Мегре колеблется

- Вам известно, каким оружием совершено преступление?

- Ножом?

- Не совсем. Чем-то вроде скребка для соскабливания помарок с документов. Я заметил его еще вчера на столе у мадемуазель Ваг, и меня удивила странная форма - длинное и очень тонкое лезвие...

- Он, как и все канцелярские принадлежности, от Романа.

- Это вы его купили?

- Конечно, нет. Должно быть, она.

- Мадемуазель Ваг сидела у себя за столом и, наверно, просматривала бумаги. Часть из них она отдала Болу на сверку.

Парандон, казалось, вовсе не держался настороже, не опасался ловушки. Он внимательно слушал и, видимо, удивлялся, что Мегрэ придает значение таким подробностям.

- Тот, кто ее убил, знал, что этот, нож лежит на столе, иначе он захватил бы с собой оружие.

- А откуда вы знаете, что он не был вооружен и что он не переменил намерения уже на месте?

- Мадемуазель Ваг видела, как он взял нож, и не испугалась, не вскочила с места... Она продолжала работать, хотя убийца стоял у нее за спиной.

Парандон раздумывал, мысленно воспроизводя описанную комиссаром сцену; ему помогало в этом точное мышление опытного юриста.

Теперь в нем не осталось никакой вялости. Пусть недомерок - раз уж повелось насмехаться над людьми, не вышедшими ростом, но - человек недюжинного ума.

- Боюсь, что вам все же придется арестовать меня к концу дня, - вдруг заявил он.

В его словах не было никакой иронии. Просто человек взвесил все за и против и пришел к определенному выводу.

- Да, это даст возможность моему защитнику прибегнуть к статье шестьдесят четвертой, - добавил он на этот раз с нескрываемым сарказмом.

Мегрэ снова растерялся. И его растерянность еще усилилась, когда открылась дверь, ведущая в большую гостиную, и на пороге появилась мадам Парандон - непричесанная, ненакрашенная и в том же голубом пеньюаре, что и вчера. Она держалась очень прямо, но тем не менее выглядела гораздо старше своих лет.

- Простите за беспокойство.

Она говорила так, словно у них в квартире ничего не случилось.

- Я полагаю, комиссар, что вы не дадите мне поговорить с мужем наедине? Правда, это с нами не часто бывает, но, принимая во внимание обстоятельства...

- В данный момент я могу разрешить разговор лишь в моем присутствии.

Она не входила в кабинет и продолжала стоять на Пороге, на фоне залитой солнцем гостиной. Мужчины тоже встали.

- Отлично. Вы делаете свое дело.

Она затянулась папиросой, которую держала в руке, и нерешительно перевела взгляд с одного на другого.

- Прежде всего, разрешите спросить, мосье Мегрэ, приняли ли вы какие-нибудь решения?

- По поводу чего?

- Разумеется, по поводу утреннего события. Я только что узнала о нем и подумала, что вы кого-нибудь арестуете.

- Я еще не пришел к какому-либо заключению.

- Ах, так... А то скоро вернутся дети, и лучше бы выяснить все это до их прихода... Скажи, Эмиль, это ты убил?

Мегрэ не поверил своим ушам... Супруги стояли на расстоянии трех метров друг против друга, лица у них были напряжены, глаза смотрели жестко.

- Как ты смеешь спрашивать...

У Парандона перехватило дыхание, он яростно сжал кулачки.

- Только без сцен! Отвечай: да или нет?

Выйдя из себя, что с ним, наверно, не часто случалось, адвокат поднял руки, словно проклиная ее, и крикнул:

- Ты же прекрасно знаешь, что нет, черт возьми! Он в бешенстве топал ногами. Он готов был броситься на жену.

- Это все, что я хотела услышать от тебя. Спасибо. И, как ни в чем не бывало, она повернулась и вышла в гостиную, притворив за собою дверь.

ГЛАВА ШЕСТАЯ

- Прошу прощенья, мосье Мегрэ, я вышел из себя. Вообще-то со мной это случается редко...

- Знаю.

Именно потому, что комиссар знал уже характер Парандона, он погрузился в раздумье.

Карлик мало-помалу отдышался, взял себя в руки. Он снова вытер лицо уже не багровое, а желтоватое.

- Вы ее ненавидите?

- Нет. У меня нет ненависти ни к кому... Потому что я не признаю, что человек всегда может полностью отвечать за...

- Это - статья шестьдесят четвертая.

- Конечно... Пусть меня считают маньяком, но буду стоять на своем.

- Даже если дело касается вашей жены?

- Даже и так.

- Даже если она убила мадемуазель Ваг?

На мгновенье его лицо затуманилось, зрачки словно расплылись...

- Даже.

- А вы считаете, что она способна на это?

- Я никого не могу обвинять...

- Я хочу задать вам еще один вопрос. Можете ответить только "да" или "нет". Видите ли, я вовсе не убежден, что убийца и есть автор анонимных писем... Ведь мог и кто-то другой, предвидя возможность преступления, вообразить себе, будто присутствие полиции в доме может предотвратить...

- Я вас понял... Нет, письма писал не я.

- Может быть - сама мадемуазель Ваг? Парандон задумался.

- Не исключено, хотя это не вяжется с ее характером... Она всегда была откровенна. Я уже говорил вам о ее непосредственности. Но может быть, она не решилась обратиться ко мне, зная...

Он закусил губу.

- Зная - что?

- Ну, что если бы мне и впрямь грозила опасность - я не принял бы никаких мер.

- Почему же?

Он нерешительно посмотрел на Мегрэ.

- Трудно объяснить... Понимаете ли, раз уже я сделал выбор...

- Вы имеете в виду свой брак?

- Вообще все... Профессию... Женитьбу... Образ жизни... Значит, я и отвечаю за последствия.

- А разве это не противоречит вашим представлениям об ответственности?

- Может быть... Но только на первый взгляд...

Чувствовалось, как он устал и растерян, какие сумбурные мысли теснятся за этим выпуклым лбом и каких усилий стоит ему привести их в порядок.

- Как вы полагаете, мосье Парандон, тот, кто писал письма, знал, что жертвой окажется ваша секретарша?

- По-моему, нет...

Из гостиной донесся крик:

- Где папа?

И почти тотчас же дверь распахнулась, и в кабинет ворвался высокий, взлохмаченный подросток. На мгновенье он остановился посреди комнаты, переводя взгляд с Мегрэ на Парандона, и спросил комиссара почти с угрозой:

- Вы арестуете папу?

- Успокойся, Гюс! Мы тут с комиссаром Мегрэ...

- Вы - Мегрэ?

И с любопытством уставился на комиссара.

- Кого же вы арестуете?

- Пока - никого.

- Я могу поклясться, что это не отец