Рондо смерти

Объявили перерыв, и все начали выходить из зала в боковые двери. В фойе располагались уютные диванчики, на придвинутых к ним журнальных столиках красовались цветы. В конце фойе размещался буфет с богатым выбором напитков и "шведским столом".

— Что будете пить, Джек? — услыхал я за спиной и обернулся.

Передо мной стоял "человек в красном халате", только на этот раз он был одет в строгий костюм, приличный для мероприятия такого рода. Даже «бароны» преступного мира вынуждены соблюдать определенные условности. Я не видел его ни в зале, ни в президиуме, очевидно, он появился недавно.

— Ничего, кроме минеральной. Что-то печень пошаливает в последнее время, — лицемерно заявил я.

— Хотите сохранить трезвую голову? — понимающе усмехнулся он. Похвальное намерение, она вам сегодня пригодится.

Мы взяли бокалы, я с минеральной «Славянской», он — с коктейлем «Хайболл», приготовленным краснощеким барменом. "Интересно, обслуживающий персонал берет чаевые?" — подумал я. Но, как оказалось, все было бесплатным, точнее, за все было заплачено заранее. И не только деньгами. Во всем, что я ел и пил в этом буфете, мне мерещился солоноватый привкус крови.

— Привет, Антон, — к нам подошел высокий худощавый человек с бокалом в руке. — Я не помешал?

— Салют, Слава! Рад тебя видеть. Как поживают камчатские крабы?

— Крабам худо, Антон. Навалились на побережье все — японцы, китайцы, корейцы, даже австралийцы забредают. Почувствовали слабинку! Пора бы навести порядок в наших водах. Ну, да ничего, скоро все будет в наших руках. Выйдем на свет Божий, появятся настоящие хозяева, не хищники.

— К тому идет, Слава, будь уверен. Познакомься, это Джек. Большой буян, но сегодня пьет одну минеральную и не опасен. Джек, хочу представить вам Славу — король Камчатки и прилегающих островов.

— Ваше здоровье, Джек. А островов скоро не будет. Продадут их японцам за «тойоты», транзисторы и другую дешевку. Такое богатство задаром отдаем! Не научились на примере Аляски — за землю зубами надо держаться. Эх, даром наши морячки за те скалы кровь проливали!

Насколько я знал, южная часть Курильской гряды была оккупирована без единого выстрела, так что о крови он сказал для красного словца.

— Ничего, Слава, не горюй, на твой век хватит, не жадничай, — утешил его Антон.

— На мой-то хватит, за державу обидно!

Я видел, что наш собеседник говорит искренне. Непонятно, за какую державу ему было обидно: за ту, законы которой он нарушал всю свою сознательную жизнь, или за некую идеальную, существующую только в воображении, в невольно сформированном имперскими традициями за много поколений представлении об "историческом жизненном пространстве", где, как пелось в популярной довоенной песне: "Чужой земли мы не хотим ни пяди, но и своей вершка не отдадим". Главным, конечно, было "не отдадим". Он чувствовал себя полноправным наследником, на глазах которого непутевый отец проматывает родовое поместье. И готов был поторопить естественный конец расточителя.

— Говорят, затевается что-то крупное, Антон?

— Да, ходят такие слухи…

— Но насколько это надежно, можно ли вкладывать туда наши кровные? Ты ведь знаешь, как трудно они нам достаются. А с другой стороны — больно уж заманчиво. Если выгорит, многие проблемы решатся сразу. Что посоветуешь?

— Я советов не даю, Слава, ты же знаешь. Решай сам. Я лично участвую не только деньгами.

— О, если так… Надо подумать. Ты парень фартовый, удача за тобой на веревочке ходит, но и ты оступиться, споткнуться можешь. Я одну картину недавно видел, старого художника, забыл, как его зовут. Так там слепые с палками и торбами через всякие колдобины и ямы по дороге бредут цепочкой, друг за друга держатся. А поводырь у них, похоже, сам ничего не видит, но уверенно так ведет всю компанию прямо к обрыву… У тебя с глазами как, все в порядке? Что молчишь, Сусанин?

Лицо "человека в красном" на мгновение стало страшным, как дуло пистолета, глаза превратились в два кусочка льда. Но уже в следующую секунду он снова надел маску спокойной доброжелательности.

