Мыльная опера для олигарха

— Не кружится, — Саша обрадовалась, что смогла наконец заговорить. — Я сама не понимаю, что случилось. Обычно я не боюсь.

— А я в детстве очень боялся высоты, — весело сказал Ершов. — Все приятели надо мной посмеивались. Сами во дворе с крыш гаражей прыгают и меня дразнят. А я стою как вкопанный, ноги словно к земле прирастают, как подумаю, что нужно куда-то забираться, да еще и прыгать.

— И как же вы?.. — Саша посмотрела наверх.

— Хорош бы был наставник, который на земле команды отдает, в то время, как вся община работает на верхотуре, — рассмеялся он. — Я в себе этот страх изжил. Не сразу, конечно. Это уже в армии произошло. Строительство, церковь — это все потом. Я ведь бывший десантник… Однако мы пришли.

Они ступили на небольшую площадку, устланную грубо выструганными досками. Под сводами, державшимися на пяти облупившихся резных колоннах, был укреплен небольшой, по всей видимости, старинный колокол, о чем говорил почерневший узор и многочисленные выбоинки на его поверхности. Николай Ершов заметил, что Саша рассматривает колокол, и проговорил:

— Этому колоколу больше трех веков. Сохранился вместе с колокольней. В шестидесятые его сняли, слава Богу, в металлолом не сдали. Я нашел его в краеведческом музее соседней области. Когда возникла идея реставрации, сразу привез его сюда. Чего это стоило — отдельная история. Но я не мог его не перевезти. С ним связано множество легенд. Говорили, что, когда здесь проносились войны и места превращались в пепелище, и не оставалось ни одного человека вокруг, он все равно звонил. Изо всех сил, на многие километры было слышно. Причем, было точно известно, что звонить было некому. Звонарей еще в Гражданскую извели. — Ершов нахмурился. — А в сорок первом здесь бои шли. Посмотрите, вот там проходила линия фронта. Ох и много же здесь народу полегло! Хоронить погибших было некому. В такое пекло похоронные команды не совались. После освобождения этих земель здесь просто перепахали все тракторами. Поля были совхозные, картошку сажали. А потом и поля забросили.

— Здесь красиво, — тихо сказала Саша, вглядываясь в синеющую даль. Холмистая местность с редкими перелесками распростерлась на несколько километров, поражая воображение и рождая мысли о бесконечности пространства.

— Отсюда можно наблюдать разные по настроению виды, — более буднично произнес Ершов. — Когда я смотрю на эти поля, я не жалею, что провожу здесь пять месяцев в году. А теперь посмотрите в противоположную сторону, — он махнул рукой жестом экскурсовода.

Саша обернулась и подошла к самому краю площадки, обнесенной проволочным ограждением.

Вид на противоположной стороне являл собой абсолютный контраст только что увиденного. За узкой извилистой лентой зеленоватой речки, над которой поднимался пар, упирались в облака мрачные прямоугольные конструкции химического комбината. Казалось, что здесь даже небо было другого цвета — мрачное, тяжелое. Солнечные лучи, преломляясь в клубах дыма, изрыгаемого двумя огромными монументальными трубами, вычерчивали в небесах причудливые образы отвратительных чудовищ, прямо-таки киношных монстров. Монстры угрожающе шевелились и целеустремленно двигались на город. Саша, следя за их движением, перешла по площадке влево — к следующей точке наблюдения. Отсюда были видны маленькие домики, площадь, по которой сновали люди-муравьи, поблескивали рельсы железнодорожного полотна, игрушечный электровоз медленно тащил в гору игрушечные вагоны, крошечные машинки различных моделей катались взад и вперед по желтоватой полоске пригородного шоссе.

— Человеческая фантазия питается земными образами, — проговорил Ершов, проследив за ее взглядом и отступая на шаг. Он вдруг рассмеялся. — Такие мысли мне часто приходят в голову именно здесь. Кстати, вы можете взять мой бинокль, чтобы разглядеть все получше.

— Благодарю, — ответила Саша, по-прежнему борясь со смущением. — Если я не ошибаюсь, эти тучи-чудовища ползут в сторону Питера? Он ведь в той стороне?

— Примерно, — кивнул он. — Но по дороге они развеются. Основная гадость осядет в лесах между Новоладожском и Петербургом. Хотя в Питере и свои монстры в небесах летают. И тоже куда-то направляются.

Саша кивнула и достала из сумки свою маленькую камеру.

— Вы все-таки приехали сюда по делу, — мягко заметил Ершов, не спрашивая, а скорее констатируя факт.

