Недомут

Бюджетник не понимает. Экзистенциальный кризис есть, а дискретного скачка в понимание нет. Мы имеем железный барьер вместо правильной метафизической смерти, и барьер запрещает понимать. Иными словами, запрещает умирать. Понятно, почему запрещает - все хочет жить, и дурное сознание пытается как-то выжить, у него много путей... Человек не понимает, потому что однажды понял: в сознании сложились некоторые структуры, они обладают жизнестойкостью и занимают место. Место занято, а как освободить?

Это социальная иллюстрация к онтологии, но можно взять случай индивидуальных чувств. Несчастная любовь описывается совершенно также, закон один и он равно применим во всех сферах - так строена правильная философия. Для начала не будем спорить, что на протяжении времени несчасьная любовь вредна, в точке она может что-то дать человеку, а во времени всегда отнимает - например, время (для пассионария время главная ценность). Вопрос избавления от нее всегда вопрос механизмов и структур сознания, лекарств нет и время само по себе ничего не лечит: само по себе оно калечит, а работу ведут структуры сознания во времени. Полагается, конечно, метафизически умереть, а затем возродиться существом, свободном от прошлого. Но разрушительное для человека чувство становится доминантой, отправляя сознание в глупое и бесконечное путешествие вместо раз и навсегда завершенного перехода в иной душевный регистр. Бесконечность поддерживается надеждой, ее-то и надо убить; как убьешь, так все и наладится, - но какие-то большие пласты в сознании лежат мертвой тяжестью и загибают путь...

Та же ситуация с нашим третьеклассником, избитым шпаной - можно что-то перещелкнуть внутри, допустив для себя мир, в котором могут избить. А раз мир такой, то ты в нем и живешь: делаешь какие-то действия, чтоб тебя больше не избивали, и тебя действительно не избивают, раз ты этого не хочешь и ради этого постарался. А можно нечего не перещелкнуть, остаться в прежнем мире, где по правилам избиение не входит в жизнь. Поддаться глупым утешениям, забыть самому, съесть мороженое и перестать думать над ситуацией... И она, разумеется, повторится. В мире, в котором не избивают, этого третьеклассника будут избивать всегда. В мире, где вожделенная девушка еще может тебя полюбить, ты будешь страдать вечно. В мире, где государство должно заботиться о бюджетнике, он всегда останется нищим. Мы имеем стабильность, отложенную на бесконечность, одно и то же состояние, повторенное миллион раз - хуже этого ничего нет... Стабильность всегда дурная, в сознании другой и нет. Понятно, почему живет тот, кто умирает максимальное число раз? И всегда готов умереть?

Жизнь вокруг тебя, та жизнь, что происходит вокруг тебя - определяется сознанием. Тезис неудачников в том, что бытие определяет сознание, а пассионарий уверен в том, что от его сознания зависит бытие. По меньшей мере, его бытие, а в лучшем случае - и бытие мира... И от удачи, конечно, то есть можно пропасть с правильным сознанием - неудача! - но подняться с неправильным сознанием невозможно.

