Винни Ковальский - гнус частного сыска (СИ)

- Ах, душенька, - Ковальский томно закатил свои всё ещё синие глаза, - что наша жизнь, как не сплошной цирк?

Эта невинная фраза оказалась пророческой. Солнце уже приняло ярко-алый оттенок и повисло над морем, когда Ковальский и девушки, подплывая к берегу, вдруг увидели у кромки воды лысого толстяка, отчаянно машущего рукой. По застиранной серой рубахе и таким же шортам они мгновенно узнали полковника Кейна, соседа Лизы и Анджелины по этажу. За ним маячила фигура жандарма французской полиции.

- Мистер Ковальский... мисс Бэнкс... мисс Вуд! Быстрее сюда! - сипел Кейн. По берегу к ним подбежал мокрый Солгрейв.

- В чём дело, полковник?

- Что у вас стряслось? - Ковальский выбирался из воды, прихрамывая на камешках. Лицо Кейна было багровым.

- Лемке...

- Monsieur LИmkИ est tuИ, - сурово сказал жандарм. Солгрейв не был силён во французском, но что такое tuer, он знал.

- Давно пора было, - хмыкнул Ковальский, отжимая на себе купальный костюм. Солгрейв стиснул его костлявое плечо.

- Винни, боюсь, это не шутка.

- Какие уж тут шутки! - горестно проговорил полковник Кейн. - В доме полно полиции.

- Ч-чёрт... - пробормотал Солгрейв и посмотрел на жандарма. - Eh... bien?

- Habillez-vous, messieurs, - чеканя слова, произнёс жандарм. - Et vous, mademoiselles. Allons !

4.

Комиссар полиции Клод Лакан стоял на выложенном каменной плиткой полу кухни и смотрел себе под ноги. Там, на полу, лежал Йозеф Лемке, состояние которого было очевидно и несомненно. На теле не было повреждений, кроме чёрно-лилового синяка на левом виске. "Прямо по писаному, - кисло подумал Лакан, - удар тупым предметом. Профессионально врезали, ничего не скажешь". Жильцы виллы испуганно перешёптывались по-английски. Хозяйка с кухаркой опасливо жались к стене.

- Что здесь происходит? - послышался звучный женский голос с английским акцентом. Профессор Рипли, в малиновой пижаме и с папильотками в крашеных буклях, властно протолкнулась сквозь толпу. - Неужели убили кого-то?

- Да, мадам, постояльца с третьего этажа, - ответил Лакан. - Жандармы не могли до вас достучаться.

- Вот так дела! - воскликнула профессор Рипли, разглядев труп. - Спастись из нацистской Германии - и умереть за столом, намазывая хлеб маслом!

Маслёнка с растаявшим маслом всё ещё стояла на столе. Кусок хлеба отлетел в сторону. Табурет был опрокинут, но били не им - по характеру синяка Лакан мог это определить с точностью. "Хороши достижения дактилоскопии, - подумал он, - если отпечатки снимать не с чего". Ничего похожего на улики. Вот только...

Что-то белое валялось под табуретом. Комиссар натянул перчатки, приподнял табурет и вытащил это. В его руках оказался смятый бумажный веер с китайским рисунком.

- Чьё это? - поинтересовался он. Сердце у Солгрейва ухнулось куда-то в желудок. Не узнать этот веер было сложно.

- Моё, - Винни Ковальский глупо хихикнул, как будто находил положение нестерпимо забавным. - Должно быть, выпал из кармана пижамы.

- Когда вы заходили на кухню?

- Около пяти часов.

- Сейчас почти восемь, - комиссар сделал пометку в записной книжке. - Мсье Лемке был на кухне?

- Ну разумеется, - пожал плечами Ковальский. - Ел свои бутерброды, как всегда.

- И что случилось потом?

- Я взял из холодильника лёд и ушёл.

- Вы утверждаете, что мсье Лемке был в тот момент ещё жив?

- Если вам угодно, - ответил Ковальский. - Хотя на мой вкус, вряд ли жевание бутербродов на кухне можно считать жизнью.

- Мсье Ковальский, шутки здесь неуместны, - нахмурился комиссар Лакан. - Тем более в вашем положении. Вы, очевидно, последний, кто видел мсье Лемке живым. Ваш веер оказался на месте убийства. А жильцы единодушно показали, что вы, мягко говоря, недолюбливали покойного.

