Любовь не ржавеет

Тетю Симу мое недоверие немного обидело и она принялась горячо доказывать:

- Сама посуди! С утра и до глубокой ночи в гараже механиком трудился, а по ночам сторожем на частной автостоянке подрабатывал. Они там вместе с Таней числились, но работал он один. Жалел он Танюшу, не хотел, чтоб она ночами мучалась. Знаешь, я за младшего рада. И работящий, и жену выбрал славную, и живут душа в душу. А как Николай его к себе забрал, так и деньги появились.

- Довольны?

- Не знаю. - с сомнение покачала головой тетя Сима. - По деньгам, конечно, лучше и то, что каждую ночь он теперь дома, тоже хорошо. Только сдается мне, Михаил там не на месте.

- Я тоже заметила, что с ним не все в порядке. Очень он нервный. Сама слышала, как ругался со Щаповым и даже грозился его убить. Понимаю, конечно, что кричал в запале...

Тетя Сима меня перебила:

- Точно, нервный. Из-за всякого пустяка вспыхивает, как порох, но оно и понятно. Михаил - механик от бога. Любую старую машину может разобрать, снова собрать и она у него будет как новенькая. Он ведь, пока в гараже работал, никогда вовремя домой не приходил, вечно задерживался. Любит с железками возиться, а его за это уважали и хозяин и клиенты. А у Кольки он чувствует себя не в своей тарелке, мается. Николай его сорвал с места, уговорил к себе перейти, а не подумал, чем брат заниматься будет. Скучно Мишке в конторе сидеть, не для него это занятие, вот и злится. Думаю, охотно вернулся бы в гараж, да старшего брата обидеть боится. Уж очень он его любит.

- Надо же! А я слышала, у него неприятности были. Вроде ни на одной работе удержаться не мог, переходил с места на место. И все из-за своей вспыльчивости, да пристрастия к выпивке.

- Да что ты такое говоришь, Настасья! - всполошилась соседка. - Он как вернулся из армии, устроился в гараж, так все время там и работал. Когда к Кольке собрался уходить, его не отпускали! А чтоб пил, так у нас в семье пьяниц отродясь не водилось! Будто сама не знаешь!

- Странно все это, тетя Сима. Вы одно говорите, а я совсем другое слышала.

- Это ей Марина, бухгалтерша наша, наплела. - раздался негромкий голос у меня за спиной.

Я оглянулась и увидела в дверях Татьяну. Надо же, а я и не слышала, как она вошла.

- Марина?! Нашла кого слушать, Настасья! - так и вскинулась тетя Сима. - Опять этой дряни неймется! Привязалась к нашей семье, точно репей, и льет грязь то на Гришу, то на Михаила. Только и слышу от людей, то одно она наплела, то другое придумала. Я уж и ей говорила, чтоб язык придержала, и Кольку просила её приструнить. Только он всерьез мои слова не принимает, отмахивается. Удивляюсь я ему!

- А ты не удивляйся. Николай своими делами занят, ему до наших дрязг дела нет и, потом, про него самого она ж ничего плохого не говорит. Не потеряла еще, старая лиса, надежду свою ненаглядную доченьку за него отдать.

- Да, что ты говоришь! Неужели, эта заполошная, о таком всерьез думать может? - замахала руками свекровь.

- Марина не заполошная, она очень даже себе на уме. Дочку любит без памяти и мечтает к богатому пристроить. Даром, что ли, на работу в Колину фирму её притащила? Прикинула, там два богатых молодых мужика обретаются и решила, что не одного, так другого, но они с Инночкой подцепят. Поначалу Инна к Николаю клеилась, а когда ничего не получилось, со Щаповым сошлась. Только тот сам был не промах, быстро сообразил, куда ветер дует, и Инну тут же отшил. - сурово отрезала невестка.

Разобравшись со свекровью, развернулась в мою сторону и, пронзительно глядя мне в глаза, отчеканила:

- А Вы Марину побольше слушайте, она Вам наплетет!

