Сорвать банк в Аризоне

— Я прибежала домой, и мне было очень страшно, — жаловалась Инка мне, вторично переживая произошедшее и постепенно переходя к негодованию. — Я позвонила ему и все рассказала, и знаешь, как он ответил? Он расхохотался! Он сказал, что все прошло, как он и задумал, и не только тебе не сносить головы, но и я теперь у него на крючке. Если хоть что-нибудь подобное повторится, сказал он, я окажусь в тюрьме, поскольку он записал мой утренний звонок на пленку. У него в руках есть теперь страховой полис для нашего брака — именно так он выразился. А если я буду вести себя хорошо, то все будет в порядке — ведь, в случае чего, это будет просто «твои слова против моих слов». Подумай — страховой полис! Давай-ка мы еще выпьем! — И, не дожидаясь меня, Инка налила очередной стаканчик.

Наконец-то все стало на свои места. Хитрец Джим решил одним ударом и запугать жену, и уничтожить соперника. И, в общем, ему это почти удалось. Но именно — почти. Во-первых, я не верил в прочность брака, основанного на компромате против жены. Я бы посоветовал Джиму лучше поторопиться со своим лечением от бесплодия. И меня уничтожить ему тоже не удалось, пусть и по чистой случайности. Ведь это я, а не ФБР первым обнаружил Инкин отпечаток на моем компьютере и понял, как было дело. Впрочем, мне на руку сыграла и Инкина истерика в ФБР, которую Джим не предусмотрел — хотя, конечно, он не мог предвидеть, что Инка будет присутствовать при моем допросе.

Казалось бы, разгадав эту загадку, я должен был ощутить удовлетворение, как бывает, когда находишь в программе запутанную ошибку и программа вдруг начинает выдавать правильные результаты. Однако такого чувства у меня не было. Да, я узнал, кто и как совершил кражу, в которой меня обвиняют и которая так беспокоила Сэма. Но как я докажу, что я прав, другим людям — тому же Сэму? Джим, может быть, и не достиг своих целей, но он по-прежнему вне всяких подозрений. Даже если Инка признается в открытую — а это крайне сомнительно, — то кто поверит жене, только что изменившей мужу? И тогда заветный компьютер, через который я только и могу дотянуться до своих пятидесяти тысяч, так и останется недосягаемым.

Единственным человеком, кто знал правду и кому бы поверили, был, как ни печально, Джим. Печально — потому что за правдой мне теперь надо было ехать к нему в Чирикахуа и попытаться нажать на него. А нажимать на человека, с женой которого ты переспал всего два дня назад — причем ему об этом известно — очень нелегко. И даже, кто знает, может быть попросту опасно. Я, во всяком случае, этого не знал, поскольку в подобные ситуации никогда раньше не попадал.

Впрочем, одна идея о том, как справиться с Джимом, у меня все-таки была. И попробовать стоило — где наша ни пропадала! Но надо было уточнить еще некоторые подробности.

Инка задвигалась, выбираясь из-под моей руки и попыталась встать, но пошатнулась и снова приземлилась на диване. Ликер «Айриш крим» был не таким уж безобидным, а перенервничала она вчера и сегодня здорово. Ей-Богу, таких потрясений она не заслужила, хотя и чуть не отправила меня в кутузку.

— Инночка, — спросил я, — а что стало с тем ключом, который он тебе давал? — Я тоже, как и Инка, избегал называть Джима по имени. — Ключ сейчас у тебя?

— Нет, — сказала Инка, уже с трудом выговаривая слова — когда я звонила ему утром, он велел положить ключ в конверт и по почте отправить к нему в мотель. Я так и сделала. Маленький такой плоский ключик, и к нему большой брелок привешен, кожаный, ярко-красный, тоже плоский.

— А адрес мотеля ты знаешь? — спросил я опять.

— Это в Вилкоксе, — позевывая, ответила Инка, — там он один такой. Ленчик, скажи, что мне делать? Неужели я так и буду на крючке висеть всю жизнь?

— Инночка, радость моя, — сказал я проникновенно, — не бойся, я тебе помогу. Тебя в постельку не проводить?

Инка выпрямилась и, наконец, встала.

— Нет, спасибо, — твердо ответила она. — Я сама доберусь. Вот только розы с собой возьму. До свидания, Ленечка.

