Пес, который говорил правду

Хлопнула дверца автомобиля, послышались громкие голоса.

— Вот они, явились, — вздохнула Шейла. — Теперь, если объявится еще и кошка, вся семья будет в сборе.

Предлогом для визита, как я уже говорила, были фотографии семьи Моссов с собакой, кошкой и детьми. По словам Шейлы, собака с кошкой жили так дружно, что частенько спали рядом. Насколько я поняла, Иди вообще только и делал, что спал. Это было его основное и любимое занятие. Но как только послышались голоса, он приподнял голову и выбил хвостом взволнованную дробь. Потом поднялся и не спеша потрусил к двери.

Дети Моссов были мальчики от двух до семи лет. Трое младших ввалились в дом в расстегнутых куртках. Разношерстные варежки свисали с пришитых к рукавам резинок. Под куртками оказались рубашки-поло и пуловеры. Старший уже перешел на джинсы и перчатки. Все четверо были похожи на отца, вошедшего за ними следом. Пятеро крупных, крепких мужчин и худая, бледная и усталая Шейла. Никто не поздоровался с собакой или хотя бы молча не погладил ее, но Иди тем не менее продолжал исправно вилять хвостом.

Бен Мосс оказался мужчиной высокого роста, с густой каштановой шевелюрой без признаков седины, которая уже пробивалась у Шейлы. Черты лица, насколько можно было разглядеть (большую его часть скрывала борода), крупные и грубые, но довольно приятные, кроме, разве что, холодных голубых глаз. Но что больше всего поразило меня, так это прекрасный цвет лица у всех пятерых — яркий контраст с бледностью Шейлы. Создавалось впечатление, что она ежедневно вливает пару пинт своей крови мужу и сыновьям.

— Холли, — сказала она, — это Бен. Бен, это Холли Винтер. Она пишет рассказ о родезийских риджбеках и хотела бы сфотографировать Иди с мальчиками. И Эдлер тоже, если она покажется.

Бен Мосс взглянул на меня в упор и вышел из кухни, не сказав ни слова. Старший мальчик открыл холодильник. Младший вскарабкался на колени к Шейле и что-то сказал ей. Я не разобрала что. Она приподняла блузку, и он стал сосать.

— Вообще-то не стоило бы… — призналась она. — Я ведь принимаю прозак.

В Кембридже люди признаются, что принимают прозак, так же легко, как в других местах сообщают друг другу, что они на диете. Здесь для матери так же естественно кормить ребенка грудью на людях, как ходить без паранджи. И все же даже в Кембридже большинство кормящих матерей не станут принимать и аспирина, а если начнут, то тут же отнимут ребенка от груди.

Негрудные мальчики побросали свои куртки на пол и засыпали Шейлу жалобами на отца, который отказался купить им то, и другое, и третье.

Пес спокойно улегся на куртки и снова уснул. Я позавидовала его хладнокровию. Когда Бен Мосс снова заполнил собой кухню, он даже не взглянул в мою сторону. Сначала он сделал Шейле выговор за плохой залах в ванной, потом спросил:

— Ты что, еще не начинала готовить ланч? Чем ты занималась весь день?

Мне захотелось исчезнуть в ту же секунду. Но шапки-невидимки у меня не оказалось, пришлось просто растолкать собаку и выманить мальчишек на улицу фотографироваться.

День выдался холодный и ясный. Небо было ярко-синее. Мы со Стивом отправились с собаками в Мидлсекс дать им побегать. Нам, конечно, пришлось ехать в разных машинах. Но как только мы достаточно углубились в лес и спустили собак с поводка, все пошло неплохо. Леди, пойнтер Стива, просто боготворила Кими, которую это вполне устраивало. Индия, немецкая овчарка, то скалила зубы на Кими, то опасливо держалась в сторонке. Между Рауди и Индией царило полное взаимопонимание. Они были просто идеальной парой для прогулок в лесу, потому что не отбегали далеко друг от друга. К тому же Рауди, как всякая ездовая собака, прекрасно ориентировался по следам, а Индия всегда мгновенно отзывалась на свою кличку и вообще была очень послушна. Поэтому мы не боялись потерять их. Я рассказала о своем визите к Моссам. Рассказывала я очень возбужденно.

