Смерть в чужой стране

— А разве такие вещи обычно пишут в медицинской карте? — спросил Брунетти.

Она кивнула:

— Любого из нас могут протестировать на наркотики в любой момент — любого, кто служит в армии… Почти все здесь сдают анализ мочи раз в году.

— Даже офицеры?

— Даже офицеры.

— Даже доктора?

— Даже доктора.

— И вы видели его анализы?

— Да.

— Когда был сделан последний?

— Не помню. Этим летом, кажется. — Она переложила папки из одной руки в другую. — Не понимаю, почему вы об этом спрашиваете. Майк никогда не употреблял наркотики. Как раз наоборот. Он был резко против них. Мы всегда с ним спорили об этом.

— Почему?

— Я не вижу здесь проблем. Сама я ими не интересуюсь, но если кто-то хочет их употреблять, то ему нужно это разрешить, я так считаю. — Поскольку Брунетти ничего не сказал, она продолжала: — Понимаете, моя работа — лечить маленьких детей, но здесь у нас штат врачей очень небольшой, так что мне приходится иметь дело и с их матерями, и многие из них просят меня выписать им рецепты на валиум и либриум. Это транквилизаторы. Если решу, что они ими злоупотребляют, и откажу, они переждут день-другой, придут сюда и договорятся с другим врачом, и рано или поздно кто-нибудь даст им то, что они хотят. Многие из них чувствовали бы себя лучше, если бы время от времени могли выкурить сигарету с марихуаной.

Интересно, подумал Брунетти, как относится к этому мнению медицинское и военное начальство, но оставил этот вопрос при себе. В конце концов, его интересует не мнение доктора Питерc о наркотиках, а употреблял ли их сержант Фостер. И еще то, почему она солгала насчет совместной с ним поездки.

Открылась дверь, и вошел плотный мужчина в зеленой форме. Кажется, присутствие Брунетти в кабинете удивило его, но доктора он явно узнал.

— Что, Рон, совещание кончилось? — спросила она.

— Да, — сказал он, помолчал, посмотрел на Брунетти и, не зная, кто это, добавил: — Мэм. Доктор Питерc повернулась к Брунетти.

— Это старший сержант Вулф, — сказала она. — Сержант, это комиссар Брунетти из венецианской полиции. Он приехал, чтобы задать несколько вопросов о Майке.

После того как мужчины обменялись рукопожатиями и приветствиями, доктор Питерс сказала:

— Мистер Брунетти, вероятно, сержант Вулф сможет дать вам более ясное представление о том, что входило в обязанности сержанта Фостера. Он отвечает за все почтовые контакты госпиталя. — Она повернулась к двери. — Я оставлю вас с ним и вернусь к своим пациентам.

Брунетти кивнул в ее сторону, но она уже повернулась к ним спиной и быстро вышла.

— Что вы хотите узнать, комиссар? — спросил сержант Вулф, а потом добавил уже не так официально: — Хотите, пойдем в мой кабинет?

— А разве вы работаете не здесь?

— Нет. Мы — часть административного штата госпиталя. Наши кабинеты на другом конце здания.

— Тогда кто же еще работает здесь? — спросил Брунетти, указывая на три стола.

— Это стол Майка. Был, — поправился он. — Другой — сержанта Дости, но он сейчас в Варшаве. Компьютер у них был общий.

Как широко этот американский орел распростер свои крылья.

— Когда он вернется? — спросил Брунетти.

— На следующей неделе, наверное, — ответил Вулф.

— А сколько времени он отсутствует? — Брунетти показалось, что это будет не так прямолинейно, как если бы он спросил, когда тот уехал.

— Еще до того, как это случилось, — ответил Вулф, фактически отвечая на вопрос Брунетти и отметая сержанта Дости как подозреваемого. — Так вы хотите пройти в мой кабинет?

Брунетти вышел за ним из комнаты и направился по госпитальным холлам, пытаясь запомнить дорогу. Они прошли через двустворчатую дверь-вертушку, по безукоризненно чистому коридору, еще через одну вертушку, и тут Вулф остановился перед открытой дверью.

