Арена мрака

Адъютант продолжал тихим вкрадчивым голосом, словно разговаривал с непонятливым мальчишкой:

– У стола было десять офицеров. Они же не стали объяснять ему, как делать ставки, и если бы они объяснили, то сделали бы это в куда более вежливой манере. Как ты думаешь, почему ему никто слова не сказал?

Моска почувствовал, как его лицо заливается краской. И вдруг заметил, что игроки замолчали, перестав метать кости, – все слушали их разговор.

Ему стало ужасно неловко – так бывало в первые месяцы в армии. Он передернул плечами.

– Я думал, он не знает, – вот я и сказал ему.

Адъютант поднялся.

– Ты думаешь, раз ты гражданский, тебе это сойдет с рук. Но ты дал понять, что полковник якобы пытается использовать свое положение, чтобы надуть тебя на десять долларов. Запомни одну вещь, приятель: мы можем тебя в момент отправить обратно в Штаты, если захотим, и, насколько я понимаю, у тебя есть некие причины очень этого не хотеть. Так что полегче. Если полковник чего-то не знает, его сослуживцы придут ему на помощь. Ты оскорбил командира и всех офицеров в этом клубе. Смотри, чтобы это больше не повторялось.

Против воли Моска уронил голову, в душе его клокотал стыд и гнев. Он видел, как за ним наблюдает Эдди Кэссин и на губах у Эдди играет легкая довольная улыбочка. Моска услышал, как адъютант говорит презрительно:

– Моя бы воля, я бы вас, гражданских, на пушечный выстрел не подпускал к офицерскому клубу. Что вы можете знать об армии!

Машинально Моска поднял глаза. Он отчетливо увидел перед собой лицо адъютанта, его серые честные глаза и бесстрастное открытое лицо, приобретшее теперь строгое выражение.

– Капитан, а сколько у тебя боевых звезд? – спросил Моска. – В скольких десантных операциях ты участвовал?

Адъютант уже сидел на табурете и попивал из стакана. Моска чуть не замахнулся на него, когда он заговорил:

– Я не это имею в виду. Многие из офицеров, здесь находящихся, возможно, совершили куда больше подвигов на войне, чем тебе может даже присниться, но никто из них не позволит себе ничего подобного. – Голос адъютанта был мертвенно-спокойным, холодным, рассудительным, но не примирительным.

Моска поборол в себе гнев и, подобно своему собеседнику, заговорил с холодным спокойствием, словно подражая его манере.

– Ладно, – сказал он. – Я был не прав, я прошу прощения. Но только не тебе вешать мне эту туфту про гражданских.

Адъютант улыбнулся, не чувствуя себя оскорбленным, – у него был вид священника, отягченного заботами своего долга.

– Но ты должен понять то, о чем я говорю.

Моска ответил:

– О'кей, я понимаю. – И, невзирая на все его самообладание, эти слова прозвучали с покорным смирением, и, вернувшись к столу, он почувствовал, что сгорает от стыда. Он увидел, как Эдди Кэссин старается спрятать свою улыбочку и ободряюще подмигивает ему. Офицер, чья очередь была метать кости, здоровенный южанин, сказал с характерным протяжным выговором настолько громко, чтобы адъютант мог его услышать:

– Слава богу, что ты не выиграл у полковника еще десятку, а не то нам бы пришлось вывести тебя на двор и расстрелять.

Все, кроме Моски, засмеялись. Он слышал, как за его спиной адъютант весело болтал с кем-то, смеялся и пил, словно ничего не случилось.

Глава 10

Моска и Гордон Миддлтон оставили свои дела и начали подслушивать: из-за чуть приоткрытой двери в кабинет Эдди до них доносился голос девушки.

– Эдди, я только на минутку. Это очень важно. – Ее голос слегка дрожал.

Эдди холодно и вежливо ответил:

– Да-да, пожалуйста, я слушаю.

Девушка сказала неуверенно:

– Я знаю, ты меня предупреждал, чтобы я не приходила к тебе в кабинет, но ты сам уже давно у меня не бываешь.

Моска и Гордон с усмешкой переглянулись и внимательно прислушались.

Девушка продолжала:

– Мне нужен блок сигарет.

Наступило молчание. Потом Эдди ехидно спросил:

– Да, и какой же сорт?

Но девушка не уловила саркастического тона, предполагавшего отказ.