- Что за вздор! - Ковальский оправил бабочку. - Мало ли кого я не люблю! Например, я не люблю крыс, детей, спортсменов, методистов, незамужних тётушек, оксфордских леваков, завсегдатаев английских клубов, бизнесменов, политиков и рекламных агентов. Это, как вы понимаете, ещё не повод их убивать. Да я и убивал в жизни только тараканов.

- Вы закончили ваш список? - терпеливо спросил комиссар. - А теперь будьте любезны отдать ваш паспорт. Вы заключаетесь под домашний арест. Отвозить вас в участок, думаю, пока излишне.

Джереми Солгрейв, который из этого диалога понял только то, что его друг попал в серьёзную переделку, побледнел.

- Mais c'est impossible, monsieur le comissaire ! - вмешался он, с трудом подбирая французские слова. - ParГ que... parГ qu'il est detectif privИ !

- Частный детектив? - смуглое лицо комиссара перекосилось. - Ох уж эти англичане со своими романами! Вы пытаетесь убедить меня, что такая профессия существует на самом деле?

- Мсье комиссар, - Винни Ковальский учтиво приложил ладонь к сердцу, - этот вопрос лучше задать Скотланд-Ярду, откуда мой друг уволился в прошлом году. Я думаю, вам не составит труда позвонить туда и справиться о нас.

- Будьте спокойны, позвоню и справлюсь, - ядовито сказал Лакан. - Только на вилле нет телефона, а покуда я съезжу в участок, будьте любезны посидеть в своей комнате под охраной жандарма. Заодно я получу ордер на обыск всех номеров на вилле, включая ваш. Посмотрим, как вы спрячете орудие убийства, не выходя из комнаты.

Английские постояльцы были ошеломлены таким поворотом событий.

- Господи! - ужаснулась Анджелина Вуд. - Вы же не могли на самом деле убить его?

- Честно признаться, я бы хотел, чтобы это был я, - кокетливо ответил Ковальский по-английски. - Но жаль, жаль...

- Вы спятили! - заявил полковник Кейн. - Лемке был английским подданным. Вас же могут экстрадировать в Англию, а тогда вас точно повесят!

- Душенька, вы осёл, - сквозь фальшивые зубы произнёс Ковальский и вновь перешёл на французский язык: - Monsieur le comissaire...

- Oui ? - откликнулся Лакан. Этот странный старикашка с подведёнными глазами и чёрной шапочкой на лысине начал его занимать - потому, что он был не настоящий англичанин, потому, что он говорил по-французски куда приличнее коренных жителей туманного Альбиона, но при этом излучал фантастическую придурь в концентрации, способной переангличанить любого англичанина. Если это был преступник, то либо совершенно невменяемый, либо необыкновенно хитрый.

- Мсье комиссар, - повторил Ковальский, - мне кажется, кое-какие сведения были упущены. Я готов показать под присягой, что видел мадемуазель Бэнкс и мадемуазель Вуд спускающимися вниз по лестнице после того, как вышел из кухни.

Его слова возымели неожиданное действие. Лиза бросилась на него, как разъярённая кошка.

- Скотина! - взвизгнула она. Раздался звучный хлопок. Взгляды всех присутствующих сосредоточились на Ковальском. Он стоял с мрачной улыбкой, опираясь на трость, и на его морщинистой щеке, с которой осыпалась пудра, горел малиновый след пощёчины.

- Какой темперамент, милочка, - спокойно заметил он. Комиссар поднял голову от записной книжки.

- Отлично, - саркастически проговорил он. - Но ведь вы не видели, чтобы они входили на кухню после вас?

- Не видел, - согласился Ковальский. - Но я не могу доказать и то, что они туда не входили.

- Прекрасно, - ещё суше отозвался Лакан. - В таком случае никто не выйдет с этой виллы вплоть до специального разрешения. Жандармов я поставлю у входа.

5.

Комиссар Лакан курил, сидя на выщербленных мраморных ступенях виллы "Розмарин". Он пытался обдумать сведения, свалившиеся на него в течение дня. Седовласый румяный англичанин действительно оказался отставным инспектором Скотланд-Ярда, и с очень хорошей репутацией. Что касается накрашенного психа со славянской фамилией, то о нём английская полиция также дала благоприятный отзыв, которому, однако, Лакан поверил меньше - так как в этом отзыве чувствовался душок сенсационности. Возможно, в прошлом у старика были какие-то заслуги, но сейчас он был явно не в себе, а его антисемитские выпады в адрес Лемке были подтверждены показаниями нескольких свидетелей. "Известно, какую гремучую смесь может дать комбинация психической болезни и шовинизма, - подумал комиссар, - Гитлера всем миром расхлёбывали до сорок пятого года".