— Да успокойся ты, наконец! — сказал Стив. — Брак ведь не обязательно бывает именно таким.

— Это чудовищно! Он самый грубый мужлан, которого я когда-либо видела. За все время, что я провела у них, он мне и слова не сказал. Эти собаки, и те воспитаннее его! Даже Кими.

— Скажи спасибо, что он не вытолкал тебя взашей или, наоборот, не начал сразу же к тебе приставать.

— Погоди! Он еще, возможно, позвонит. Он, должно быть, считает себя этаким мрачным красавцем и думает, что производит сильное впечатление.

— И он прав, судя по твоей реакции!

— Какая же все-таки скотина! В конце концов, пусть будет груб со мной, это ладно! Но как он смеет так обращаться с ней? Ведь я же ее гостья. Я была у них в доме. Ей, наверно, было так неудобно! Мне и то было неловко за нее — что кто-то видит, как с ней обращаются. А может, она настолько забитая, что уже и унижения не чувствует?

Рауди и Индия гонялись друг за другом — красивые, сильные, похожие на волков животные. Но Леди не отходила от Стива дальше нескольких ярдов, а Кими всячески провоцировала ее на стычку.

— Шейла похожа на побитую собаку, — сказала я. — В сравнении с ней Леди — просто образец уверенности в себе и чувства собственного достоинства. На это просто нельзя спокойно смотреть!

— Верю. А тебе удалось что-нибудь узнать?

— Ах, узнать? Да. Я узнала, что Элейн была абсолютно права в своем отношении к браку.

— Ты прекрасно понимаешь, о чем я спрашиваю! И учти, я не Бен Мосс и ответственности за его поведение не несу!

— Я знаю. Извини. Да, кое-что я все-таки выяснила. Скорее всего, Шейла Мосс не имеет к этому делу никакого отношения. Во-первых, потому, что она самое безвредное существо на свете. Но, главное, она слишком рассеянна и переутомлена. Невозможно представить себе, чтобы она разработала план убийства, даже не убийства, а чего-нибудь попроще. Они получают домашний сыр, но Шейла прекрасно знает, что Элейн его не любила. Она сама заговорила об этом, я не спрашивала. Она также знала и то, что сыр покупался для собаки. И еще я узнала, что она принимает прозак.

— Ты же говорила, что она кормит младенца!

— Этот младенец весит, наверно, лишь в три раза меньше ее самой.

— Ты говоришь, она безвредное существо. Она уже причиняет вред собственному ребенку, если кормит его грудью и принимает лекарства, — заметил Стив.

— Это другое. Тут все происходит как бы помимо нее, по ее слабости. А замышлять убийство — значит контролировать ситуацию. Ужасно звучит, но чтобы убивать, нужно чувствовать свою силу. А она не чувствует, можешь мне поверить. Нет, она не могла убить.

— А он? Достаточный ли он мерзавец, чтобы убить двух женщин?

— Я думаю, он скорее вампир, чем убийца. Он не до конца добивает свои жертвы, а держит их в полузадушенном состоянии. Ну а если серьезно… Он был любовником Элейн, и он врач. Он вполне мог инсценировать ее самоубийство. Он мог накормить ее чем угодно и оставить на столике пустые бутылочки от лекарств. И потом, какие мотивы? Пока я его не увидела, я допускала, что Элейн могла угрожать, что все расскажет его жене. Ну и что, если бы рассказала? Какой выход у этой бедной женщины? Бросить его и остаться одной с этими малолетними бандитами? Хотя я не думаю, что она знает, судя по тому, как она говорила об Элейн. Я просто уверена, что не знает. Он ей что-то вкручивает про свою дружбу с женщинами, а она это глотает. Но даже если бы она и узнала? Что из этого? Она ни для кого не представляет угрозы.

— Но у них свободный доступ к синеквану. У него и у нее.

— Просто мы пока не знаем кого-то, у кого он тоже был.