— Конечно, — сказала она. — Я приехала сюда, чтобы найти одного человека. Мне сказали, что он здесь бывает. А еще, — неожиданно для себя добавила она, — наверное, чтобы спрятаться.

Николай внимательно посмотрел на Александру, перевел взгляд на медленно плывущие фиолетовые облака и едва заметно кивнул.

— Это возможно, — проговорил он. — При необходимости в общине может укрыться с десяток желающих. Вам кто-то угрожает?

— Пока нет, — вздохнула Саша.

— Я могу чем-нибудь помочь? — спросил он.

— Наверное… — протянула Саша и сосредоточила свой взгляд на шоссе, на той точке, где оно заворачивало к больничным владениям доктора Неделина. — Скажите, пожалуйста, это ведь здание больницы, я не ошибаюсь?

Ершов подошел к ней вплотную и проследил ее взгляд. Саша машинально ухватилась за его руку.

— Что за чертовщина, прости Господи! — воскликнул он, глядя вдаль.

Александра подняла камеру и взглянула в глазок объектива. То, что с высоты птичьего полета казалось смешной муравьиной возней возле игрушечного домика, обернулось зловещей и необъяснимой картиной. В первую минуту Саша подумала: уж не кино ли здесь снимают? Но окрест что-то не было видно ни съемочной аппаратуры, ни бегающих киношников. Зато стояли возле больницы несколько крытых грузовиков цвета хаки, деловито сновали парни в защитном камуфляже и с автоматами наперевес.

— О, Господи, — пробормотала Саша, заметалась, рванулась к самому краю площадки, вцепилась в перила. — Что там происходит… У вас есть машина?

— Конечно, — кивнул Ершов и, удивленный Сашиной скоростью, с которой она стала спускаться по шатким лестницам, заторопился вслед.

На земле она оглянулась с умоляющим видом и быстро проговорила:

— Я вас очень прошу!..

— Я понял, — серьезно ответил он. — Мне тоже интересно, что там происходит. Но мы вряд ли успеем.

— Я сяду за руль, с вашего позволения, — сказала она. — Успеем… если ехать по холмам.

— За руль я сесть вам не позволю, — твердо произнес Ершов. — Пойдемте, попытаемся подъехать поближе, хотя не уверен, что это благоразумно.

Несмотря на то, что видавший виды, местами помятый джип Ершова с виду являл собой жалкое зрелище, мотор работал, как новенький, машина слушалась водителя беспрекословно, а полосу препятствия проходила с легкостью танка, ни разу не забуксовав в канаве или на крутом подъеме. Хозяин вел свое авто с небрежностью профессионального шофера, а на лице его светилось явное удовольствие, словно он не по пересеченной местности российской глубинки ехал, а по скоростной трассе где-нибудь в Европе. Саша, считавшая себя умелым водителем, не могла не оценить его мастерства.

Минут через пять они оказались на небольшом холме метрах в двухстах от больницы, оттуда просматривалось все происходящее. Ворота больницы оставались распахнутыми настежь, и видно было, как с трудом идущих людей в больничных халатах загоняли в фургоны. Погрузка заканчивалась: два фургона уже были закрыты. Стоящий на крыльце бледный как смерть Неделин пытался убедить в чем-то безликого штатского в неприметном костюме, стоявшего к воротам спиной. Саша начала снимать. Через минуту съемки джип тряхнуло, и она едва не свалилась с сидения.

— Нас в любой момент могут заметить, — пробормотал Ершов, резко разворачивая машину. — Шоссе-то, вон, перекрыто, это здесь охраны выставить не догадались — здесь никто не ездит. Неоткуда. Раньше из колхоза по соседству дорога вела, так колхоза уже давно нет, да и проселка скоро не станет.

Отъехав на безопасное расстояние и убедившись, что маневр их, по счастью, не был замечен, они решили подождать и проследовать за грузовиками. Колонну Ершов и Саша нагнали минут через пятнадцать, чудом угадав на развилке, в какую сторону отправились грузовики. Впрочем… Положа руку на сердце, нужно признать, что чуда в их догадке никакого не было. Просто бывший десантник, которого в армии учили — что к чему, и журналистка, сталкивавшаяся с криминальными историями всю свою сознательную жизнь, вышли из машины на развилке, внимательным оком оглядели следы, оставшиеся на грунтовке, понимающе переглянулись и поехали в нужном направлении. Если кто-то считает такую наблюдательность чудом, Бог ему судья.