БЕЛАЯ СМЕРТЬ

С востока подкатил огромный новенький дизельный грузовик. Начальник полиции приказал ему остановиться, и мы узнали, что грузовик принадлежит шведской строительной компании, которая строит дамбу на реке Кашаф.

- В чем дело? - спросил водитель. Это был высокий костлявый светловолосый швед, и говорил он по-немецки.

- Превосходная машина! - воскликнул начальник полиции. - Господа, она вас устроит?

- Какого черта? - воскликнул швед по-французски.

- Вполне устроит, - ответил Дэйн.

- Тогда возьмите ее вместе с моими наилучшими пожеланиями, - сказал начальник полиции, низко поклонившись.

- В чем дело? - взревел швед по-испански. - Что вам нужно?

Дэйн по-французски объяснил ему, в чем дело. Швед ударил кулаком по сверкающему красному борту своего грузовика и заявил, что он гражданский служащий, который работает на правительственный проект под эгидой нейтральной страны, и он не позволит нам забрать его машину.

Когда я это перевел, начальник полиции достал из-за пояса громадный автоматический пистолет и стал им бешено размахивать. Швед нахмурился и схватил огромный гаечный ключ. Начальник полиции отскочил, выкрикивая приказы, и ради пущей безопасности еще резвее замахал своим пистолетом.

Я успокаивал его, пока Дэйн объяснялся со шведом. Видимо, его объяснения вполне удовлетворили шведа, потому что он отложил свой ключ, подумал, покусывая губу, а потом заявил, что это забавное дело. Он попросил Дэйна объяснить все это его компании, и Дэйн пообещал. Мы забрались в кабину, попрощались с начальником и покатили по дороге на Султанабад.

***

Костлявый швед оказался непререкаемым владыкой своей огромной машины, что было нелишним на извилистой дороге в Султанабад. Дорога извивалась и вилась, как умирающая змея, обвивалась вокруг отвесных скал, тянулась вдоль глубоких ущелий, потом круто карабкалась на откосы и спускалась по сухим речным руслам. Изредка по краям дороги попадались кусты, борющиеся за существование, а разок мы увидели ферму - расположенную там исходя скорее из необоснованного оптимизма, чем из здравого смысла - медленно умирающую под яростным солнцем. Мы были на краю Дешт-и-Кавир, большой северной солончаковой пустыни. Кроме редкой травы и ящериц, выжить здесь не мог никто, и на протяжении еще сотни миль мы вообще ничего и никого не встретили.

Наш водитель, которого звали Хансен, был серьезным человеком, постоянно имевшим вид хмурый и озабоченный, как, впрочем, и подобает человеку, занятому важным делом. Его мрачные голубые глаза и выпяченная нижняя губа показывали, что он не занимается всякой чепухой, он был на стороне здравого смысла, противником всяческих романтических глупостей. Однако он сам находился далеко от своей родины, сидел за баранкой грузовика в Дешт-и-Кавир. Он был европейцем того типа, который я часто встречал в Азии - смущенный романтик.

Я уверен, что такие люди, как Хансен, оставляют свою скучную родину под влиянием некоего неосознанного побуждения - ради жизни под синим небом и горячим солнцем среди смуглого или чернокожего народа. И все было бы прекрасно, но многие из этих людей, выросшие в атмосфере буржуазной морали, голого утилитаризма и здравого смысла, не могут принять ужасающей простоты своих желаний. Поэтому они скрывают свои мечты от мира и от самих себя. Они говорят о высоком заработке, потому что этот довод неоспорим, и мирятся с грязью азиатских городов, плохой пищей и скукой. Они расскажут вам, как хорошо будет вернуться ДОМОЙ. Но, конечно, смущенные романтики вроде Хансена никогда не возвращаются ДОМОЙ. Они под тем или другим предлогом продолжают свои скитания по залитому солнцем театру своей мечты.

Во всяком случае, такая у меня теория. Поведение Хансена, кажется, подтверждало ее, потому что он сначала захотел присоединиться к нам, а потом стал думать о нашем деле вообще.

Он спросил о нашей работе, но Дэйн сказал ему только то, что мы ведем совместное с иранским правительством расследование. Дальнейшие расспросы ничего не прояснили, и Хансен остался явно недоволен этим. Поскольку его командировали в эту поездку, он хотел ясности. А так как ответы Дэйна были слишком туманны, он начал изобретать собственные объяснения.

- Ну ладно, - сказал он. - Это все достаточно очевидно. Вы из ЦРУ, верно?

- Нет, - сказал Дэйн. - Я не имею к ним никакого отношения.

- Это вы так говорите, - возразил Хансен. - Секретность прежде всего, верно? Но где секретность, там, сразу видно, есть что прятать.

- Правда?

- Ну конечно! Я полагаю, что ваше дело как-то связано с Россией. Вы в ЦРУ всегда занимаетесь Россией. Вероятно, вы хотите разузнать о ракетах в Центральной Азии или поднять восстание в Туркменской Республике. Я угадал?

- Нет, - ответил Дэйн.

- Уверен, что угадал. Может, вам это неизвестно, но вообще-то в мире не приветствуют такую провокационную деятельность. Этот "У-2", десант на Кубу... Когда вы прекратите это безобразие? Вы нас всех втянете в ядерную войну. И кто тогда будет победителем? Нет, вы мне скажите - кто?

Дэйн тяжко вздохнул. Швед сказал:

- Пожалуйста, не поймите меня неправильно. Я хотя и человек западной культуры, но с Россией мне делить нечего. Это понятно или как?

- Да, - сказал Дэйн.

- Так почему вы продолжаете придерживаться этой опасной тактики?

Дэйн закрыл глаза, потом открыл их и обронил:

- Политика.

- Политика?

- Конечно, - произнес Дэйн подозрительно мягко. - Учитывая сложившуюся политическую ситуацию, я не вижу, как мы можем действовать иначе. Единственная наша надежда - что результаты будут стоить риска.

- Так вы все-таки из ЦРУ! - торжествующе воскликнул Хансен. - И вы здесь для того, чтобы шпионить и подстрекать!

- Только не в Иране, - твердо заявил Дэйн.

- Конечно же не в Иране. Но вот в Туркменской Республике...

- Там готова почва для революции, - сказал Дэйн.

- Правда?

- Да это известно всякому мало-мальски информированному человеку. Я не выдам тайны, напомнив вам о восстании, которое месяц назад произошло в Таджикской Республике. Может быть, вы читали о нем в газетах. Менее известны, но отмечены в заслуживающих доверия международных журналах волнение в Синкьянге и неурожай в Киргизской Республике. Припомните еще о беспорядках в Западной Гоби, которые вызвало Монгольское Народное Движение за Независимость, а также о кочевниках-тюрках в горах Тянь-Шаня. И что мы имеем, учитывая все это?