Глава 10. Чирикахуа

Заповедник Чирикахуа расположен в ста двадцати милях на восток от Тусона, близ города под названием Вилкокс. Это небольшой городок — в нем живет чуть больше трех тысяч человек, — но его можно найти на любой настенной карте Соединенных Штатов. Дело в том, что между Тусоном и Вилкоксом на карте ничего нет — эти два населенных пункта разделяет пустыня Сонора. А соединяет их хайвей номер десять, который сначала незаметно спускается с горного плато, где стоит Тусон, а затем, столь же плавно, поднимается вверх на уровень Вилкокса. Как и все федеральные дороги в Америке, хайвей номер десять состоит из четырех полос — двух в одном направлении и двух в другом, — причем оба направления разнесены на приличное расстояние друг от друга. Хайвей в прекрасном состоянии, потому что ни настоящего снега, ни сопутствующей ему соли он никогда не знал, а мелкий текущий ремонт проводится вовремя. Одним словом, автопробег из Тусона в Вилкокс должен занимать часа два и не доставлять водителю никаких хлопот.

Однако, всякий автопробег зависит, кроме автострады и водителя, еще и от автомобиля. А как поведет себя мой старичок «Шевроле-Камаро» на хайвее на большой скорости, я понятия не имел. Поэтому я решил отправиться в свою экспедицию пораньше, прямо с восходом солнца в шесть утра, на случай, если придется ехать медленно. Была и еще одна причина для раннего выезда, очевидная для всякого аризонца, у кого кондиционер в машине не работает — рано утром не так жарко.

Так я и сделал. В половине седьмого я уже катил на восток, в сторону слепящего солнца, по гладкому асфальту. Перед выездом я заправил «Камаро» и даже начисто протер ветровое стекло. Попутных машин было немного. Утренний поток шел в основном в другую сторону — люди ехали в Тусон на работу. Через миль десять выяснилось, что восьмицилиндровый мотор моего автомобиля без труда мог бы развить скорость до ста миль в час — но тогда машина попросту развалится. Разумный компромисс между мотором и остальными частями «Камаро» достигался на скорости чуть меньше шестидесяти миль в час, которой я и стал придерживаться. Эта скорость давала еще и дополнительный плюс — она была существенно ниже официального предела скорости в семьдесят пять миль в час, установленного штатом Аризона. Таким образом, дорожной полиции я мог не опасаться.

Вообще-то, область между Тусоном и Вилкоксом — это только маленький северо-восточный участок огромной пустыни Сонора, которая покрывает собой всю юго-западную Аризону, задевает юго-восток Калифорнии и тянется далеко на юг в Мексику, до берегов Калифорнийского залива. Хотя самая высокая в мире температура наблюдалась в Долине смерти в соседней пустыне Мохаве в Калифорнии, Сонора считается, в среднем, самой жаркой пустыней в Северной Америке. Эти сведения я почерпнул в местном зоопарке под названием «пустыня Сонора-Аризона», где очень большое впечатление на меня произвели хамелеоны — я как-то раньше не думал, что не только цвет, но и рисунок их кожи меняется в зависимости от окружения.

Но тусонский зоопарк невелик, от силы два-три гектара, а сейчас, когда горные хребты, окружающие Тусон, расступились, пустыня легла по обе стороны дороги до самого горизонта. В этой пустыне не было песка, только серая земля, камни, глина, редкие кустарники и всевозможные кактусы — от маленьких приплюснутых лепешек до трехметровых ветвящихся столбов кактуса сагуаро, который не растет нигде в мире, кроме пустыни Сонора. Высоко над дорогой иногда кружился орел, высматривая добычу — суслика, змею или, на худой конец, мышь. На десятки миль кругом природа здесь не знала вмешательства человека, и странным казалось, что это необъятное безлюдное пространство — часть той же самой страны, где есть такие супергорода как Нью-Йорк или Чикаго.

В том же зоопарке я видел огромные глянцевые фотографии кактусов, усеянных цветами самых различных оттенков — от красного и желтого до нежно-сиреневого и лилового. Мой молодой друг Билл тоже рассказывал, как красива пустыня вокруг Тусона весной, когда кактусы расцветают. Но мне не довелось сегодня взглянуть на эту красоту — за весь апрель еще не выпало ни капли дождя, а без воды кактусы могут терпеть долго, но цвести не будут. В самом Тусоне были энтузиасты, которые весной поливали кактусы неподалеку от своих домов, и иногда такой кактус и вправду выбрасывал цветы даже в марте. Однако здесь, в пустыне, пока что все было уныло — пыльно-зеленые и коричневатые цвета преобладали.