– О, да это не имеет значения! – сказала она. – Мне нужны сигареты для врача. Это его цена.

В голосе Эдди по-прежнему звучала холодная вежливость:

– Ты нездорова?

Девушка кокетливо хихикнула:

– Ох, Эдди, да ведь ты сам знаешь. У меня будет ребенок. – И добавила успокаивающим тоном, словно беспокойство за ее благополучие могло заставить его отклонить ее просьбу:

– Но это не опасно.

Моска и Гордон понимающе кивнули друг Другу и беззвучно рассмеялись – не над девушкой, а над Эдди, над его, как они решили, смущением и над тем, что его связь обойдется ему в блок сигарет. Но после следующей реплики Эдди улыбки сползли с их губ. Он был так же вежлив и бесстрастен, но в его голосе теперь появилась нотка веселого злорадства:

– Пусть тебе поможет твой немецкий дружок.

От меня ты не получишь ни одной сигареты. И, если ты еще раз зайдешь в этот кабинет, тебя тут же уволят с базы. А теперь марш работать.

Девушка заплакала и сказала дрожащим голосом:

– У меня нет друга. Это твой ребенок. Я уже на третьем месяце, Эдди.

– Я сказал, – отрезал Эдди Кэссин.

Девушка взяла себя в руки. Его грубость ее разозлила:

– Ты не появлялся целый месяц. Я не знала, придешь ли ты снова. Тот парень просто приглашал меня на танцы. Клянусь. Ты же знаешь, что ребенок от тебя. Что тебе стоит достать блок сигарет?

Моска и Гордон услышали, как Эдди снял телефонную трубку, попросил телефонистку соединить его с начальником охраны военно-воздушной базы. Затем девушка с ужасом сказала:

– Помогите мне, мистер Кэссин, пожалуйста!

Потом они услышали, как открылась дверь в коридор и как она захлопнулась, и Эдди сказал телефонистке:

– Спасибо, уже не надо.

Эдди Кэссин вошел к ним в комнату, и на его тонком приятном лице играла довольная улыбка.

– Как вам понравилась эта сценка? – спросил он.

Моска откинулся на спинку стула и презрительно сказал:

– Ну и гад же ты, Эдди!

Гордон Миддлтон сказал:

– Я дам тебе для нее сигарет, Эдди.

Он произнес это без всякого презрения, а просто довел это до сведения Эдди, словно единственная причина, по которой Эдди отказал девушке, состояла в том, что он не хотел тратиться.

Эдди взглянул на них насмешливо и ухмыльнулся:

– О боже! Какие мы отзывчивые! Как мы хотим помочь бедной девушке! Слушайте. Эта маленькая сучка постоянно имела мужика на стороне. Он выкуривал все сигареты, которые я ей давал, жрал шоколад и консервы, которые, я-то думал, доставал для нее. – И он рассмеялся с искренней веселостью. – К тому же у меня с ней давно все кончено. И я знаю, что на черном рынке плата за аборт составляет полблока.

Дверь распахнулась, и вошел Вольф. Он их поприветствовал:

– Здорово, ребята! – Поставил свой портфель на письменный стол и сел, тяжко вздохнув. – Ну, и чему вы тут веселитесь? – Он улыбнулся им, и его мучное белое лицо осветилось неподдельной радостью. – Поймал двух фрицев, воровавших кофе. Знаете, что им разрешают уносить домой суп в чайниках? Так вот, эти суки клали кофе на дно чайника, посыпали песком, а сверху наливали суп. Только не спрашивайте, как они потом выгребали оттуда песок.

Этот рассказ почему-то разозлил Эдди. Он мрачно сказал:

– От Вольфа Трейси [8] никому не уйти. Поведай нам, Вольф, как тебе это удалось!

Вольф хмыкнул:

– Ха, кто бы мог догадаться!? Просто, как все гениальное. Подпустил к ним в курятник своего петушка.

Миддлтон поднялся.

– Пожалуй, я сегодня пораньше отправлюсь, ладно, Эдди?

– Ради бога! – ответил Эдди.

Вольф поднял руку:

– Погоди, Гордон. – Гордон остановился у двери. – Не говори никому о том, что я сейчас скажу. И вы, ребята, держите язык за зубами.

Через неделю ты получишь предписание на отправку обратно в Штаты. О'кей?