Семь минут

Выходя из будки, он едва ли не надеялся, что Уиллард Осборн откажет в отсрочке. Старик понимал, что зал судебных заседаний станет для Майка не полем битвы, а кладбищем.

Он и так всю жизнь избегал засад и не мог позволить себе потерпеть поражение сродни тому, какое потерпел генерал Кастор от индейцев при Литтл-Бигхорн.

Ужин у Осборнов начался раньше обычного, потому что Барретт с Фей должны были ехать в музыкальный центр смотреть «Спящую красавицу» в исполнении труппы Большого театра.

К ужину накрыли в очень милой столовой в сельском стиле. Над головой — неструганые деревянные балки, пол выложен шестиугольными плитками. Еда, как всегда, была великолепной. Когда со стола, накрытого рыжевато-коричневой мексиканской скатертью с ручной вышивкой, убрали посуду, в самом центре остался только старинный железный подсвечник. Слуга принес открытую коробку с сигарами. Уиллард Осборн взял одну, но Барретт отказался, показав на трубку, которую начал набивать табаком из кожаного кисета.

Сидевшая напротив Фей вставила в золотой мундштук новую сигарету. Ее белокурые волосы были зачесаны назад и оттеняли жемчужные нити на белоснежной шее. Она поймала взгляд Барретта и подмигнула, слегка кивнув в сторону отца и как бы давая понять, что момент наступил. Барретт посмотрел на Осборна, сидевшего во главе стола. Отец Фей отрезал кончик сигары и ждал, когда слуга поднесет спичку. Наконец они остались втроем. Во время ужина беседа за столом поддерживалась Фей, и речь шла о светских сплетнях и искусстве. О делах не разговаривали. Барретт ожидал, что за ужином зайдет разговор о предложении Осборна, но тот тщательно обходил дела молчанием. До Майка наконец дошло, что для Уилларда Осборна, по понятиям воспитанного человека, работа и еда несовместимы.

Ужин закончился, и через двадцать минут они с Фей должны были отправиться в театр.

Долговязый Уиллард Осборн выпрямился и посмотрел на Барретта из-под густых бровей.

— Ну что же, мы поговорили о кораблях и башмаках, о сургуче, королях и капусте, а сейчас, кажется, осталось обсудить самое важное — вопрос о вице-президенте. Мы договорились, что сегодня вечером вы дадите мне ответ, Майк. Вы готовы к разговору?

— Я только ждал, когда вы заговорите об этом, — улыбнулся Барретт. — Конечно, решение мое положительное. Я принял предложение в тот миг, когда вы его высказали, но не сразу дал ответ. Из-за Тэйера и Тёрнера. Сейчас я с радостью могу сказать, что эта проблема решена. Вчера я уволился.

— Замечательно, Майк! — радостно воскликнула Фей.

— Единственное…

— Я очень рад, — прервал его Уиллард Осборн. — Я знал, что вы можете уладить любую проблему. Очень хорошо. Значит, все идет по плану. К понедельнику ваш клиент будет готов. Я хочу, чтобы вы ознакомились с документами и коллегами и через неделю отправились в Чикаго с небольшим войском на переговоры о приобретении телестудии.

Майк Барретт не знал, как умерить воодушевление Осборна, и с тяжелым сердцем слушал его. Необходимо как-то его прервать.

— На моем пути осталось последнее препятствие, Уиллард.

— На пути к чему?

— К немедленному вступлению в должность. Понимаете, один мой друг, один из моих самых близких друзей, просит, чтобы я защищал его интересы на процессе, который скоро начнется в Лос-Анджелесе. Мне не удалось убедить его нанять другого адвоката. Он считает, что в этом деле нужен человек, который хорошо его знает и которому он может доверять. Я бы никогда не согласился, если бы не старая дружба. Он всегда хорошо относился ко мне, и я многим ему обязан.

Осборн положил сигару и придвинулся ближе к столу.

— Вы немного удивили меня, Майк. Не могу представить, какое важное дело могло бы вызвать задержку, о которой вы говорите. Что в этом деле такого особенного? Почему ему нужны только вы?

— Ну… — Барретт неловко пошевелился. — Это дело… Вся карьера моего друга зависит от его исхода. Прежде чем я расскажу о нем, если вы не возражаете, мне лучше вкратце объяснить, какие между нами отношения.

