Умельцы

— Амбре, — сказал Купцов, втянув воздух носом. — Гуляем?

— Работаем, чучело, — ответил Петрухин и протянул распечатку ПТС. — На, держи, следачок. Гляди, чего опер нарыл.

— Что это?

Петрухин объяснил. Купцов просиял и бросился к справочнику «Весь Петербург», зашелестел страницами. Коды городов в справочнике располагаются не по цифровой системе, а по алфавиту. Если бы коды принадлежали Южноуральску или Ясногорску, искать пришлось бы долго. Но им повезло — первый код принадлежал Буйнакску, второй — Вологде.

— Начнем с Вологды, — сказал Петрухин, вынимая из кармана трубу. Купцов посмотрел на часы:

— Скоро десять. Может, подождем до утра? Утро вечера мудренее….

— На фиг! — сказал Петрухин. — У меня сегодня прушный день… на фиг.

Он набрал вологодский номер, выдохнул и подмигнул Купцову. Петрухин не мог знать, кто подойдет к телефону в Вологде. Возможно, друг или родственник Трубникова. Возможно, сам Трубников… Предвидеть пол, возраст, реакцию человека на том конце провода было нельзя. Петрухину предстояло работать с колес. И здесь все зависело от умения импровизировать, находить нужные интонации и правильные слова. От артистизма, если хотите. От интуиции. От таланта.

В аппарате звучали длинные гудки, Петрухин сидел с трубкой в руке, собираясь, настраиваясь на работу.

— Але, — сказал детский голос.

— Привет, — сказал Петрухин. — Тебя как зовут?

— Сережа.

— Ты смотри-ка, и меня Сережа. А взрослые-то есть дома?

— Мама ушла к тебе Вере, а папа спит… а вам кого?

День, подумал Петрухин, прушный. Из доверчивого ребенка легко качать информацию… противно, но легко. Петрухин подмигнул Купцову, который сидел напротив и сказал:

— Мне тебя, тезка. Ты что же, меня не помнишь?

— Не-ет, — неуверенно ответил вологодский «тезка», мальчик пяти-шести лет по голосу.

— Ну, здрасьте… А помнишь, мы с тобой играли?

— Во дворе?

— Конечно, во дворе… вспомнил?

— Не-ет…

— Какой ты, тезка, забывчивый. Ну а фамилию-то свою помнишь?

— Помню. Сережа Костиков.

— Костиков, — повторил Петрухин для Купцова. — А как папу зовут?

— А вы разве не знаете? — спросил Сережа удивленно.

— Я-то, брат, знаю. Я тебя проверяю. Может, ты и папу забыл.

— Нет, не забыл. Папу зовут Володя. А маму Инна.

— Вот теперь вижу, что ты, Серега, парень с головой, толковый. А кем папа-то работает, не забыл?

— Мой папа на машине работает, мебель возит.

— Ну молодец, Серега… Что не спроси — все знаешь. А вот скажи-ка: дядя Саша давно у вас был? — спросил Петрухин и несколько напрягся. Нельзя было исключить, что Сережа ответит вдруг: дядя Саша тоже спит. Они с папой водки выпили и спят сейчас.

— Какой дядя Саша? — спросил Сережа. — Который у нас деньги занял и в Ленинград уехал?

Вот как. Деньги занял и в Ленинград уехал… прушный день, прушный. Информация сама текла в руки.

— Да-да, он самый, — сказал Петрухин. — Давно был он у вас?

— Давно… еще зимой.

— Ну, хорошо, Сережа. Спасибо тебе, здорово мы поговорили. Я, пожалуй, завтра позвоню. Вы завтра дома будете? На дачу не уезжаете?

— Нет. У нас нет дачи. Мы в двенадцать часов на митинг пойдем, а потом в гости к тете Вере.

— Вот и хорошо. Я папе утром позвоню. До свидания, тезка.

— До свидания, дядя Сережа. С праздником.

— С праздником, — механически произнес Петрухин и выключил трубу. В Буйнакск в тот вечер звонить не стали.

Утром девятого мая Петрухин позвонил Владимиру Костикову. От этого звонка зависело очень много. Вполне возможно, что вологодский водитель не станет с ним разговаривать. Или начнет лгать… Или просто сам ничего толком не знает. Или знает, но боится Трубникова. Или… Этих «или» было очень много.

И тогда останется последняя зацепка — Буйнакск.

В десять приехал Купцов. Он очень хотел присутствовать при разговоре с Вологдой. Попили кофейку, Петрухин убрал звук в телевизоре и набрал номер Костиковых. После шестого гудка трубку снял мужчина. Видимо, Костиков-старший.

