Скорпион

Моя гипотетическая схема груба, однако по сути верна. Хотели они или нет, да нарушили незыблемый закон мафии: в деле работают только «свои». А у тех, кто посмел затронуть интересы лапотной, но решительной «козы-ностры», шансов выжить нет. Анастасия, наверняка, подписала себе смертный приговор, ей не помогут даже любимые братья.

Я задумался: приговор подписан, однако надеюсь, ещё не приведен к исполнению — это первое. И второе: коль началась бойня, то, думаю, только с позволения господина Дыховичного. Значит, у меня есть возможность метнуть партию в дурака с Папой-духом, где на кону будут наши грошовые жизни. Вот только бы найти его, умного и неуловимого, для игр на свежем горном воздухе.

Я вышел на автобусную остановку — куда? К теплому морю или к заснеженному пику местного Килиманджаро? В металлической палатке купил бутылку крем-соды и, глотая веселые пузырьки, поинтересовался у старенького человечка в греческой феске:

— А что там, дядя? — и кивнул на горную гряду.

— Москва, однако.

— Не, поближе. На машине минут пятнадцать-двадцать.

— Не понимаю?

— Ну, где можно хорошо отдохнуть, — сказал по наитию и выразительно щелкнул себя по горлу.

— Вах! «Орлиное гнездо», — улыбался в зарешеченное окошко. — Санатория там.

В работе охотника за чужими скальпами случаются и такие милые оказии. Когда бдительные старушки на лавочке или старичок в железном коробе могут сообщить самую бесценную информацию. И не надо никого брать на храпок, то бишь душить. Главное, провести определенную работу, чтобы после задать нужный вопрос в нужное время и в нужном месте. И получить ответ, удовлетворяющий тебя.

То есть хаотичная мозаика из последних событий и моих размышлений складывалась в гармоничную, приятную для глаза картинку. Остается лишь дополнить её конкретными мазками, чтобы сполна упиться тонкой профессиональной работой. Надо — надо ещё потрудиться во славу созерцательного и приятного для души состояния.

И с этой мыслью толкаюсь в маршрутный автобус с туристами. Они галдят и пинаются брезентовыми рюкзаками. Я искренне завидую им. Такие же чувства испытываю и к тем, кто мчит в лакированных скорых авто, мимо нашего автобусного гробика. Стекла автомашин тонированы и лиц пассажиров не видно. Как говорится, каждый у нас имеет право занять место согласно купленным билетам. Любопытно, где продают билеты в такие лимузины с кондиционерами и маячковыми проблесками? Кажется, я знаю ответ и на этот вопрос.

Пофыркивая, автобусик покатил по горному серпантину — катил по обновленному асфальту весело и с туристическими песенками под гитару. И поэтому я ничего не услышал — не слышал как в близких горах ударил громовой раскат. И не увидел как из ребристых скал к сияющей небесной сфере взметнулся столп черно-бархатистого дыма.

Я не мог знать, что в горах погиб армейский МИ-24, возвращающийся на аэродром, и поэтому спокойно прогулялся по набережной, утомленной жарой.

Потом обнаружил, что ноги сами вынесли к городской мэрии. Местная власть функционировала в старинном особнячке с колоннами и мраморным парадным входом. У открытой дубовой двери томились два молоденьких милиционера в летней форме.

Я решил посидеть в тени разноцветного тента местного кафешантана. Спешить, как я считал, мне было некуда. Почему бы и не выпить чашечку турецкого кофе? Утверждают, что он стимулирует работу головного мозга. И то верно: прежде, чем начинать решительные действия, нужно хорошо подумать. И получить фактическое подтверждение своим догадкам.

… Автомобильный кортеж, мне уже знакомый тонированными стеклами, прибывает к старинному особнячку — громкий скрип тормозных колодок и нервные удары дверец. Откормленный морской капустой хозяин городка г-н Каменецкий выкарабкивается из лимузина «BMV-740i» цвета «дельфин». Лев Михайлович солиден барским телом и потешен местечковой физиономией с обвисшими жировыми складками. Горбатый нос похож на пеликаний капкан. Тяжелая одышка. Широко расставляя ноги, очевидно, по причине хронического геморроя, направляется в здание.

