Выбери меня

Николай Трофимович Барсуков в начальника никогда не играл, несмотря на то что кличка у него, как в сериале, имелась. Догадайтесь с трех раз какая?..

Так вот, Барсук мог выслушивать доклады подчиненных и в столовой, и на троллейбусной остановке, и в сауне, и в супермаркете, и у себя дома. Декорации начальнического кабинета ему для этого не требовалось. Вот он и потребовал отчета у начальника ОУРа за обеденным столом.

Начальник ОУРа майор Мелешко тоже ел взбитую сметану. И не по причине подхалимства, а в связи с тем, что это очень от похмелья помогает. А еще Мелешко заказал солянку. Заказал не без заминки, потому что все еще не мог привыкнуть, что ему теперь завтракать и обедать положено в особом зале, где официантки заказ выполняют, а не самому надо в очереди стоять и помаленьку продвигаться вдоль стойки, набирая скромные лакомства в виде первого, второго и компота.

— Вам, Николай Трофимович, подробный доклад или достаточно резюме? — деловито поинтересовался Мелешко, косящим взглядом провожая совершенно круглый, как колобок, зад официантки. Еще подумал — встречается же такое в природе!

Полковник Барсуков проследил за взглядом подчиненного, хмыкнул и пробасил:

— Резюме? Резюме не требуется, и так все ясно. Никаких перспектив… — Он сморгнул, когда официантка исчезла из поля зрения, и добавил: — Говоря языком обывателя, начитавшегося детективов, — глухарь, висяк, заср… Ну да ладно… Ты у нас молодой, в бесперспективные дела в принципе не веришь.

— Ага… — мечтательно проговорил Мелешко, не отрывая взгляда от того места, где только что исчезло чудное виденье. — Все в наших руках…

— Угу… — согласился Барсуков, смотря туда же, потом встрепенулся и рыкнул: — Ну, так докладывай!

Андрей обиженно вздрогнул и расплескал сметану на форменный китель. Но кителя было не жалко, потому что майор ходил в нем лишь в здании управления. Собравшись с мыслями, он стал «докладывать». Многое он, конечно, по делу в письменном отчете изложил, но на всякий случай, чтобы не портить складность изложения, позволил себе повторить.

Итак, Юрий Николаевич Костенко около полутора лет возглавлял приют для инвалидов и престарелых, официально именующийся «Элитным общежитием для малосемейных россиян». До этого возглавлял районный отдел по социальному обеспечению граждан, еще ранее — работал в риэлторской фирме бригадиром риэлторской группы. А молодость его прошла в Театральном институте на Моховой, где он обучался премудростям организации и экономики театрального дела. Женат он никогда не был, детей, по крайней мере официальных, не имел, жил с мамой-старушкой в трехкомнатной квартире на набережной канала Грибоедова. В последнее время водил новый «мерседес», ранее у него были «копейка», «опель» восемьдесят седьмого года, «тойота» девяносто четвертого и «Волга Газ-24», которые он благополучно по возможности продавал. Незадолго до гибели Костенко квартира его сгорела, по версии пожарной комиссии — от взрыва газа в водогрее. В пожаре погибла мать Юрия Николаевича. Покойника опознали сотрудники «Элитного общежития», а также несколько сотрудниц отдела социального обеспечения. А также… Александра Николаевна Барсукова.

— С этого места поподробнее, — насупился полковник. — Какое отношение к этому делу имеет Сашка?

— С этого места подробнее не получится, — виновато проговорил Мелешко. — В записной книжке покойного было записано ее имя. Я попросил ее опознать убитого, она его опознала. С этим человеком она встречалась накануне его смерти. Тот сообщил ей некоторую информацию, пока не проверенную. Она его видела живым в первый и в последний раз. Второй раз видела мертвым — в морге. Это все.

— Какую информацию он ей сообщил?

Андрей рассказал.

Полковник помял лицо ладонью, подозвал официантку, которая маячила в опасно соблазнительной близости от представителей начсостава, и, по примеру майора, попросил солянку. Андрей подумал, что зря в их столовой действуют правила, по которым нельзя продавать пиво. Впрочем, пиво продавалось в забегаловке, на улице напротив.

— Я правильно тебя понял — Полуянов и Костенко работали в одной риэлторской фирме?

