор распался на две половины, и множество мелких осколков разлетелось по полу, составив компанию останкам злосчастного носа. Творение мастера, лишь слегка деформированное, в результате погибло навеки.