Взрыв

—

Вас — нет?

—

Не разговаривал бы с вами. Меня, Надю, еще нескольких…

—

По-моему, открутить Лапскому голову не так уж и сложно.

Борце возразил:

—

Вы не знаете его: зверь!

—

Кстати, как бы между прочим поинтересовался Хаблак, — когда улетала Надя, Лапский был тут, в ресторане?

—

Да. Надя прибежала к двенадцати — попрощаться. И Валерий Саввич пришел.

—

К двенадцати?

—

Да.

—

Но сейчас ведь его нет…

—

А он в это время никогда не появляется,

—

Позавчера же пришел?

—

Выходит, так.

Информация была очень интересной, и Хаблак продолжал:

—

Наконечная сказала, что прямо из ресторана поехала в аэропорт. Значит, пришла с чемоданом?

—

Наверно, я не видел.

—

Скажите, Борис, вы же не приходите на работу в этой рубашке с бабочкой?

—

Конечно. Есть комната, где переодеваемся.

—

А женщины?

—

И они тоже.

—

И Надя, возможно, оставила чемодан в этой комнате?

—

А где же еще?

—

Лапский или кто-либо другой могли зайти туда?

—

Комнаты на ключ не закрываются.

—

И кто-то мог залезть в Надин чемодан?

—

Что вы, у нас этого никто себе не позволит, Сколько работаем, не было случая.

—

А в принципе?

—

Я же говорю: комнаты не закрываются.

Хаблак подумал, что он, пожалуй, получил от Шафрана максимум нужных сведений.

—

Спасибо, — сказал, — вы помогли нам.

Официант нерешительно поднялся.

—

И это все? — спросил недоверчиво. — А что будет с нами? И с Лапским?

—

Со временем все решится, — уверенно пообещал Хаблак. — А вы держитесь своей линии. Сами понимаете: честному человеку ничто не угрожает.

10

Хаблак вскипятил в чашке воду, бросил бумажный пакетик с чаем, сидел, думал, машинально помешивая ложечкой, и совсем забыл о чае, вспомнил, когда тот уже почти остыл, но подогревать не хотелось, хлебнул холодного. На чистом листке бумаги написал две фамилии: Бляшаный Иван Петрович, а немного ниже — Лапский Валерий Саввич.

Решил, что Валерий Саввич, наверно, уже появился в ресторане, вечерние посетители, правда, еще не занимают столики, но к их приходу следует подготовиться; вероятно, уже есть заказы, и надо сориентироваться, кого куда посадить и кто кого должен обслуживать.

Однако с Лапским можно увидеться и вечером, никуда не денется, тем более что у Хаблака не было твердой уверенности, стоит ли разговаривать с Валерием Саввичем, по-видимому, следует раньше собрать о нем кое- какие сведения, — может, кто-то и заметил, как он лез в чемодан Наконечной.

Собравшись побывать прежде в мостоотряде, Хаблак вызвал машину. Допив холодный и невкусный чай, бросил в ящик листок с двумя старательно выписанными черным фломастером фамилиями, подумал, что надо бы позвонить Дробахе, набрал номер, но безрезультатно — Иван Яковлевич не ответил. Только положил трубку звонок, оказалось: Одесса. Знакомый Хаблака, заместитель начальника областного управления уголовного розыска подполковник Гурий Андреевич Басов сообщил такое, что майор сразу забыл о вызванной машине и поспешил к Каштанову. Как ни торопился, пришлось. посидеть в приемной — полковник разговаривал с каким-то посетителем. Хаблак счел, что слишком долго, хотя прождал всего четыре минуты.

—

Что-то новое о взрыве? — спросил Каштанов.

—

Да, десять минут назад позвонили из Одессы. На берегу моря за Лузановкой погиб один из пассажиров того самолета — Михаил Никитич Манжула. Упал в море с крутого берега и разбился на камнях. Или столкнули.

—

Когда?

—

Тело нашли около десяти. Был еще теплый.

—

Как установили, что именно Манжула?

Мне звонил Басов, вы знаете его?

—

Слышал.