Так в каких случаях наступает желанный скачок, названный нами метафизической смертью? Ну почему, действительно - в одних случаях дошел до черты и перешагнул, а в других подошел, потоптался и вернулся на круги своя? Важно, как мы видим, дойти до финальной точки. В ней всегда признается собственное ничтожество, такое свойство точки: раз стоишь в ней, то чувствуешь ничтожество и от этого прежняя душа умирает. Рождается душа, которая уже не живет с чувством собственного ничтожества, а пережить это великое чувство - удел всех, ставших через время великими. Это подвиг: решится на стояние в этой точке, как правило, кратковременное, но все равно пронзающее болью. Вернемся к нашему третьекласснику. Если его душа идет мимо точки, то ему остается разбитый нос и плач как простое следствие шока. Экзистенциальная боль наступает лишь в точке, где реакция плача сменяется осмысленным страданием, болью как фактором в онтологическом плане, а не чувственной чепухой реактивности. Если мир для него не изменится, этого страдания не наступит: оно в том, чтобы расписаться в собственной ущербности. Заметим, что это очевидно; раз кто-то захотел сделать тебе больно, а ты не смог противостоять и принял боль, принял какое-то унижение - ты действительно ущербен, пусть ущербен не целиком, но какой-то своей частью обязательно. Несмел, нерешителен, да просто физически не готов - ущербность налицо. Но она налицо для постороннего наблюдателя, а чтобы его принял живущий не в стороне, а в ситуации индивид, требуется прыжок в эту точку, а иначе не осознается как раз очевидность. Аналогично в неудачной любви: там бесконечные стремления кого-то добиться должны прекратиться в точке - это тоже точка унижения, в которой наступает смирение, отказ от мечты, иллюзии, отказ от того, чтобы предоставлять любимому человеку хоть какое-то пространство в своей душе: он не должен занимать место там, где пространство конечно и дефицитно. Это унижение, потому что ущербность неминуемо признается хотя бы по одной какой-то черте - ведь объект любви принадлежал бы тебе, будь ты другим, значит, ты не обладаешь тем, что необходимо, а раз не обладаешь какой же ты плохой... А закон в том, что человек не может жить во времени, ощущая себя плохим. Под человеком мы понимаем какие-то внутренние конструкты, неаморфные структуры души, составляющие понятие личность - и вот это не может существовать, ощущая себя плохим. Оно умирает. В буквальном смысле, то есть перестает быть. А может не умереть, поскольку есть специальные трюки, чтобы плохим себя не почувствовать и обойти точку метафизической смерти: допустим, наш ребенок может решить, что мир-то справедлив, а его побили несправедливо. И справедливость неминуемо восстановится с помощью родителей, милиции и т.д. На самом деле побили справедливо, поскольку ничего несправедливого в мире нет: раз что-то есть, то оно уже справедливо в особом смысле, понятно? Наш влюбленный тоже кругами может бродить вокруг точки, он может считать, например, что надо просто как следует объяснится, или сломить подарком, или время само что-то изменит - а очевидность в том, что такие вещи не ломаются, это уже отдельный вопрос, мы не о нем говорим.

А сейчас я, наверное, скажу крамолу, потому что о детях и влюбленных философствовать позволено, а некоторые темы гуманистами не прощаются... Это наш третий пример, с бюджетником, совершенно, кстати, аналогичный. Есть точка сознания, в которой наши шахтеры, учителя, конторщики и прочий протестующий люд опасаются как огня. Она для них, наверное, пострашнее пулемета. На пулемет некоторые из них пойдут, а в эту точку согласны зайти немногие, очку метафизической смерти - потенциальную точку их сознания, никогда не возникающую реально. Если из потенциальной она становится реальной, то это сразу снимает проблему в России, потому что бросает нацию в очевидность, но они, как сказано, смертельно ее боятся, боятся потерять в ней последнее, что имеют - самих себя.

Пикетчики, митинговщики, демонстранты - хоть один из них поднялся до взрослого? Они голодают и бастуют, но это действия, вполне нормальные и для ребенка, мысль в них не работает. А работает она в точке собственного ничтожества. Там другая атмосфера мышления, там вообще запрещено обвинять кого-либо кроме самих себя. Это точка взрослого человека, который отвечает за судьбу, а они дети несчастные, которым добрый дядя не дал пряника и поэтому дядя злой, и все проблемы мира замыкаются на дядеи ни одна не замыкается на себе. Если завод стоит и денег нет, хоть один мужик сказал себе, что он не мужик? Они ведь просто не мужики, только и всего, и нечего на премьера пенять, если сам дурак... Тут нет такого понятия, как социальная справедливость, это дичь и моральная инверсия: о справедливости не надо говорить не слова там, где все объяснимо без нее, где речь надо строить на других терминах - есть какие-то самолюбивые мужики, которые не являются мужиками, и убогое самолюбие мешает им изменить свою жизнь, если ее можно изменить. Не становятся в точку, и все тут. Я могу привести формальную схему, на которой становление нации в эту точку автоматически снимает любой социальный опрос - понимаешь, любой? - и дает экономический рост за счет возросшей мобильности рабочей силы, перераспределения ресурсов и системной реструктуризации. Но для начала, конечно, нужна реструктуризация в голове, потому что все начинается в голове, а они ни черта не начинают и не начнут, потому что боятся потерять последнее, утратить самих себя, ведь в точке ничтожества только смерть.