— Не ахти что, но я называю это своим домом, — сказал он с неожиданной теплотой. Он отступил, чтобы пропустить Брунетти первым, потом вошел и закрыл за собой дверь. — Не хочу, чтобы нам помешали, — сказал он и улыбнулся. Обойдя свой стол, он сел на вращающийся стул, обитый искусственной кожей. Большая часть стола была покрыта огромным календарем, на нем теснились папки, корзина для входящих и исходящих бумаг и телефон. Справа, в медной рамке, стояло фото какой-то восточной женщины и трех маленьких детей, очевидно, плодов этого смешанного брака.

— Ваша жена? — спросил Брунетти, присаживаясь к столу.

— Да. Красивая, правда?

— Очень, — ответил Брунетти.

— А это трое наших детей. Джошуа десять лет, Мелиссе шесть, а Джессике всего год.

— Очень красивая семья, — заметил Брунетти.

— Да, красивая. Не знаю, что я стал бы делать, если бы их у меня не было. Я часто говорил Майку, что ему нужно именно это — жениться и остепениться.

— А ему нужно было остепениться? — спросил Брунетти, заинтересовавшись тем, что женатые мужчины с энным количеством детей всегда желают того же холостякам.

— Ну, не знаю, — сказал Вулф, наклоняясь вперед и облокачиваясь о стол. — Ведь ему уже было двадцать пять. Пора обзавестись семьей.

— А у него была постоянная девушка? — мягко спросил Брунетти.

Вулф посмотрел на него, потом на стол.

— Насколько мне известно, не было.

— Он любил женщин? — Если Вулф и понял, что неизбежен следующий вопрос: любил ли он мужчин, то виду не подал.

— Наверное. На самом деле я не знал его так близко. Только по работе.

— А здесь у него не было близкого друга? — И когда Вулф отрицательно покачал головой, Брунетти добавил: — Доктор Питерc была очень расстроена, когда увидела тело.

— Ну, они работали вместе полгода или около того. Вам не кажется, что это нормально — расстроиться, увидев мертвого коллегу?

— Да, наверное, — согласился Брунетти, решив не спорить. — А еще кто-нибудь?

— Нет, никто в голову не приходит.

— Пожалуй, я спрошу у мистера Дости, когда он вернется.

— Сержанта Дости, — машинально поправил Вулф.

— Он тесно общался с сержантом Фостером?

— Я на самом деле не знаю, комиссар.

Брунетти показалось, что его собеседник вообще ничего не знает, не говоря уже о человеке, который проработал рядом с ним…

— Сколько времени работал с вами сержант Фостер? — спросил он.

Вулф откинулся на спинку стула, посмотрел на фотографию, словно его жена могла бы подсказать ему, а потом ответил:

— Три года.

— Понятно. А как долго находится здесь сержант Дости?

— Около четырех лет.

— Скажите, сержант Вулф, что это был за человек? — спросил Брунетти, снова возвращаясь к убитому.

На этот раз Вулф, прежде чем ответить, справился у своих детей.

— Он был отличным командиром. Его досье скажет об этом. Он предпочитал держать дистанцию, но объяснить это можно тем, что он учился, а к учебе он относился очень серьезно. — Вулф замолчал, словно размышлял, что бы еще такого серьезного сказать. — Он был очень располагающим.

— Прошу прощения? — переспросил Брунетти. Располагающим? Чем таким располагал Фостер? — Боюсь, я вас не понял.

Вулф объяснил с удовольствием:

— Знаете, это то, что вы, итальянцы, называете «simpatico».

— А, — пробормотал Брунетти. На каком странном языке говорят эти люди. И спросил уже более прямо: — Он вам нравился?

Военный был явно удивлен этим вопросом.

— Ну да, наверное. Ну, то есть мы не были друзьями или приятелями, но это был славный парень.

— В чем состояли его непосредственные обязанности? — спросил Брунетти, вынимая из кармана записную книжку.

— Ну, — начал сержант Вулф, сплетя руки за головой и усаживаясь поудобнее на своем стуле, — он должен был следить за квартирами, чтобы их хозяева придерживались принятых стандартов. Ну там, нормальное снабжение горячей водой, нормальное отопление зимой. И еще он должен был следить за тем, чтобы наши, живя на съемных квартирах, не портили эти квартиры или дома. Если хозяин жилья звонит и говорит, что его съемщик нарушает санитарные правила, мы едем туда и проверяем.