— Кто не рискует, Слава, тот не пьет шампанского. Боишься, так сиди на своем мешке, запасись только коловоротом.

— А это еще зачем?

— Будешь дырки японцам в днищах делать, чтобы твоих крабов не ловили. Заминировать проливы тебе ведь слабо!

— Чудак ты, Антон! Все шутишь. Ладно, послушаем, посмотрим. О, вон Череп идет, пойду поговорю с ним.

И он устремился с недопитым бокалом в руке к человеку, чья кличка была вне всякого сомнения вызвана видом его совершенно лысой шишковатой головы, обтянутой коричневой кожей так туго, что явственно выступали все ее кости, выпуклости и впадины, разве что не просвечивали черепные швы. Странно, что с такой приметной внешностью он не попал в нашу картотеку. Впрочем, так выглядят многие, страдающие язвой желудка или серьезным заболеванием печени.

— Зачем меня пригласили, Антон? — спросил я после небольшой паузы. В ваших финансовых делах я не разбираюсь, капитал у меня весь в кармане брюк помещается, островов тоже нет. Я тут на какой роли?

— Не спешите, Джек, приглядывайтесь, привыкайте. Пусть и на вас посмотрят, принюхаются к вашему запаху наши волки. Помните, как в «Маугли» у Скалы Совета стае показывали молодых волчат? Это что-то вроде ежегодного собрания пайщиков-акционеров. Здесь собираются люди, держащие в своих руках "теневую экономику", а точнее — настоящую жизнь страны. Конечно, главные решения выносятся в узком кругу, но обеспечить им поддержку может только такая вот сходка. Поэтому сегодня я хочу выступить с предложением, которое давно уже готовил. После него вы все поймете, вам отводится в моих планах заметная роль.

— Не опасно собирать всех вместе? А если облава, если кто-то узнает, что здесь за собрание?

— На нас нет никаких компрометирующих материалов, Джек, даже анонимок. Ничего предосудительного за нами не числится, нет никаких улик, буквально ничего. Конечно, мы живем не в правовом государстве, и улики можно было бы собрать и потом или даже сфабриковать при желании. Но у нас, как говорится, все схвачено, такие гарантии, так все повязаны, что арестовать нас все равно, что арестовать, например, Политбюро или Совет министров. Себе дороже, они это понимают.

— Но все-таки…

— Да что там далеко ходить: это помещение, например, мы арендуем, и уже не первый год, как общественная организация энтомологов-любителей у одного обкома. Думаете, они ничего не подозревают? Но тут даже «жучков» нет, наши специалисты проверяли. Кое-кто из присутствующих занимает — по совместительству, конечно, — довольно высокие официальные посты, у других наверху близкие родичи. Так что погореть мы можем только на каком-нибудь частном деле, в какой-нибудь конкретной операции. Система же в целом неуязвима и бессмертна, постоянно обновляется, старые клетки отмирают, рождаются новые, организм все время совершенствуется и приспосабливается, постепенно подстраивая под себя, под свои интересы окружающий мир, изменяя его все больше и больше. Разве вы этого не замечаете?

— Ого, да у вас целая философия, Антон!

— Я окончил философский факультет МГУ и защитил диссертацию по синергетике.

— Интересно было бы узнать, как из философов становятся…

— Не можете подобрать вежливый эпитет, Джек? Я вам подскажу: настоящим человеком, не рабом. Мне было тесно, душно в рамках вашей жизни, вашей бывшей жизни, если вы действительно станете одним из нас. Судьба будущего решается здесь, остальное — лишь видимость, ширма для дураков.

Что-то очень уж он разговорился, разогревается перед предстоящим выступлением, что ли?..

— Да, только здесь можно не ханжить, не оглядываться, быть самим собой и испытать настоящую свободу! Вы когда-нибудь чувствовали, что такое настоящая воля, Джек? Когда знаешь, что можешь поступать так, как хочешь, когда никто и ничто тебя не ограничивает? Представьте себе степь, бескрайний простор, и ты можешь идти, куда угодно, делать, что угодно, все, что видят твои глаза, принадлежит одному тебе. Нужно только посметь, только сказать себе: "Это все мое, тут я один властелин и хозяин!"