Молоденькие милиционеры отдают ему честь, телохранители защищают обвисший задний тыл, водители отъезжают для парковки на стоянку, обнесенную декоративной металлической сеткой. Я смотрю на циферблат. Мои мысли полностью подтверждаются: мэр посетил санаторий «Орлиное гнездо» — эти расчеты трудно объяснить дилетанту, и нужно ли объяснять?

Ну и хорошо, иду уже по набережной, теперь можно и поработать, Алекс…

— Савелий! — кокетливый окрик отвлекает меня от самого себя. — Куда пропал, котик? — И я вдруг осознаю, что обращаются именно ко мне, и узнаю в романтической блондинке Стеллу. — Ты меня совсем забыл, да? Какие мы бессовестные? — Надувает пухлые губки сердечком.

Я целую курортную дурочку в руку, шершавую и холодную, как ящерка в горах, и каюсь во всех грехах. Как верно заметил кто-то из философов: бойтесь женщин, которые вас любят, и бойтесь тех, которые вас ненавидят. Мужчина только зол, женщина — скверна.

— Любовь у нас до гроба, Стеллочка, — и клятвенно обещаю после сиреневого заката посетить танцевальную площадку ДК моряков.

Посмеиваясь над нелепыми случайностями, я продолжил свой путь и прибыл в Управление в хорошем расположении духа. Встретили меня там неистовым воплем:

— Синельников, ты?!

— Я, — подтвердил я.

— Живой?!

— А что случилось? Почему должен быть другим?

Через минуту я уже находился в кабинете полковника Петренко и отвечал на вопросы: где, когда, с кем и почему? Руководитель нервничал и лица, как говорят в таких случаях, на нем не было.

— А что произошло, Степан Викторович? — не понимал.

— А то, что МИ-24 расшибся, Синельников, — отвечал полковник. Погуляли, сукины дети! — И признался. — Мы думали, ты тоже там… в братской могилке.

— А нашли место падение?

— Группы Руденко-Хренникова работают.

— Разрешите и мне.

— Там и без тебя народные гулянья, — отмахнулся полковник. — Что по Шкурко?

Я высказал ряд соображений по делу на горном серпантине. До конца не был откровенен. И не только потому, что не доверял руководству. Я чувствовал, что ситуация усложняется до такой степени, что постороннее участие в разрешении моих проблем в поисках Папы-духа могут мне только помешать. Полковник слушал невнимательно, и я его понимал: в тишайшем эдемском уголке и такие кровавые шоу.

Тревожный телефонный звук прерывает нашу унылую производственную сцену. Петренко рвет трубку и я вижу, как его крупное лицо багровеет от гнева:

— Как сбили?! — не верит сообщению. — Стабилизатор от «стингера» нашли, — недоумевает. — Них… я себе войнушка! Что же это такое?

А я все понимаю: кто-то хорошо контролирует ситуацию и уничтожает всех, кто так или иначе связан с проблемой, возникшей по шалости Анастасии. Теперь калейдоскопическая картинка для меня обрела четкий узор, где цвет крови преобладает над другими цветами. Остается лишь практически отработать рабочую версию, чтобы убедиться в своей правоте и выполнить «заказ» по заслуженному наркобарону республики, для которого чужие жизни не стоят и гроша ломаного.

Я торопился, убежденный, что девочка обречена на смерть. Во имя процветания прибыльного бизнеса и в назидание другим. Ее братьям раньше или позже будет поставлены определенные жесткие условия. И нет никакой уверенности, что они не пожертвуют её жизнью.

Мои действия и передвижения по городку и побережью для постороннего взгляда были хаотичны: сначала я прогулялся по тихому переулочку имени Александра Грина, затем на частном авто покатил к дорожной бригаде, ремонтирующей шоссейное полотно, и переговорил с пролетариатом о том, о чем давно хотел, после уже на другой частной машине поехал в дальний рыбный поселок Пески и полюбовался сиреневыми (ау, Стелла!) закатом, потом вернулся в Управление, чтобы получить дополнительную информацию по гражданину Суховею И.С., и, наконец, уже в благоухающих потемках прошел к железнодорожному вокзальчику. Там было безлюдно и безмолвно, точно в старенькой полуразрушенной атеизмом церквушки: прибытие новых поездов ожидалось только утром. На всякий случай изучил расписание, затем извлек из автоматической камеры хранения спортивную сумку, где находились предметы, скажем так, первой необходимости для боевой работы menhanter.