Уставившись на холодную трубку в своей руке и ни разу не подняв глаз, Барретт начал торопливо рассказывать о том, как познакомился с Филом, о годах учебы, о помощи Сэнфорда его матери, когда та серьезно заболела, о сложных отношениях Фила с его знаменитым отцом, об испытательном сроке на посту главы издательства. Потом, еще торопливее, Барретт поведал о «Семи минутах», аресте Бена Фремонта и решимости Фила Сэнфорда защищать в суде и продавца, и книгу.

— Сегодня утром по просьбе Филиппа я сообщил окружному прокурору, что мы отказываемся признать себя виновными, и пообещал Филу, если будет возможность, взять на себя защиту.

Он поднял глаза и посмотрел на Фей, которая сидела напротив, но увидел только ее точеный профиль, потому что она в тревоге повернулась к отцу. Потом Барретт усилием воли заставил себя посмотреть на Уилларда Осборна.

Обычно хладнокровное, похожее на лик патриция, сейчас его лицо слегка покраснело и выражало странную смесь изумления, разочарования и страха.

— Эта книга… — произнес он, выговорив слово «книга» как ругательное. — Вы собираетесь защищать эту мерзкую книгу? Не может быть! Вы шутите.

Барретт почувствовал легкое раздражение.

— Я не знаю, мерзкая она или нет. Пока только наш прокурор считает ее мерзкой, а противоположную сторону еще не выслушали. Я не читал «Семь минут», но тем не менее она заслуживает…

— Ничего она не заслуживает! — резко прервал его Осборн. — Она заслуживает, чтобы ее порвали и выбросили в мусорный ящик. Вы не знаете, грязная она или нет? Я искренне удивлен, что человек с вашими мозгами, Майк, делает такое замечание. Не нужно читать книгу, чтобы знать, пристойная она или нет. Это можно почувствовать по запаху. Лично я без всякого чтения прекрасно знаю, что это такое. Существует достаточно свидетельств, чтобы судить о ней. Я знаком с нашим окружным прокурором. Вы сами встречались с ним в этом деле. Он честный и приличный человек и далеко не ханжа. Если он считает возможным назвать «Семь минут» непристойной книгой, я не вижу причин не доверять его суждению. Если вам недостаточно его слов, вспомните ее историю. Сегодня утром ее напечатали все газеты. За исключением одного паршивого полуподпольного издательства в Париже, ни один издатель ни в одной стране более чем за три десятилетия не выпустил ее. И когда ваш так называемый «друг», чья мораль, несомненно, искажена злостью на отца, когда ваш друг решил издать ее, что случилось в самом начале? Книга попала в руки сына Фрэнка Гриффита, заставила забыть все моральные устои и спровоцировала на насилие.

— Пока это только слова потрясенного юноши, — попробовал возразить Барретт, изумленный горячность Осборна.

— Его слов мне вполне достаточно. Майк, может, вы не знаете, но я много лет знаком с Фрэнком Гриффитом. Он закупил сотни часов рекламы на моих телестудиях для своих многочисленных клиентов. Среди его клиентов самые крупные и уважаемые дельцы Америки, среди которых он пользуется прекрасной репутацией. Он истинный патриот и воспитал сына по своему образу и подобию. Только эта мерзкая порнографическая книга заставила юношу забыть все, чему его учил отец. Вы меня уже немного узнали, Майк, и согласитесь, что едва ли меня можно отнести к пуританам. Вы должны знать, что я против людей, которые ограничивают наши свободы. В мире телевидения я веду с ними войну, которая не прекращается ни на день. Но даже свобода имеет свои границы. Если позволить алчным и порочным людям делать все что угодно, они обратят нашу свободу против нас самих и испортят нашу молодежь. Я призываю открыть двери перед откровенностью и новым реализмом, когда они чисты и расширяют наш кругозор, но я требую захлопнуть дверь перед таким чудовищем, как «Семь минут». Ради вашего собственного блага, Майк, не говоря уже о нашем совместном будущем, надеюсь, вы пошутили, когда сказали, что будете защищать эту книгу?

Слушая Уилларда Осборна, Барретт испугался, но не самого Осборна, а неудержимого гнева, который нарастал в его душе. Он боялся, что этот гнев вырвется наружу и заставит произнести слова, которые перечеркнут его светлое будущее. Он не знал, что ответить, но, к счастью, сейчас ему и не пришлось ничего говорить, потому что Фей обратилась к отцу: