Война олигархов

— А меня возьмёшь? — со сна голос у Маты был хриплым.

— Нет, меня! — настаивала Лара.

— Я стриптиз буду показывать! — заявила Мата и вскочила с дивана.

Фигурка хороша, особенно ножки, — отметил Стас.

— Вот так буду показывать, на всю страну!

Обнажённая Мата начала медленно и красиво вращать бёдрами, прикрывая интимное место ладонью. Она была не по–зимнему загорелой, наверное всё свободное время торчала в солярии.

— Вот так! — выкрикнула она победно, открывая выбритый в форме ромбика лобок.

— Ну и дура ты, — ревниво заявила Лара. — Стриптиз, это когда раздеваются.

— А стриптиз по–русски — это когда одеваются, — парировала Мата, накидывая котовский махровый халат.

— Девочки, не ссорьтесь, — примирительно сказал Котов. — Всех возьму. Будете новости вести. И с каждой новостью — снимать деталь одежды.

— А что? Прикольно! — обрадовалась Лара.

— Ну, тогда тебе лучше начинать стриптиз с верхней части туловища. Глядишь, новостей не хватит… — не удержавшись, съязвила Мата, но Котов остановил её одним мановением руки.

— Принеси шампанское и бокалы, — приказал он.

Мата послушно скинула халат. Уж ей–то, во всяком случае, простынёй ноги прикрывать без надобности!

Шампанское было холодным и открылось с лёгким хлопком.

— Выпьем за ВСТ, — провозгласил Котов, поднимая мгновенно запотевший бокал. — Моё ВСТ, — уточнил он.

Глава вторая. Красное море, Белая река

16 января 1999 года,

Шарм–эль–Шейх, Египет

Туристическая программа–минимум была уже выполнена. Лёвка с Виолеттой сначала съездили в Каир, где постояли у подножия пирамид и сфотографировались на фоне сфинкса. Побывали в Цитадели и Египетском музее. Пили кофе и курили кальян в темных и прохладных заведениях старого города. Послушно покупали золотые побрякушки и благовония, поддельные папирусы и столь же поддельные древнеегипетские статуэтки.

Виолетта преподнесла Лёвке тематический подарок: золотого Урея, священную египетскую кобру, которая в своё время украшала корону фараона. Вместо глаз у кобры были зелёные камешки, якобы изумруды. А может, и в самом деле изумруды, кто их разберет.

— Доктору Кобрину от египетских собратьев, — пояснила довольная Виолетта.

Лёвка долго думал, чем ему отдариться. Столь же символически. И в конце концов на одном из развалов обнаружил папирус с тремя древнеегипетскими танцовщицами, стройными и воздушными. Одна из них была невероятно похожа на Виолетту.

— Ну, польстил, малыш, польстил, — растроганно поцеловала его Виолетта.

А вот последний свой день на море они решили целиком и полностью посвятить именно ему, морю. Тихому, тёплому, солёному–пресолёному. И такому прозрачному, что сквозь воду у пирса, на приличной глубине были видны простенькие обитатели Красного моря: морские петухи, рыбки–попугайчики и стаи кого–то вроде анчоусов. Это Виолетта так утверждала, про анчоусов, потому как Лёвка настаивал, что анчоусы — это такой фрукт. Типа манго. «Манго» ходили косяком и слетались на брошенный камешек, как на невиданное лакомство. Глупые такие.

Виолетта слегка пошевелилась на лежаке, когда Лёвка вернулся с пирса. Она загорала по все правилам — переворачивалась исключительно по часам и переставляла лежак по направлению солнечных лучей.

— Малыш, натри мне спину, — попросила она томно. — А то я не достаю.

— Руки коротки, — рассмеялся он и взял тюбик с кремом.

Втирая маслянистую массу в спину Виолетты, он в который уже раз восхитился: какое у неё тело! Ни капли лишнего жира, кожа гладкая и нежная… Такое знакомое, щедрое и любимое тело. Он давно забыл о разнице в возрасте, не подозревая, скольких усилий Виолетте приходится прилагать, чтобы быть такой вот соблазнительной. Она мужественно отказывалась от пирожных и жирной пищи. Иногда Лёвке казалось, что Виолетта питается одной травкой.

— Что–то наши юные друзья сегодня припозднились, — заметила Виолетта, укладываясь на бок, так, что соблазнительная ложбинка на груди заметно углубилась.

— А вон они, на помине легки, — Лёвка указал ей на две фигуры, перетаскивавшие лежаки поближе к морю. — Эй, ребята! Давайте к нам!

Фигуры переглянулись и потащили лежаки уже поближе к ним.

— Вы чего такие кислые? — удивился Лёвка.

Саша что–то пробурчал в ответ, а Оля фальшиво–бодро ответила:

— Да так, у Сашки голова болит. Ничего, переболит.

Саша, покосившись на неё, кинул лежак на песок и, скинув шорты и футболку, решительно направился в сторону моря.

Накануне Лёвка с Виолеттой были на Синае, а затем в монастыре Святой Екатерины у подножия Моисеевой горы. Выезжали затемно: на Синае должны были встречать восход солнца, а утром — в монастырь, за духовным обогащением. На этот маршрут из их отеля они поехали вчетвером, с молодой супружеской парой из Екатеринбурга — Олей и Сашей Беловыми.

С этими ребятами они познакомились едва ли не в первый день по приезду, но на экскурсии совпали только сейчас. Саша был спокойным и невозмутимым, зато Оля, словно компенсируя отсутствие живости у мужа, оказалась весёлой хохотушкой. Она ни минуты не могла усидеть на месте и в море плескалась с детьми, поднимая шума и брызг словно целая группа детского сада.

Оля оставила дома на бабушек полугодовалую дочку и всё время названивала в родной Екатеринбург. Экономя деньги на карточке, она задавала лишь один вопрос:

— Ну как? — и, получив столь же краткий ответ, тут же нажимала отбой.

Лёвка всё гадал, что же ей отвечали: О кей? Нормально? В порядке? Было очевидно, что нечто в этом роде, потому что после каждого звонка Оля оживлялась и теребила спокойного как тюлень Сашу: дула ему в ушко, щипала за локоть, чмокала в висок. Их взаимная влюблённость была столь очевидна, что даже Виолетту, скупую и строгую на публичное высказывание чувств, эти щипки и поцелуйчики не раздражали.

Лёвка, правда, не рассказал Виолетте, что когда они только уселись в автобус, Саша, предлагая подкрепиться купленным ещё в дьюти–фри джином, спросил:

— Твоя матушка не будет против, если ты выпьешь?

Лёвка обернулся — слава богу, Виолетта была достаточно далеко — на безупречном английском выясняла график маршрута у водителя–араба, тот темпераментно отвечал на ломаном русском.

— Это моя подруга, — улыбнулся Лёвка Саше и тот остолбенел, утратив на миг обычную свою невозмутимость.

Подъём на Синай был умеренно суровым. Для Лёвки, конечно. А вот Виолетта дошла с трудом — на последнем, крутом вираже она останавливалась и садилась на камни чуть ли не каждые пять минут. Сашу с Олей они нагнали лишь на самой вершине, прямо перед самым восходом.

На вершине суетились японцы, расставляя на всех углах смотровой площадки роскошную аппаратуру. Виолетта немного оживилась — как телевизионщик, она была неравнодушна к любой хорошей оптике. У них–то с собой была лишь простенькая камера и классный «Никон» — подарок «малышу» на Новый год.

— Ой, Сашка, смотри, смотри, и правда — крест! — Оля схватила мужа за рукав, показывая на край горы.

Там, стремительно разгораясь, появилось солнце. Сначала маленькая оранжевая точка, затем шарик, потом — шар… От точки (шарика–шара) в форме креста тянулись в тёмное небо лучи. Сначала бледные, они постепенно становились всё ярче и ярче, словно кто–то невидимый подкручивал рычажок, добавляя света…

Лёвка щёлкал без перерыва. Аппарат у него — зверь. Конечно, не как у этих солнцепоклонников, японцев, камеры, но снимки должны, просто обязаны получиться!

— Лёв, — если у нас не выйдет, вышлешь потом карточки? — взмолилась Оля, приплясывая от холода.

Здесь, в горах, особенно на вершине, была настоящая зима, и даже не верилось, что совсем недалеко, в каких–то полутора часах езды существует тёплое море с раскалённым песчаным пляжем.

— Обязательно, — пообещал Лёвка и обернулся к Виолетте, которая уже отсняла всю кассету. — Сестрица Ви, встань на фоне солнца, у меня ещё несколько кадров есть.