Дочь самурая

— В данном деле у нас маловато сомбреро и скорпионов. Есть только этот чертов гвоздь. Символ, безусловно, христианский. Алис выступала на религиозных праздниках. Свадьбы, конфирмации…

— Связь может быть не такой прямой, Лола.

— Что ты имеешь в виду?

— А что, если отрезанная рука — параллель не с самой Алис, а с фильмом о ее смерти?

Ингрид была вся внимание и, казалось, забыла о своих неприятностях. Доктор Леже никогда не обманывал их ожиданий, надо только дать ему волю.

— Давай, Антуан, мы тебя слушаем.

— Психоаналитики любят сравнивать руку с глазом.

— Говори, это звучит многообещающе.

— Человеческая рука связана с видением, иначе говоря, с познанием. Не забывай, что ею мы пишем буквы, таким образом выражая свои мысли.

— Я и не думала об этом! И художники создают свои произведения руками. Особенно графики. Да, все бы совпадало, вот невезение!

— Ты о ком?

— Об одном рисовальщике анатомических атласов. Он бы как раз подошел на роль преступника. Увы, в решающий момент он был в Германии.

— Досадно.

— А что ты думаешь о высокой башне?

— Оставим в стороне фаллический символ и остановимся на Вавилонской башне, символе гордыни. Человек строит башню, чтобы подняться на божественную высоту.

— Возможно, речь идет об экзальтированном мистике. Это первое, что пришло мне в голову.

— Может быть, но доказательств нет.

— А что, если «Астор Майо» выбрали, потому что Алис бывала там раньше? — вмешалась Ингрид. — В знакомом месте меньше остерегаешься.

Психоаналитику и бывшему комиссару понадобилось время, чтобы переварить предложение Ингрид.

— Это совпадает с тем, что сказал Жюль Паризи, — ответила Лола. — Алис уже случалось выступать в этом отеле. Неплохо, Ингрид.

— Что касается Эрика Бюффа, он ведь мог действовать не сам, а передать руку кому-то другому или же продать ее.

Лола восхищенно присвистнула. Ложечка Антуана на секунду замерла в воздухе. Ингрид слегка улыбнулась и заказала Хадидже Дюшан крепкий двойной эспрессо.

Интересно, рисовальщик все еще в Германии? Может быть, он отключил свой мобильный, как другие бросают курить? Найдя в телефонном справочнике Эрика Бюффа, проживающего на улице Эдгар-Варез, как и сказала Фрамбуаз, Лола позвонила ему домой, представившись смотрительницей Музея большой и малой смерти в Обена. Повар Фабрис сообщил ей, что Бюффа вернется через три дня, а свой мобильник он забыл в Париже.

Подруги выбрали набережную Вальми, чтобы попытаться осмыслить произошедшее. Артюр Рюфен жил возле канала. И в двух шагах от Святого Фелиция, где священнодействовал Диего Карли. В этой самой больнице выступали Алис и Морис, чтобы развеселить больных. В здании размещались морг, лаборатория, которая проводила исследования и для министерства внутренних дел, и бассейн, полный трупов. В котором мокло тело злосчастного Артюра Рюфена. Между тем в другом, более шикарном округе возвышался четырехзвездочный отель с великолепным видом на столицу. И это последнее, что увидела Алис перед смертью.

— Хотелось бы мне знать, Ингрид, какая может быть связь между высоченной современной башней и большущей обшарпанной больницей?

— Я бы тоже хотела.

— Разумеется, можно провести черту между разрозненными точками. В Мексике рука — символ смерти. А Диего принадлежит к испанской культуре.

— И еще есть башня, означающая вызов, брошенный человеком Богу, и гвоздь в руке распятого.

— А может, мы напрасно все усложняем, как ты совершенно точно заметила, Ингрид. Вдруг все гораздо проще?

— Да, но найти простые хорошие решения труднее всего.

Вместо хорошего решения они нашли скамейку на солнышке. И сели на нее, чтобы сосредоточиться. Обе закрыли глаза и, как подсолнечники, подставили лица под живительные лучи.

— Я прослушала сообщения на твоем автоответчике, Ингрид. Ты простишь мою бесцеремонность?

— Уже простила.

— Жорж Лебуте непременно хочет тебя заполучить.