—

Зубы съел в розыске. Он не исключает случайной трагедии. Во-первых, у Манжулы нашли много денег, около двух тысяч, еще документы, японские часы. Значит, не грабители. Во-вторых, тропинка там проходит по самому краю обрыва. Мог оступиться и упасть. Ну а список пассажиров того рейса был в милиции.

—

Дробаха знает?

—

Еще нет, я прямо к вам.

Каштанов покрутил телефонный диск, ему повезло: Дробаха ответил, видно, только появился. Выслушав сообщение, Иван Яковлевич попросил передать трубку Хаблаку.

—

Не помню я Манжулу, — сказал недовольно, — вероятно, вам пришлось разбираться с ним?

Хаблак вспомнил элегантного мужчину в белых джинсах и сером пиджаке, сшитом дорогим портным.

Человек с зарплатой сто семьдесят рублей, в кармане которого находят две тысячи. Рядовой снабженец, ну, может, не совсем рядовой, заместитель начальника отдела, однако белые джинсы, японские часы и деньги…

Деньги, которых не взяли…

Не в его ли чемодане тикал часовой механизм мины?

А как он сказал тогда?

Хаблак еще раз представил себе Манжулу. Сидит на стуле непринужденно, заложив нога на ногу, смотрит ему прямо в глаза и отвечает убежденно:

«Нет, товарищ, ищите в другом месте, в моем чемодане не было ничего постороннего. Гарантия».

 Может, это было сказано немного иначе, но последнее слово «гарантия» Хаблак помнил абсолютно точно. Как я уверенный тон, каким оно было произнесено.

Выходит, соврал. И соврал на свою голову, видно» провинился перед кем-то, и провинился основательно, раз все-таки дотянулись до него.

А может, и в самом деле оступился или споткнулся на узкой тропинке над обрывом.

—

Да, Иван Яковлевич, — ответил Дробахе, — помню я Манжулу, снабженец Одесского машиностроительного завода. Тогда он не вызвал у меня никаких подозрений.

—

А теперь?

—

Не нравится мне эта история.

—

Кому же понравится? А что тут, в Киеве?

—

Двое из четверых отпали.

—

У меня требует выяснений один. Доктор наук из научно-исследовательского института. Но, кажется мне, все это пустое. Знаете анекдот о внутреннем голосе?

—

Слышал.

—

Так вот внутренний голос подсказывает мне…

—

Что надо лететь в Одессу?

—

Немедленно, первым же рейсом.

—

А вы?

—

Буду разрабатывать киевские версии.

—

Мы должны увидеться. Времени достаточно, ближайший одесский рейс через три часа.

—

Сейчас я подскочу к вам. Домой заедете?

—

Подкинете меня на Русановку?

—

Моя машина будет в вашем распоряжении.

Хаблак положил трубку и встретился с укоряющим взглядом Каштанова. Сразу сообразил, чем недоволен полковник, и объяснил:

—

Конечно, негоже следователю по особо важным делам ехать к простому смертному, но у нас с Иваном Яковлевичем свои отношения, и он не обидится.

—

Скоро и с генералами на дружеской ноге будешь… — пробурчал незлобиво полковник. Спросил: — Одесситы как там, все осмотрели?

—

Басов сам выезжал на место преступления.

—

Ну и что?

—

Басов — это фирма.

—

Молодежь теперь говорит не фирма, а фирма, — будто и некстати сказал Каштанов. — Надеюсь, они догадались поставить там милицейский пост?

—

Догадались.

—

Какие-то следы есть?

—

Кажется, не очень…

— А ты говоришь: фирма. Хорошо, лети, я на тебя полагаюсь.

С Мариной Хаблак увидеться де успел, лишь предупредил по телефону, что вылетает в Одессу, а вот со Степаном попрощался — садик сразу за их домом, и дети из младшей группы как раз резвились на воздухе.

Сын сидел на деревянном коне, крепко обняв его за шею, а другой малыш пытался стянуть его; Степан отбрыкивался, сопел, но держался, и Хаблак подумал: пусть так будет всегда — лишь бы на коне.