— Простите, товарищ полковник. — Андрей взглянул на Барсука ясным, чистым взором. — С утра я не всегда внятно выражаюсь. Полуянов и Костенко никогда не работали вместе. И пока нет свидетельств того, что их что-то связывало.

— То есть они работали в разных риэлт-д… тьфу, ну, в разных организациях по продаже жилья?

— Вот тут… — Мелешко свернул губы в трубочку, а потом тихонько сказал «ф-р-р», — вот тут непонятно… По официальным сведениям Полуянов никогда не работал в подобных конторах.

— То есть этот Костенко навешал Сашке лапши? — возмутился Барсуков.

— Не обязательно, — покачал головой Мелешко. — Многие риэлторы работают в таких фирмах по контракту. А это означает, что в отделах кадров они официально не проходят. Ну, вы понимаете, игры с фондом заработной платы, с налогами, «пенсионкой» и так далее. Но что мы выяснили абсолютно достоверно: ни официально, ни неофициально Полуянов в фирме, с которой сотрудничал Костенко, не работал. Будем, конечно, проверять другие агентства, но… Года два на это у нас уйдет как минимум, товарищ полковник. Вы знаете, сколько у нас в городе таких агентств и какая там текучка кадров. Если кто-то когда-то что-то и знал, то теперь… Иных уж нет, а те далече…

— Не говори красиво, — усмехнулся Барсуков. — Лучше скажи честно: версий нет совсем никаких?

— Ну, почему. — Андрей пожал плечами и удовлетворенно отметил, что полковнику принесли солянку с одной маслинкой, тогда как ему положили аж четыре. Впрочем, возможно, полковник маслинок не любил, а девушка хорошо изучила его вкусы?.. — Первая версия проста, как шар, — проговорил Мелешко и снова с тоской проводил взглядом официантку. — Костенко имел компромат на Полуянова и намекнул об этом Александре, Полуянов узнал об этом, побоялся, что какие-то его темные делишки выплывут наружу, в том числе и на телевидении, ну вот и избавился от бывшего друга.

— С Полуяновым беседовали?

— Нет пока, Николай Трофимович, — тихо и по возможности проникновенно ответил Мелешко.

— Почему?

— Ну… — Мелешко углубился в густые недра солянки, состоявшие из сосисочных кружочков, ветчинных квадратиков и хорошо проваренных соленых огурчиков…

— Майор, ты оглох? — внезапно вспылил Барсук. Видимо, разозлился, обнаружив недостачу маслинок.

— Прошу простить, товарищ полковник, — отчеканил Мелешко, — но я решил пока негласным образом пронаблюдать за подозреваемым.

— Что сие значит? — ледяным тоном поинтересовался полковник. — Где рапорт руководству о разрешении мероприятия? Где бумага в прокуратуру? Почему я впервые об этом слышу?

— Вы против, Николай Трофимович? — серьезно спросил Андрей. — Если вы против, я немедленно прикажу прекратить наблюдение.

— Андрюша! — Барсуков посмотрел на Мелешко строгим и одновременно печальным взглядом. — Я против нарушений закона при исполнении наших обязанностей. Да и… господи! — вообще всегда!

— Николай Трофимович, — Андрей опустил голову, — считайте, что мы ничего не нарушали. Никто ни за кем не наблюдает, а если кто-то и наблюдает, то это не мы…

— Все ясно, — ворчливо выдохнул полковник, неожиданно прозрев истину. — Приятели встречаются в шесть часов вечера после гульбы. Впрочем, слово «после» здесь неуместно… Гульба всегда, гульба везде, гульба и ничего иного, гульба — и никаких гвоздей! Вот лозунг твой и — Пирогова!

Мелешко выронил ложку.

— Николай Трофимович, да вы же — поэт! — вскричал он на всю столовую.

Архивариус управления, сидевший у окна, подпрыгнул и смахнул со стола подставку для салфеток, отчего смутился и скукожился, затаив на майора бессильную платоническую злобу.

— С вами не только поэтом, с вами автором сериалов станешь! — проворчал Барсуков. — Ну что — я прав?

— Вполне, — согласился Мелешко. — Автор сериалов из вас получится хороший. Потому что вы профессионально разбираетесь в теме.