— Алло.

— Добрый день, с праздником вас, — сказал Петрухин. — Я могу услышать Владимира Костикова?

— Я слушаю. Вас тоже с праздником.

— Владимир, мы с вами не знакомы. Меня зовут Дмитрий, я звоню из Санкт-Петербурга. Ваш телефон мне дал Саша.

— Саша? — спросил несколько удивленно Костиков. — Какой Саша?

— Ваш знакомый.

— Матвеев, что ли?

— Я не знаю его фамилию. Возможно, Матвеев. Я знаю, что он какое-то время жил в Вологде, а в середине апреля звонил вам.

— Ах, вот какой Саша! Что ж он сам-то не звонит, сучонок такой?

Петрухин подмигнул Купцову: такое начало разговора предполагало интересное продолжение. Если Костиков зол на Сашу Матвеева, то «отмазывать» его он определенно не будет. Главное — правильно построить разговор. Показать Костикову, что они — союзники, а Матвеев-Трубников — их общий враг… Петрухин подмигнул Купцову и сказал:

— Из ваших слов я так понял, что Саша и вам какую-то пакость сделал. Денег, наверно, занял?

— Да уж… а вы кто? Вы зачем мне звоните?

— Меня зовут Дмитрий. У меня этот Саша тоже взял денег, но отдавать не торопится. Вот я и хочу его найти, получить должок и потолковать по душам.

— По душам с этой падлой? Да его порвать мало… бизнесмен хренов!

— Володя, если не секрет: много он у вас занял?

— Для кого-то может и немного. А для меня три тыщи — деньги.

— Отлично вас понимаю. У меня он взял меньше, но все равно противно. Дело, как говорится, принципа. Я вам, Владимир, вот что скажу: если наш общий должник в Питере, то я его обязательно разыщу. У меня кой-какие возможности есть. И тогда мы с вами свои деньги вернем. Но мне нужно, чтобы вы мне немножко помогли.

— Чем же я вам помогу? — спросил вологодский водитель.

— Мне нужно знать про Сашу Матвеева как можно больше. Расскажите, что вы о нем знаете.

— Да что же знаю? Мудила он… вот что я знаю.

— Это точно. А все-таки. Он ваш — вологодский?

— Какое! Он с Дагестана приехал. Город там есть такой… название хитрое какое-то…

— Буйнакск?

— Точно, Буйнакск. Вот он из этого Буйнакска. Мать у него там живет.

— Адреса или телефона матери у вас нет?

— Нет.

— Понятно. А отчество Сашино не знаете?

— Отчество знаю… Как у Пушкина отчество — Сергеич.

— Как вы с ним познакомились?

— Да халтурил он у нас. Грузчиком. Я мебель вожу. Он в феврале у нас появился, поработал с неделю да и слинял. В Питер, говорит, поеду, бизнесом займусь… бизнесом! Был бы я трезвый — хрен бы я ему денег дал. Сто раз потом пожалел, да и жена мне уже всю плешь проела.

— Деньги, я вам обещаю твердо, вернутся. Лишь бы мне его найти. Скажите, Володя, мне вот что: халтурил он у вас без официального оформления?

— Какое, к черту, оформление?

— Понятно. Когда он у вас появился и когда уехал в Питер?

— Точно не скажу, но где-то в середине февраля. А уехал он двадцать шестого. Двадцать пятого у меня бабки занял. День рождения мы его отметили, значит… тридцатничек ему стукнул двадцать пятого. Он, значит, преставился, как положено. Ну, и по пьянке-то у меня сто баксов выудил. Сказал: Вовка, ни ссы, я человек слова. Через месяц все верну, да еще с процентами… бизнесмен! Пушкин, блин, Алексан Сергеич!

— Понятно. Расписку, конечно, не брали?

— Какое, к черту? По пьянке же.

— Я тоже по пьянке ему тыщу рублей занял, — соврал Петрухин. — А что еще вы про него знаете? Может, рассказывал что-то о себе?

— Говорил, что воевал он где-то… в Чечне, что ли? Не помню я толком… Он, вообще-то, молчун. Только по пьянке и разговорился маленько.

— Ясно. А зачем он вам звонил в апреле?

— Звонил-то? Да вот обещал отдать все в конце апреля. Извини, говорит, Вова, что задержался с отдачей. Дела, говорит, сперва не шли. А теперь, мол, поперло. Я тебе до конца апреля все верну. Я-то обрадовался. Ритке сказал: вот, Сашка-то позвонил. Скоро и бабки вернутся… с процентами. Держи карман шире.