Я смущенно потупилась, а Татьяна с торжествующе продолжала:

- Слушайте, слушайте, только Вы от неё правды не дождетесь. Она ведь и словом не обмолвилась, что её доченька в полюбовницах у Щапова ходила! И про то, что он её словно старый тапок отшвырнул, тоже не сказала! А я сама слышала, как они со Степаном у него в кабинете ссорились! И Инна ему угрожала! Кричала, что убъет, если он её бросит. А что? С неё станется! Она ведь с придурью, это каждому известно! Спросите Марину, где её ненаглядная Инночка была в момент убийства. Не скажет! А всему, что Марина про Мишу болтает, не верьте. Врет она все! Мой муж человек тихий, домашний, его кроме семьи ничего не интересует. И никаких неприятностей у него никогда не было! И Степана он не трогал! Ясно? А вот Вы перестаньте ходить по домам да всякую грязь собирать. Думаете, никто не понимает, чего добиваетесь? Сидела столько лет в Москве и ни о ком не вспоминала, а тут вдруг сорвалась и приехала. Вот она я! Жить теперь здесь буду! Тьфу! Смотреть противно!

Татьяна возмущенно фыркнула, быстрым шагом пересекла веранду и скрылась в комнате, не забыв с возмущением громко хлопнуть дверью. Дети, притихшие на время разговора, соскочили со стульев и опрометью бросились следом за матерью. Я сидела сжавшись в комок, щеки пылали ярким цветом и чувствовала себя очень неловко.

С Колькиной матерью я разговаривала почти как с родственницей; знала, она поймет меня правильно. С Татьяной все обстояло иначе. Мы с ней почти не были знакомы, симпатии ко мне она не питала и потому должна была подумать невесть что.

- Как нехорошо получилось. - смущено пробормотала я.

- Не обращай внимания. Татьяна тебя плохо знает и потому решила, что ты на Мишку нападаешь. Вот и обиделась за него! Но ты особо не переживай, она одходчивая. Завтра все забудет. А я с ней сегодня поговорю, объясню что к чему. - попыталась успокоить меня соседка.

- Вы теперь все время дома будете? - поинтересовалась я, стоя уже в дверях.

- Нет, опять уеду. Надо же этих огольцов на парное молоко да на свежий воздух вывезти.

3

Я лежала в темноте, накрывшись с головой простыней, и плакала. Слезы атились из зажмуреных глаз, ручейками стекали по щекам и шее и тонули в подушке.

- Ну, почему у меня все получается не так, как надо?

Между прочим, рыдала я не оттого, что меня отчитала Татьяна. Дело было в другом: я остро, до спазм в горле, завидовала. Понимала, что жизнь у Татьяны далеко не легкая и простая, а все равно завидовала. Знала, что бесконечные хлопоты, дети, муж, работа отнимают много сил и по вечерам она, наверняка, валилась с ног от усталости. Все это я отлично знала и все равно завидовала. У неё был дом, где её ценили и ждали, были дети, которые каждый день её умиляли и радовали, был муж, который её любил и была, наконец, свекровь, которая её жалела. У меня же, не знаю почему, все это отсутствовало. Ощущение одиночества стало настолько острым, что захотелось завыть. Не желая распускаться и потакать собственным слабостям, сердито одернула себя:

- Прекрати, все не так плохо. Кое-что есть и у тебя! И ты не должна об этом забывать.

Окрик подействовал отрезвляюще и хотя плакать я продолжала, но уже без прежнего надрыва. А вот над мыслями была не властна и они помимо моей воли потекли назад, к нашей с Романом совместной жизни.

После свадьбы мы, по настоятельному требованию Аделаиды, поселились у них. Недолгий опыт общения с будущей свекровью подсказывал, что ничего хорошего из этого не выйдет и я пыталась объяснить это мужу. С пеной у рта доказывала, что мы взрослые люди и должны жить отдельно, но он и слышать ничего не хотел. Твердил, что не может обидеть мать. И вообще, пока он заканчивает училище, я пишу диссертацию и денег у нас нет, проще переносить тяготы быта под крылом родителей.

Весь год я с нетерпением ждала окончания мужем училища. А весной, незадолго до выпуска, свекровь завела вдруг разговор о том, что нужно срочно звонить Ивану Ивановичу и Никодиму Никифоровичу по поводу академии. Дело происходило за завтраком, в мою сторону она демонстративно не глядела и обращалась исключительно к мужу. Однако, высказав ему все, что думала по этому вопросу, повернулась ко мне и, чеканя слова, добавила, что теперь её сыну потребуется особое внимание и усиленное питание. У меня испортилось настроение. Все это означало, что ещё три года мне предстоит жить рядом с ней и терпеть неусыпный надзор и мелочные придирки.