— Не такая уж глупая мысль, особенно теперь, когда Тимоти Харлен меня выгнал.

— Обещаю, что мы что-нибудь придумаем, детка. Я сумею заставить твоего Тимоти переменить мнение.

— Мне всегда нравился твой оптимизм, Лола. А что еще?

— Диего хотел пригласить тебя потанцевать.

— Об этом тоже стоит подумать.

— Только не думай об этом слишком много. И наконец Бен. Он вспомнил об одном из этих ужастиков, которые он так обожает. Девушка находит в холодильнике руку. Это часть пазла, то есть ее жениха.

— Жених подкладывает руку?

— Да нет же. Наоборот, убийца разрезает жениха на части. Вот Бенжамен и подумал, что твой псих может быть любителем ужастиков, и предлагает вести расследование вместе с тобой.

— Еще одна уловка, чтобы позвонить мне. Удивительно, но днем я скучаю о нем меньше, чем…

Кто-то зажал ей рот и нос. У Лолы Жост перед глазами плыли круги. Она увидела запонку, наручные часы. Затем уличная скамейка ожила и стала подпрыгивать. Запах цветов, больницы, ударившего в голову смятения. «На нас напал мексиканский скорпион!» — мелькнула последняя мысль, прежде чем она провалилась в небытие.

20

Ледниковые шапки, закрывавшие глухой мир, растаяли. У выживших изо рта вырывался плотный пар, они отморозили руки и ноги. Но что-то не так в этом мире, который должен быть застывшей белизной. Он двигался, он тек. Волна захлестнула ее лицо и грудь. Она зажала себе уши, попыталась всплыть, глотнуть воздуха. Что может быть глупее, чем одновременно замерзнуть и захлебнуться? Она попыталась поднять голову, отыскать свет над своей тюрьмой-колодцем, в который низвергалась вода. Но ничего не вышло, ее затылок вмерз в лед. Она попыталась вцепиться в стену льда, взобраться по ней, но руки ее не слушались. Расслышала голоса, приглушенные снегом, мужские, вернее, голоса роботов, и один голос разгневанной женщины. Она готова была поклясться, что это голос Лолы, и ей захотелось открыть глаза. Она начала ощущать свои руки и ноги. Затекшие, пронзенные тысячами иголок. Ледяная волна окончательно привела ее в себя.

Ингрид Дизель не сразу удалось сосредоточиться. Промокшая, в одном нижнем белье, голова зажата обручем, со стянутыми липкой лентой плечами, запястьями и бедрами, она сидела на странном сиденье. Ноги ее упирались в металлические пластины. Она ощущала запах выхлопных газов. Прямо перед ней желтые лучи очерчивали прямоугольники на асфальте, опрокинутое красное пластмассовое ведро. Ее только что привели в чувство, окатив ледяной водой. Она находилась в паркинге. Пустом.

— КОГО ТЫ ХОЧЕШЬ ПОРАЗИТЬ СВОИМ ПРЕДСТАВЛЕНИЕМ?

Лола была в ярости. Ингрид попыталась повернуться к ней. Невозможно. Ее ослепил прожектор. Позади него двигались тени.

— Алис Бонен. На кого она работала? — произнес металлический голос.

— Повторяю в сотый раз: понятия не имею, дружок.

— На кого, Жост?

Ингрид поняла, что их похититель пользовался устройством звукомаскировки. Для этого достаточно компьютера, микрофона…

— Я не умею сочинять сценарии! Засунь свои реплики киборга себе в задницу.

— Дизель, ты знаешь на кого она работала.

— I don't speak French. [31]

— Скажи это кому-нибудь другому.

— I don't understand. [32]

— Орлеан, вкати-ка ей разряд! — приказал металлический голос.

По локтю чем-то ударили, и разряд скрутил ей нервы. Ее вопль перешел в стон, она задыхалась, затем сжала зубы и перевела дух. Она слышала, как Лола защищала ее, крича, что электричество слишком опасно рядом с водой, все может очень плохо кончиться. Ингрид вслушивалась в эти крики изо всех сил, цеплялась за них, чтобы забыть ослеплявшую ее боль, отступавшую слишком медленно, как катастрофический прилив. На глаза навернулись слезы. Она выругалась в отместку за это унижение.

— Motherfucker! Giant turd! Fucking jerk!